— Сегодня утром Мейкпис показал мне брачное соглашение. Но ты знаешь, для меня это не имеет никакого значения. Я уже говорила тебе, что готовлю себя для другого человека. Если отчим будет настаивать, я вернусь в Блечингтон, — тут она уронила голову и закрыла глаза руками: — Что я такое говорю? Я не могу оставить маму и бабушку.

— Уоррендер Холл находится совсем рядом, — напомнил он ей, глотнув еще вина.

— Мне кажется, что он находится на расстоянии тысячи миль от Сазерлея.

— Вовсе нет. Когда я получу ту землю, которая должна отойти мне в качестве приданого, то поставлю там ворота и проложу от них дорожку до самого Холла. Тогда ты сможешь в любой момент отправиться в Сазерлей и быть там через несколько минут, потому что расстояние сократится вдвое.

Джулия почти не слушала. Опустив руки на колени, она с мольбой в глазах смотрела на него:

— Помоги мне. Докажи, что ты действительно хочешь нашей дружбы. Если Мейкпис начнет торопить тебя со свадьбой, перенеси ее под каким-нибудь предлогом на неопределенный срок. Я должна находиться в Сазерлее и ухаживать за своими родными.

Он подался вперед и во второй раз за день с недоверием взглянул на нее:

— Ты просишь об этом меня? Но я хочу, чтобы наша свадьба состоялась как можно скорее. Я бы устроил ее завтра, если бы ты не противилась. Из-за тебя мы теряем время. Возможно, скоро ты пожалеешь об этом промедлении.

Она удивленно уставилась на Адама.

— Ты невозможный человек! Вы так похожи с Мейкписом!

Он отшвырнул от себя серебряную кружку, расплескав остатки вина. Схватив Джулию за плечи, он стал трясти ее. Его лицо побледнело от гнева.

— Я уже говорил тебе! Никогда не упоминай имя этого человека в связи с моим именем! Я никогда не оказался бы под одной крышей с убийцей короля, если бы существовала другая возможность видеть тебя!

— Извини меня! — она отчаянно вырывалась из его рук. — Я думала, что ты мой друг и …

Он снова потряс ее:

— Друг! Любовник! Муж! Я стану для тебя первым, вторым и третьим, но не обязательно в обозначенном порядке.

Она отпрянула в сторону, видя, что он хочет поцеловать ее; они упали с дерева на траву. Его хватка ослабла, Джулия вырвалась и, вскочив на ноги, бросилась к своему коню, который пасся неподалеку. Все еще лежа на траве, Адам сумел схватить ее за подол платья. Она повернулась, пытаясь освободиться, но он вскочил на ноги и обнял девушку. Между ними завязалась борьба. Пытаясь вырваться, Джулия приблизилась к склону холма, оступилась, и они оба покатились вниз. У подножия Адам прижал ее к земле своим телом, обхватил голову руками и страстно поцеловал в губы. Страх, смешанный с удовольствием, охватил девушку. Ее руки ощущали мягкую почву. Она чувствовала, как бешено бьется его сердце; его длинная нога легла между ее ног, юбки задрались. Огненный поцелуй заставил ее забыть обо всем на свете.

Наконец он оторвал свои губы от ее рта. Слегка приподнявшись, Адам вынул руку из-под ее головы и стал ласкать ее грудь, закрытую шерстяным платьем, с такой нежностью, что Джулия едва сдерживала себя. Ее страх сменился тревогой за себя, ибо она чувствовала, что падает в пропасть. Она отвернулась от него, ощущая землю под щекой, и сказала спокойно, чтобы не выдать своих чувств:

— Убери руки. Ты не сможешь соблазнить меня.

У него оборвалось дыхание, как если бы его неожиданно ударили. Но еще некоторое время его рука продолжала касаться ее груди, как будто прикованная к ней. Затем он скатился с девушки и сел, обхватив руками колени. Когда он заговорил, в голосе звучали металлические нотки:

— Ты очень вероломный человек, Джулия.

