Кэтрин Стоун - Жемчужная луна

– У меня есть другой план, – мягко возразила Ив, – начиная с понедельника я перееду в нашу квартиру, и мы будем жить вместе.

– Ты собираешься прятаться?!

– Не прятаться, а любить. Ну, пожалуйста! В Австралию мы сможем уплыть в любое время.

– Ты уверена, что так будет лучше?

– Абсолютно.

– Я люблю тебя, Иванджелин!

– Я тоже люблю тебя, Тайлер! – прошептала она. – Увидимся в понедельник.

Пробило ровно полночь, когда Алисон открыла дверь мужчине, которого она полюбила. Сегодняшняя катастрофа наложила на него свой отпечаток, на лице залегли глубокие тени.

– У вас не слишком бодрый вид, – тихо сказала она.

– Зато у вас – великолепный.

– Это платье сшила мне Джулиана Гуань на Новый год.

– Я говорю не о платье, Алисон, – спокойно поправил ее Джеймс. – Я говорю о вас.

В гостиной их ожидало шампанское. Когда Джеймс наполнил бокалы, Алисон подняла тост.

– За «Нефритовый дворец»!

Джеймс сначала слегка опешил, а потом, чокнувшись с ней, повторил.

– За «Нефритовый дворец»!

Отхлебнув немного пенящейся золотистой жидкости, Алисон начала, стараясь говорить как можно спокойнее:

– Мейлин рассказала мне, что в конце вашей сегодняшней встречи вы сказали: «Если причиной всему этому я, то приношу вам свои извинения». Она, конечно, не имела понятия, что вы хотите этим сказать, но я подумала, что вы, вероятно, считаете, что виновник гибели Гуинет подстроил всю эту историю с отелем?

Некоторое время Джеймс не отвечал, просто разглядывая ее. «Как она смела, – подумал он, – и как прекрасна».

– Поэтому вы и пригласили меня сегодня? – тихо спросил он. – Вы знали, что мне больше не с кем обсудить эту проблему, и решили, что я нуждаюсь в том, чтобы поговорить об этом.

Алисон кивнула, и от этого огненные пряди упали ей на лицо, а щеки вспыхнули от смущения.

– Вы могли бы обсудить это еще с тем инспектором из Скотленд-ярда, не так ли?

– Да.

У Алисон перехватило горло от волнения.

– Значит, вы в самом деле думаете, что ее… убийца повинен и в этом?

– Это возможно, Алисон. Но в Гонконге есть немало застройщиков, которые будут потирать руки, если рухнет моя репутация, пусть на время, чтобы кое-какие лакомые контракты достались им, а не мне. Ясно одно: кто бы это ни подстроил, он все продумал очень тщательно. Все было, скорее всего, задумано еще до начала строительства.

– Мейлин сказала мне про внезапную болезнь Чжань Пэна в июле, неужели его отравили?

– Скорее всего. Было, наверное, не так-то просто все рассчитать и вывести Пэна из строя точно в день заливки фундамента, но это было проще, чем найти двух рабочих, написавших эти письма. По всем данным, это весьма почтенные граждане. Никто из них не заподозрен в подкупе. Впрочем, не исключено, что по разным обстоятельствам, например, чтобы защитить кого-либо из домашних, они могли поддаться на шантаж.

– А есть какие-либо подтверждения этому?

– Пока нет, – Джеймс усмехнулся. – Но примерно час назад началось непредвзятое расследование этого дела. – Ухмылка исчезла с его лица. – Даже если мы обнаружим шантаж, добраться до главного паука будет не так-то просто; наверняка он действовал через нескольких посредников. Единственная надежда на то, что его план сработает до конца.

– До конца?!

– Ну да, банк уже потребовал с меня долг. Я же, вместо того, чтобы отдать деньги, отдам им отель. Они выставят его на аукцион, и кто-то купит его очень дешево.

– И это и будет убийца? – Алисон нахмурилась, едва произнеся это слово. Она сильно сомневалась, что смертельный и хитроумный враг так глупо обнаружит себя.

– Если только нам повезет, – ответил Джеймс.

Даже если весь этот план по дискредитации «Нефритового дворца» и Джеймса придумал убийца Гуинет, вряд ли он захочет заполучить отель в качестве трофея; с него будет достаточно того, что доминированию Джеймса на рынке земли в Гонконге положен конец. Монстр, довольный своей вылазкой, наверняка уже вернулся в свое логово.

Однажды Джеймсу Дрейку нанесли тяжелый удар, но узнав правду о гибели жены и нерожденного сына, он смог оправиться благодаря горевшей в нем жажде мести. Теперь ему – или по крайней мере его империи – нанесли новый удар. Наверняка он снова оправится, и через несколько лет чудовище, снова почувствовав угрозу, нанесет новый удар и снова исчезнет, и…

– Неужели вы собираетесь положить всю жизнь на то, чтобы получить шанс отомстить, шанс, который может не прийти никогда?

