— Давненько мы с тобой не виделись, Джулия! — брат и сестра сердечно обнялись.

— Ты больше похож на француза, чем на англичанина! — заявила она после того, как поздравила его с женитьбой и отошла в сторонку, чтобы хорошенько разглядеть брата. — Эти тонкие усики идут тебе, а одет ты, наверное, по парижской моде. У нас джентльмены не одеваются так элегантно.

— Теперь я уверен, что англичане примут меня за французского купца. Но об этом мы поговорим позже. Как же ты изменилась, сестренка, с тех пор, как я тебя видел в последний раз. Ты выросла и выглядишь даже лучше, чем я смел надеяться.

Она рассмеялась, польщенная его словами. Сам он остался почти прежним, хотя с королем, по слухам, произошли за годы изгнания большие изменения. Они так много хотели рассказать друг другу, задать уйму вопросов. Ведь в письмах, которые иногда перехватываются в пути, всего не напишешь.

— Что заставило тебя совершить это опасное путешествие в Англию? — осведомилась она.

Он рассказал, что в Париже к нему явился представитель Карла и спросил, не рискнет ли он своей жизнью ради короля. Необходимо было доставить письма в центр роялистов, находящийся в Уорвикшире. Последний из посланных туда людей был убит.

— Я очень хотел повидать всех вас в Сазерлее и воспользовался этой возможностью. Меня снабдили необходимыми фальшивыми документами. Месье Бриссар не возражал против моей поездки. Приобретя английского зятя, он стал роялистом. Он не раз говорил мне, какое отвращение вызвала у него казнь Карла I и что ничего подобного не может случиться во Франции.

Затем Майкл объяснил ей, как повстречался с Кристофером по дороге в Уорвикшир. Он просто не мог не повидать своего старого друга. Узнав от него, что Джулия находится в Блечингтоне, он попросил Кристофера организовать встречу с сестрой после того, как исполнит свою миссию. Все делалось в обстановке строгой секретности, чтобы кто-то случайно не узнал Майкла, когда-то учившегося в Оксфорде.

— А теперь расскажи мне о Сазерлее, — попросил он ее.

Когда наступил черед Джулии задавать вопросы, она прежде всего захотела узнать побольше о французской жене Майкла.

— Какая она? Я уверена, что это красивая женщина.

— Суди сама, — он сунул руку в карман, вынул шелковый кошелек, расшитый белыми цветами по зеленому полю, и достал из него миниатюрный портрет в золоченой рамочке. — Это она.

Джулия взяла в руки овальный портрет и положила на ладонь. На нее смотрело бледное лицо, могущее соблазнить любого мужчину. Безупречная кожа, галльские скулы, маленький рот и розовые губы. У нее была идеальная внешность. Но эти совершенные черты не излучали ни теплоты, ни доброты, хотя, может быть, художник мог изобразить лишь поверхностное сходство.

— У тебя красивая жена, — искренне призналась Джулия, возвращая миниатюрный портрет брату. — Где ты познакомился с ней?

— Я встретил ее, как только приступил к работе на месье Бриссара. Мы не влюбились друг в друга с первого взгляда. Она случайно зашла в кабинет отца, и меня представили ей. Меня сразу же поразила ее удивительная красота. Я видел ее время от времени, когда она приходила в служебное помещение, но никогда не разговаривал с ней. Однако, когда меня назначили управляющим, я стал вхож в дом ее отца. Тогда-то все и началось. Мне разрешили ухаживать за ней, так как я приобрел нужный социальный статус, а шесть месяцев назад мы обвенчались с Софи.

— Я уверена, что у тебя было немало соперников.

— Думаю, да.

Она чувствовала, что брат чего-то не договаривает. Но, зная открытый нрав Майкла и его склонность к многословию, Джулия ждала, что он расскажет о своей красивой жене подробнее, как только они обменяются новостями. Он же, в свою очередь, ждал, пока она, рассказав о домашних делах, сообщила ему о Джордже Гранте, который вынужден был уехать за границу, о сыне старшего садовника, который теперь служит у Мейкписа и присматривает за лабиринтом. Майкл так же терпеливо выслушал ее рассказ о том, что Мейкпис потребовал план лабиринта и Анна отдала его мужу. Майкл все не говорил о Софи. Вместо этого он проявил интерес к лабиринту.

— Мейкпис ходит в лабиринт?

— Нет. Он посетил его только раз.

— Значит, он не подозревает о существовании тайного входа в подземелье?

