Более всего ее угнетало то, что мать очень страдает от происходящего. Она очень похудела и побледнела в последнее время, занимаясь поисками подходящего жилья в Чичестере. Стараясь хоть как-то помочь матери, Джулия ежедневно отправлялась верхом на поиски дома в предместьях города. Однако фермеры просили за более или менее приемлемое жилище такую плату, которую Анна не могла себе позволить. Не собираясь сдаваться, девушка решила поискать счастья в более отдаленных деревнях. Если бы ее мать не была столь занята, она обязательно хватилась бы дочери, но при той суматохе, которая царила в те дни в Сазерлее, Джулия могла пропадать сколько угодно. Никто не искал ее.

Джулии удалось найти в деревне под названием Восточный Лавант небольшой домик, который как раз покидали его обитатели. Дочь забирала к себе престарелую мать, за которой уже требовался уход. Домик находился в крайне запущенном состоянии, но привести его в порядок не составляло большого труда. Обеспокоенная дочь обрадовалась тому, что так быстро сможет сдать жилище своей матери подходящим людям.

Вернувшись в Сазерлей, Джулия сразу же бросилась искать мать, чтобы сообщить ей о доме с просторными комнатами, из которых открывался вид на холмы, что должно понравиться Кэтрин. Она прибыла домой как раз после возвращения Анны из Чичестера. Прежде чем дочь успела сообщить матери свою новость, та сказала ей, что сняла дом в городе. Голос ее при этом звучал вяло и безжизненно.

— Дом находится в старом районе. Боюсь, что он не в очень хорошем состоянии, но там мы будем предоставлены сами себе, и арендная плата не слишком высока.

— Но, мама! Я нашла хорошее жилище в Восточном Лаванте!

Анна не выразила энтузиазма по поводу этого сообщения.

— Это слишком далеко.

— Совсем недалеко!

— Нам придется идти туда пешком.

— Но у нас есть мой конь, Карл.

Анна отвела взгляд.

— Скажу тебе одно: Карл будет нам слишком дорого стоить, — на ее глаза навернулись слезы, когда она увидела скорбное выражение лица дочери. — Пока что мы не станем продавать его, но надо обо всем подумать заранее.

Джулия только кивала, не в силах произнести ни слова: так огорчили девушку слова матери. Затем она выдавила на лице подобие улыбки:

— Я понимаю. Но мы пристроим его в хорошем доме, не так ли?

— Конечно! — они обе одновременно кинулись в объятия друг друга. Было ясно без слов, что в неведомом будущем от них потребуется большое мужество, ибо кто знает, через какие невзгоды еще придется пройти.

На следующий день Джулия поехала с Анной посмотреть дом. Увидев его, она упала духом. После залитого солнцем Сазерлея этот дом показался ей мрачной тюрьмой: окна из толстого стекла, маленькие комнаты с низкими закопченными потолками, лестница — такая узкая и шаткая, что Кэтрин придется разместить на первом этаже, в комнатушке за кухней, из окна которой видны лишь стены соседнего дома.

Видя, с каким нетерпением Анна хочет услышать ее мнение, Джулия с веселым видом стала осматривать помещение.

— После того как мы побелим потолки, перевезем сюда мебель и ковры из Сазерлея, здесь будет довольно уютно. Я украшу комнату бабушки цветами. Если укрепить решетку на стене напротив ее окна, то можно будет попробовать развести там какую-нибудь растительность и даже розы. Ридли поможет мне в этом.

Анна вздохнула с облегчением, видя, что дочь поддерживает ее. Она понимала, что дом ужасен, но при данных обстоятельствах они не могли позволить себе ничего другого.

За три дня до отъезда Паллистеров из Сазерлея Мейкпис прислал Анне записку, в которой приглашал ее поужинать с ним. Она согласилась. Прошлой ночью Анна вместе с Джулией, которая держала в руках фонарь, отправилась в сад и вырыла золотую тарелку. Теперь она лежала в одном из сундуков, хранящихся в подвале. Перед самым отъездом сундук тайно вынесут и погрузят в повозку. Тогда у слуг не возникнет подозрения, откуда взялся еще один сундук в ее спальной комнате.

Анна пребывала в плохом настроении, одеваясь при помощи Сары и готовясь к ужину с Мейкписом. Дом в Чичестере нравился ей все меньше и меньше. Даже после того, как там побелили потолки, он действовал на нее угнетающе. Она просто ненавидела его и боялась даже думать о том, какое впечатление он может произвести на Кэтрин. Что, если старая леди пожелает скорее умереть, чем жить в таком доме? Эта мысль постоянно терзала ее.