– Нет, – тихо ответил Джеймс. – Не собираюсь.

– Не собираетесь?

– Нет, – улыбнулся Джеймс, нежно глядя в светлые глаза любимой. Алисон не поняла смысла его слов, но ощутила какую-то надежду. Немного помолчав, он серьезно добавил: – Я хочу поймать его и наказать за все, что он сделал. И я никогда не перестану хотеть этого, Алисон. Но я собираюсь пересмотреть свою роль в этом деле.

– Вы всегда хотели убить его своими руками, – спокойно сказала Алисон. – Я буду рада, если вы откажетесь от этого плана, Джеймс. Несмотря на все зло, которое он причинил, я думаю, было бы трудно… в психологическом плане… сделать это.

– Возможно, – согласился он, хотя сам нисколько не сомневался, что прикончит это чудовище без малейших колебаний и угрызений совести. – Но не поэтому я собираюсь отказаться от этого плана, Алисон. Это из-за вас… из-за нас.

Его голос был нежен и тих, в серебристых глазах светилась любовь, и у Алисон, наконец-то понявшей, к чему он клонит, от счастья засверкали глаза.

– Из-за нас, Джеймс?

– Алисон, я люблю вас. Я думал, что никогда уже не смогу полюбить снова, но я полюбил, полюбил вас.

– Я тоже люблю вас, Джеймс! – Ее душа взлетела высоко-высоко, она пела от восторга, но… – В сентябре вы хотели, чтобы я уехала из Гонконга…

– Я думал, что вам тут небезопасно оставаться.

– А теперь? Когда случилась эта история с «Нефритовым дворцом»? Что, если…

Джеймс улыбнулся, остановив поток ее слов.

– Я не хотел отпускать вас, не признавшись в любви и не объяснив, почему я хочу вашей безопасности. Я уже давно решил отказаться от своих планов, перестать дразнить его. – Джеймс пристально посмотрел на женщину, не испугавшуюся и полюбившую его даже после того, как он жестоко оттолкнул ее. И его рука, годами мечтавшая только убивать, мечтая теперь о любви, нежно коснулась ее лица. – Вы выйдете за меня замуж, Алисон? Вы станете моей невестой?

– О, Джеймс! – прошептала она. – Конечно, да!

Она была хрупкой и нежной бабочкой.

А он был сильной и быстрой пантерой.

Благодаря ему она обнаружила, что у нее есть крылья и она может летать.

Благодаря ей он вышел из своей клетки.

Но Джеймс был все еще голоден, он изголодался по ней.

Ее зеленое платье с серебряными звездами и изумрудными бабочками лежало на стуле, а его черного фрака вообще не было видно в темноте. Они лежали в постели, обнимаясь, целуясь, шепча друг другу слова любви.

Их глаза, полные любви, сияли серебром и изумрудами… и вдруг Джеймс прочел в ее глазах какую-то неуверенность.

– Алисон?

– Джеймс, я никогда раньше не занималась любовью!

Это было потрясающее откровение, радостное и тревожное одновременно. Алисон ведь собиралась выходить замуж, так что он думал…

Его сильные руки нежно отодвинули тронутые лунным сиянием огненно-рыжие пряди с ее прекрасных глаз.

– Ты ждала первой брачной ночи? – нежно спросил он. – Может быть, тогда мы тоже подождем?

– Нет, – прошептала в ответ Алисон. Огоньки неуверенности в ее глазах погасли, и никогда ее изумрудные глаза не сияли таким ярким светом, никогда еще не были так бесстрашны. – Я ждала не первой брачной ночи, Джеймс. Я ждала тебя.

Мейлин вернулась в «Ветра торговли» после часа ночи. Она несколько часов провела на улице, на холодном ветру, теперь несколько часов проплавает в теплой воде бассейна и, наверное, вообще не ляжет спать. Все ее существо горело ожиданием, нетерпением.

Причиной этому был завтрашний план стать маленькой частичкой многотысячного митинга, оказаться рядом с матерью.

А на другой стороне залива так же волновался Гарретт Уитакер, направлявшийся в «Пининсулу». Он снова здесь. Зародившийся в Южно-китайском море шторм был не единственной погодной неприятностью на планете: ливни и ураганный ветер обрушились и на Сан-Франциско. Почти на шесть часов откладывался авиарейс на Гонконг.

Но вот он здесь, и всего через двенадцать часов увидит Джулиану. Гарретт знал, что сегодня он не уснет. Его сердце предчувствовало: должно случиться нечто необыкновенное.