— Даже не догадывается. Ты сможешь спокойно проникнуть в Сазерлей, как это делал отец во время войны.

— Мне придется сделать это ночью. В моем распоряжении должна быть Мэри или Сара. А днем мать может спуститься ко мне в подземелье.

— Когда бабушка плохо себя чувствует, Сара спит в ее спальне. Значит, тебе следует разбудить Мэри, — Джулия представила, как будет себя чувствовать Мэри, проснувшись среди ночи и увидев возле своей постели Майкла. Бедняжка подумает, что ей снится сон. — Но не дай ей закричать от удивления. Вряд ли, конечно, кто-то услышит ее крик, но ты должен соблюдать все меры предосторожности.

— Я закрою ей рот рукой, пока она не поймет, кто я такой. Где я смогу найти ее?

— Ее спальня находится рядом с моей, в западном крыле, — Джулия сообщила ему все, что только пришло ей в голову о том, как избежать опасности, когда он проникнет в Сазерлей. Майкл догадался прихватить с собой ключи от задних ворот, и Джулия посоветовала ему привязать лошадь в небольшой роще неподалеку. Мэри свяжется с Титусом, который так же предан королю, как и его отец, и сын конюха позаботится о животном, пока оно вновь не потребуется Майклу.

Два часа прошли словно две минуты. Он подарил ей отрез лионского шелка. Наконец пришло время его отъезда. Теперь Джулии оставалось только осматривать чудеса Оксфорда в сопровождении Кристофера и любоваться звездами в обсерватории.


А Майкл, покинув постоялый двор, думал о том, что если бы в Англии сейчас продолжалась война, то он не смог бы передвигаться по стране, выполняя свое опасное задание. Теперь же он свободно ночевал на постоялых дворах, а его французский акцент и манеры вызывали лишь любопытные взгляды, лишенные всякой враждебности или подозрительности.

Лунной ночью он проник в Сазерлей через двери Королевской гостиной. Семь лет его не было дома. Он с наслаждением вдыхал привычный аромат дубового дерева, лаванды и воска. Пребывая в изгнании, он думал, что привык к жизни во Франции, к обычаям этой страны. Но теперь понял, что это заблуждение: единственное место, где он может жить, — это его родина. Здесь корни, питающие все его существо. Как же тяжело ему будет расставаться со всем этим завтра, когда придет час отъезда!

Если бы он знал, что Софи с нетерпением ждет его возвращения, ему легче было бы расставаться с Англией. Он страстно любил свою жену, но она вышла за него замуж по расчету, а любить могла только себя. Теперь ему казалось невероятным, что он не смог понять это сразу. Во Франции молодым людям не разрешают находиться наедине до свадьбы. У него было лишь пять минут, чтобы объясниться в любви и предложить ей свою руку и сердце, зная при этом, что ее мать и две тетки подслушивают за дверями. Когда она согласилась, он поцеловал ее. Его позабавило, что она весьма вяло отвечала на его поцелуй. Однако Майкл решил, что Софи стесняется подслушивающих родственников и что все будет по-другому после их свадьбы.

Она не пожелала уезжать из родительского дома. В день свадьбы она умоляла его своим мягким, вкрадчивым голосом, глядя на него восхитительными янтарными глазами:

— Зачем нам переезжать куда-то до того времени, как у тебя возникнет возможность отвезти меня в Сазерлей. Хочу, чтобы это поместье стало нашим первым настоящим домом. А любое другое жилье здесь, в Париже, испортит мне все впечатление.

Он согласился с ее прихотью, обрадованный тем, что Сазерлей так много значит для нее. Их брак, однако, превратился для него в ад. Он, как мог, старался избегать ее. Майкл считал, что ее таинственные взгляды из-под длинных ресниц говорят о предстоящих чувственных утехах. Но он ошибался. Она была холодна, осторожна и скрытна…

Медленно поднимаясь по Большой лестнице, молодой человек испытал неприятное чувство, увидев портрет лорда-протектора там, где раньше находилось изображение королевы Елизаветы. Ступени скрипели под его ногами, и он время от времени останавливался, опасаясь, что его могут услышать. Свет луны освещал резную решетку, и ему вспомнилось, как в детстве он однажды добрался по ней до самого потолка, рискуя сломать себе шею, а спустившись вниз, заработал пощечину от Кэтрин.