— Вы наденете розовые бусы? — спросила Сара, доставая шкатулку, в которой теперь осталось очень мало ценных вещей.

Анна кивнула. Это ожерелье шло к дымчатому цвету ее платья с закрытым верхом. Воротник его был украшен ленточками с вышитыми на них ее рукой незабудками и ирисами. Оно идеально подходило для подобного случая.

Приведя себя в порядок, Анна осторожно открыла дверь и посмотрела, нет ли поблизости Джулии. Потом быстро миновала двери апартаментов и, как девчонка, бросилась бегом к парадной лестнице, ибо на этот раз чувствовала себя обязанной воспользоваться именно ею. Мейкпис, ожидавший ее в зале, с улыбкой отметил про себя, что Анна старается не опоздать к ужину.

Все шло очень хорошо. Он гордился тонким вином, которое ему удалось недавно приобрести, и сам разливал его по бокалам. Но Мейкпис вопросительно поднял брови, заметив изумление на ее лице после того, как она пригубила вино. Он не понял, что Анна удивлена, почему принадлежащие ей бокалы не оказались среди упакованных вещей. Стало ясно, что Мейкпис велел оставить их, потому что они представляли собой великолепные изделия венецианских мастеров. Когда она все же кивнула и похвалила вино, он так обрадовался, будто сам производил его. Позднее она почти полчаса играла ему на спинете в Королевской гостиной, и он от всей души аплодировал ей. Когда она закончила, Уокер встал и отвел ее на то же место, где она сидела после первого ужина с ним. А сам сел напротив.

Они поговорили о том о сем, после чего он решил попросить ее об одном одолжении.

— Завтра сюда явится полдюжины женщин, претендующих на роль экономки в моем доме. Не могли бы вы поговорить с ними и выбрать среди них наиболее достойную?

— Конечно, если вы желаете этого, — она хотела спросить, какие требования он лично хотел бы предъявить к ним, когда внезапно, как по наитию, нашла выход из всех своих затруднений.

— Вы удовлетворены тем, как велись дела в Сазерлее после вашего прибытия сюда?

— Они велись великолепно. Вы отлично распоряжались моими слугами, хотя не все они дружески относились к вам.

— Да, так и было, — она испытывала какое-то невероятное спокойствие. Такое обычно случалось с нею, когда она находилась как бы на краю пропасти. Так как во время прошлого ужина он сказал ей, что важнее всего для него деньги, то она знала, с чего ей следует начинать.

— Тогда позвольте мне остаться в доме и быть вашей экономкой. Вам не придется платить мне. Если вы велите и членам моей семьи перебраться из западного крыла в чердачное помещение, то я не стану возражать. Джулия могла бы заняться садом, и вам не придется платить садовнику, а Мэри будет шить вам рубашки, чинить и штопать вашу одежду. И все это бесплатно. Так как среди ваших служанок нет хорошей портнихи, то я уже просила девушку сшить кое-что для вас. Что до Кэтрин, то я просто умоляю вас позволить ей умереть в Сазерлее.

Он крепко сжал кисти рук, опершись локтями о ручки кресла, обдумывая то, что она сказала ему, и кидая время от времени на нее изучающие взгляды. После того как он сразу же не отверг ее предложение, как это случилось в прошлый раз, когда она завела речь о деревенском доме, в душе Анны затеплилась робкая надежда. Но она тотчас угасла, как только бедная женщина увидела, что Мейкпис качает головой.

— Нет, мадам, это неприемлемо для меня.

Он ожидал, что она разразится рыданиями, пытаясь спасти свое положение и предотвратить горькую участь, ожидавшую ее, но ничего подобного не произошло.

— Пожалуйста, забудьте о моей просьбе. Я имела глупость забыть о том, что вы не потерпите роялистов в своем доме.

Она изо всех сил старалась не упасть в глубокую пропасть, у края которой оказалась. Она уже видела страдания Кэтрин, сраженной вторым ударом после того, как они покинут, к которому старая леди приросла душой. Ее сердце готово было разорваться на части. Ведь она только-только стала приходить в себя после понесенной ею тяжелой утраты. И вновь ее уделом стали горе и одиночество.

— Миссис Паллистер!

Она смотрела невидящим взглядом на свои руки, сложенные на коленях, потом подняла голову:

— Да, мистер Уокер?

Он поерзал в кресле и положил свои большие руки на широкие колени.

— Я не хочу оставлять вас здесь в качестве экономки, Анна, но с удовольствием предложил бы вам стать моей женой.

Она с изумлением посмотрела на него. Он видел, как изменилось выражение ее глаз, а вся краска исчезла с лица, так что даже губы стали совсем белыми. Затем, как бы в отдалении, она услышала свой голос:

— Миссис Кэтрин сможет остаться в своих апартаментах, где Сара будет ухаживать за ней?