Каптэн'с бар

Отель «Мандарин Ориентал»

Пятница, 10 декабря 1993 г.

У нее дрожали руки, отчаянно билось сердце и путались мысли. После всех этих лет она снова должна встретиться с Гарреттом, и как ни велика была ее радость, все чувства Джулианы заглушал страх.

Их любовь была высшим ощущением в ее жизни. Это была ее суть, то, чем она являлась и чем хотела бы быть: любимой женщиной Гарретта Уитакера. Шесть дней, проведенные вместе с ним, озарили ее душу навсегда, и до сих пор этот золотистый свет хранил и поддерживал ее.

Но что, если этому пламени предстоит угаснуть? Что, если Гарретт Уитакер сейчас признается ей, что это было всего лишь наваждение? Просто отдушина для солдата в кровавой мясорубке войны?

Джулиану это вовсе не интересовало. Но она не могла заставить себя не думать о том, что может произойти сегодня: совсем скоро, блестя своими чудными изумрудными глазами, он начнет вспоминать о проведенных вместе днях, о том, сколько глупых слов они наговорили друг другу. Этот образ будил в ней какие-то опасения, что-то предупреждало: после такого откровения золотистое пламя, питавшее ее, может погаснуть.

От Гарретта вовсе не требовалось любить ее до сих пор. Об этом нечего было и мечтать; главное, о чем молилась Джулиана, – чтобы он не разрушил ее воспоминаний.

А что, если ее молитвы подействуют? Что, если Гарретт все эти годы хранил, как и она, воспоминания об этих шести днях, как святыню? Эта мысль пугала Джулиану еще больше, ведь в его памяти она осталась восемнадцатилетней девушкой, а не сорокашестилетней женщиной.

Теперь настала пора посмотреть на эту сорокашестилетнюю женщину: хотя от «Жемчужной луны» до «Мандарин Ориентал» недалеко, но на улице страшный ветер, так что надо посмотреться в зеркало, поправить волосы. Потому-то она и пришла пораньше.

Прибирая выбившиеся черные и серебряные пряди и укладывая их в узел на затылке, она обратила внимание на тонкие морщинки под глазами и трясущиеся руки.

Ее некогда такие нежные пальчики от монотонной и тяжелой работы стали такими некрасивыми – совсем не то, что должен был помнить Гарретт.

«Я не могу видеть его, не могу!» – «Но тебе придется. Ради дочери. Иди».

У Гарретта Уитакера тоже колотилось сердце от радости и от страха. Вот уже несколько месяцев он давал себе волю и фантазировал о самом заветном, самом сладостном: как он вернется в Гонконг, в это чудесное место, где жила его любовь!

Но Гонконг двадцативосьмилетней давности, за исключением «Пининсулы» и паромов Звездной линии, исчез. Он уже и в то время казался оживленным и современным городом, но это было ничто в сравнении с новым Гонконгом.

Гарретт любовался этим новым городом, его незнакомыми очертаниями с палубы парома «Мерцающая звезда». Золотистые небоскребы сияли в лучах солнца, как гигантские золотые слитки на фоне серо-стального неба. И даже на пике Виктории белела новая корона!

«Что же сталось с невинной восемнадцатилетней девочкой и усталым двадцатичетырехлетним пилотом, обретшим радость и счастье любви? – подумал он. – И где, где теперь те волшебные места, где мы бродили влюбленными?»

Все исчезло. Все – и девочка, и летчик, и места, где они любили. Джулиана и Гарретт изменились, как и Гонконг. Оба достигли успехов в жизни, и вполне естественно, что для места новой встречи был избран бар, где за ленчем заключались миллиардные сделки.

Гарретт, подходя к отелю «Мандарин», испытывал только печаль. Он не хотел, чтобы прежние летчик и девочка умирали, в его сердце они жили всегда, молодые и счастливые; когда бы он ни вспомнил о Джулиане, его душа снова становилась юной, и весь мир озарялся прекрасным светом.

Неожиданно шаги Гарретта замедлились. Может, было бы лучше навсегда остаться наедине с воспоминаниями и мечтами о том, что могло бы быть, если?.. Но его сердце говорило, что все поразительные совпадения последнего времени – это дело рук судьбы, что они с Джулианой уже расплатились со всеми долгами… Но ведь судьба никогда не была благосклонна к их любви; а что, если впереди ждет самое жестокое ее наказание?

Она уже была в ресторане, сидела на золотисто-рыжем диванчике, отделенном от других посетителей замысловато гравированными стеклянными перегородками. И она была не одна: рядом с ней стояла какая-то элегантно одетая женщина, они болтали о чем-то, и это дало Гарретту возможность немного рассмотреть ее.