Проходя мимо решетки, он вдруг услышал какой-то глухой звук. Майкл замер и прислушался. Звук раздался над его головой, на чердаке, и у него возникло такое ощущение, что человек наверху тоже замер, опасаясь, что его услышат. Но Джулия говорила ему, что служанки ночуют в комнатах возле кухни, а слуги-мужчины — в помещении над конюшней. Если кто-то находится на чердаке, то это небезопасно для Майкла. В любой момент этот человек может спуститься вниз и наткнуться на непрошеного гостя. Майкл на цыпочках прокрался за комод и стал наблюдать.

Кто-то спускался с чердака. Свет от свечи плясал на ступенях лестницы, слышался шорох шелкового халата. Затем, к его неописуемому удивлению, он увидел мать. Сначала ему показалось, что она идет во сне, как лунатик. Но тут же он понял, что мать идет крадучись и оглядываясь по сторонам.

— Мама! — прошептал он. — Это Майкл. Я здесь!

Она прижала руку к груди, словно у нее кольнуло сердце, и закачалась. Майкл взял у нее свечу, мать упала ему на грудь и зарыдала от радости.

— Мой сын! Я не верю, что ты вернулся. Что случилось? Король и кавалеры вернулись в Англию?

— Нет, мама. Я все объясню тебе. Давай спустимся в Королевскую гостиную и поговорим там.

— Я не могу пойти туда, — она вдруг заволновалась. — Уже почти рассвело, и мне надо возвращаться в спальню. Пойдем в комнату Мэри! — тут в ней проснулся материнский инстинкт. — Тебя надо покормить. Она найдет что-нибудь для тебя и подыщет чистую одежду, которую мы приготовили к твоему возвращению. Позже мы встретимся с тобой в подземелье.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Что так испугало тебя? Твой муж плохо с тобой обращается? — его голос стал жестким. — Если так, то я…

Она решительно покачала головой:

— Нет, но я не хочу, чтобы он спрашивал, почему меня не было в комнате, когда он проснулся. Если меня беспокоит бессонница, я люблю бродить по дому.

— И по чердаку? — воскликнул он недоверчиво, стараясь не отставать от матери, которая почти бегом направлялась к комнате Мэри.

— Там очень спокойно, — отвечала она неопределенно. Они подошли к двери комнаты. Анна открыла ее, заглянула внутрь и поманила за собой сына, взяв у него свечу: — Прикрой дверь и стань в темноте. Я приготовлю ее.

Подойдя к кровати, она прикоснулась к плечу спящей девушки:

— Мэри, проснись.

Мэри зашевелилась, потом села в постели, откинув с лица прядь волос и прищурилась от света.

— Что случилась?

— Ничего. Майкл приехал.

Он смотрел на Мэри. Она выглядела так же трогательно, как и в тот раз, когда он впервые увидел ее, идущую на казнь. Однако теперь ей было уже двадцать три года, и если раньше она производила впечатление хорошенькой, то сейчас стала настоящей красавицей. Те испытания, через которые ей пришлось пройти, наложили свой отпечаток. В ней чувствовался характер. Ее тело стало вполне женским, под ночной рубашкой угадывалась полная грудь. Как только девушка поняла смысл сказанного ей, лицо ее покрылось румянцем. А Майкл почувствовал к ней такое же влечение, какое испытал семь лет назад в подземелье.

— Где он, Анна? — спросила она дрожащим голосом.

Он подошел к кровати. Она спрыгнула на пол и замерла, не в силах подойти к нему.

— Рад тебя видеть, Мэри, — сказал он, улыбаясь.

— Я снова могу говорить. Голос вернулся ко мне.

Он уже давно знал об этом из писем, в которых ему осторожно сообщали о том, что Мэри излечилась от некой болезни, однако понимал ее желание лично сказать ему об этом. Он уже обратил внимание на то, что у нее очень мягкий и приятный голос.

— Я слышу, — он поцеловал ее в щеку. — Хотел бы я находиться здесь, когда ты только начала говорить.

Анна достала из шкафа халат Мэри, которая, не отрывая взгляда от Майкла, надела его. Слава богу, он рассказывал о своей встрече с Кристофером и Джулией в Оксфорде, а Анна задавала ему всякие вопросы, так что они не обращали внимания на ее пристальный взгляд.

Он возмужал и казался Мэри даже более привлекательным, чем раньше. Тонкие, по французской моде, усики придавали ему франтоватый вид. И все же ей казалось, что он лишь вчера покинул Сазерлей, и она любила его не меньше чем прежде. Только теперь она стала настоящей дамой, обучилась изящным манерам и привыкла к аристократическому образу жизни. Если бы он по-прежнему был холост, она не упустила бы его. Но что ему теперь до нее и ее нежных чувств!