— Согласен. Она будет жить там вплоть до своей кончины.

— Мэри будет разрешено шить то, что она пожелает?

— Да.

— Джулия снова станет дочерью хозяйки Сазерлея, и ей будет разрешено свободно передвигаться по всему дому?

— Если вы выйдете за меня замуж, то она станет моей дочерью со всеми вытекающими из этого последствиями.

Она глубоко вздохнула.

— Тогда я стану вашей женой.

Он тотчас же подошел к ней и поцеловал ее руку.

— Я буду вам хорошим мужем.

И он намеревался претворить это в жизнь. Весь день он, волнуясь как мальчишка, ждал этой встречи с ней. Увидя, что она спешит к нему, был растроган до слез. Сам того не понимая, он влюбился в нее, хотя раньше считал любовь сентиментальной чепухой. Когда она предложила ему остаться в доме, став экономкой, он уже знал, что она честная и надежная женщина. Самое главное — это сделать из нее хорошую пуританку, которой она когда-то была. После этого она оставит свои роялистские причуды, привитые ей мужем. Придет день, и они вместе отпразднуют ее спасение.

Она склонила голову:

— Я постараюсь быть хорошей женой.

— Я не сомневаюсь в этом, дорогая Анна.

На минуту она с ужасом вообразила, что он хочет поцеловать ее в губы, ибо к этому Анна еще не была готова, но вместо этого он снова поцеловал ей руку.

Она поднималась по лестнице, плохо соображая, что же произошло. Перед дверью апартаментов она сделала глубокий вдох и вошла в комнату. Мэри и Джулия, игравшие в триктрак, прекратили игру и с удивлением смотрели на шикарно одетую Анну. Сара, прикрыв дверь в спальню Кэтрин, убедившись предварительно, что старая леди уснула, взглянула на Анну и вмиг поняла, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Мы все-таки остаемся в Сазерлее! — сообщила им Анна дрожащим голосом. — Вещи можно распаковать. Я согласилась стать женой мистера Уокера.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Затем Джулия издала отчаянный вопль.

ГЛАВА 10

Анне и Мейкпису пришлось ехать в Чичестер, где находилось управление регистрации гражданских браков, ибо венчание в церкви было уже отменено правительством вместе с другими обрядами. По просьбе Анны Мэри выступала в роли свидетельницы вместе с одним господином, хорошим знакомым Уокера. Джулия прошла вместе с ними в мрачную комнату, не украшенную даже цветами по такому торжественному поводу. Гнев и печаль одолевали девушку. Если бы только она могла воспрепятствовать происходящему! Какие только мысли не роились в ее голове! В отчаянии она даже хотела запереть Мейкписа в подземелье, но отбросила эту затею, сочтя ее глупой. Исчезновение такого известного человека не могло пройти бесследно. Его тотчас же принялись бы искать. А ведь Джулия еще помнила, как тщательно выслеживали сторонники парламента Майкла и Мэри.

Какой маленькой и хрупкой выглядит ее мать рядом с высоким и массивным Мейкписом! Они стояли перед чиновником-регистратором в парике. Сердце Джулии обливалось слезами. Анна не смела сказать Мейкпису, почему она согласилась стать его женой, но Джулия понимала суть происходящего и страдала от этого. Она все надеялась на чудо, так как представляла, каково будет матери из вдовы превратиться в супругу такого человека. Узнав, что Анна выходит замуж, Джулия старалась быть как можно ближе к ней, помогая во всем и не желая, чтобы Мейкпис стал причиной их разрыва. Джулия осознала в полной мере, что мать приносит себя в жертву во имя спасения семьи.

Ни обладающая силой воли Кэтрин, ни энергичный юный Майкл не смогли спасти Сазерлей. Даже сама Джулия, поклявшаяся сделать это, ничем не могла помочь семье. Спасение пришло от слабой доброй женщины, о которой Кэтрин когда-то говорила, что она и курицу не обидит. Анна, преданно любившая Роберта и хранившая память о нем, отказывалась от своей независимости, от спокойной жизни, посвященной воспоминаниям, и от своей бережно охраняемой стыдливости. Джулия едва сдерживала себя, чтобы не закричать от отчаяния; она научилась плакать невидимыми миру слезами. Ничего этого не случилось бы, если б она не прогнала Адама Уоррендера в тот злополучный день. Все, что она может сделать теперь — это всячески поддерживать свою мать. Она больше не станет протестовать! Не будет больше бросать вызов Мейкпису! Так надо.