Она поднялась и стала стряхивать траву с платья. Он, сам того не сознавая, дал ей возможность высказаться, и она воспользовалась этим обстоятельством.

— Бабушка не раз говорила, что из меня выйдет сварливая жена, так как я очень упряма. Хорошо, что ты понял это. Никакой мужчина не пожелает иметь такую жену. Так что тебе придется подыскать другую.

— Ты забываешь о брачном договоре.

Она тряхнула головой, выражая свою неприязнь к Мейкпису.

— Это соглашение не стоит тех чернил, которыми ты расписался в нем.

— Мне нужна эта земля, которую обещал мне Мейкпис. Тебя я возьму как приложение к ней.

В его голосе звучал металл. Холодок страха пробежал по ее спине. В Адаме она может приобрести врага куда более опасного, чем Мейкпис, потому что этот молодой человек способен возбуждать в ней чувственность одним своим присутствием. Она уже стала склоняться к мысли, что лучше бы ей полюбить его: это разрешило бы сразу множество проблем. Но чувственное влечение — это еще не любовь. Ее чувства к Кристоферу, возникшие в ней еще тогда, когда она рассказала ему о своем сне, были совсем иного рода.

Оставив его слова без ответа, она стала смотреть в небо.

— Становится прохладно, и солнце скрылось за тучами. Надо ехать домой.

Почти всю дорогу они молчали. Подснежники в его шляпе увяли, а она потеряла свои во время схватки. Когда перед ними показался Сазерлей, Адам вдруг заговорил, словно после долгого раздумья:

— Не беспокойся, в ближайшее время свадьбы не будет. Я перенесу ее на неопределенное время под каким-нибудь предлогом, как ты просила. Тебе необходимо ухаживать за матерью и бабушкой.

Она посмотрела на него благодарно:

— Спасибо. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал. Значит, мы теперь некоторое время не будем видеться с тобой.

— Напротив, — отвечал он с улыбкой, — утром я принял приглашение Уокера поужинать вместе с ним.

— Но меня могут и не пригласить.

— Тебя пригласят. Мне кажется, он полагает, что мы сегодня договоримся о нашей свадьбе.

Переодеваясь в своей спальне, Джулия уронила на пол один подснежник. Он каким-то образом зацепился за ее платье. Она подняла его и поставила в вазу с водой. Цветок не вызывал у нее сентиментальных воспоминаний о проведенном на природе дне. Просто она любила все живое и красивое. Проходя вечером мимо резной решетки, она остановилась и притронулась рукой к вырезанному на ней подснежнику.

Когда она вошла в Королевскую гостиную, там уже сидели Мейкпис и Адам, одетый в темно-красный бархатный камзол. Их взгляды встретились. Приветствуя друг друга, молодые люди живо припомнили все события этого дня. Мейкпис с гордостью рассказывал о паре охотничьих собак, приобретенных этой зимой. Но когда до восьми часов оставалось всего несколько минут, бросил на часы нетерпеливый взгляд, указывающий на то, что он поджидает Анну.

Как только часы пробили восемь, в коридоре, ведущем в зал, послышался шорох платья. Мейкпис прошествовал к двери и распахнул ее. Затем отступил назад, как бы не веря своим глазам. Анна вошла в зал элегантной походкой, одетая в ослепительное платье эпохи королевы Елизаветы. Цветы, вышитые на корсаже, сияли, как разноцветные драгоценные камни, шарообразные рукава украшала изощренная вышивка. На шее был прозрачный кружевной шарфик. Чрезвычайно глубокое декольте почти до сосков обнажало ее грудь, украшенную ожерельем из белого жемчуга. Вслед за ней по коридору поспешали испуганные Мэри и Сара, которые слишком поздно увидели ее в таком наряде и уже не смогли остановить.

Мейкпис заревел, как бык:

— Прочь с моих глаз, мадам! Вы позволили себе нарядиться как шлюха, в моем доме!

Она, казалось, не слышала его слов и, как сомнамбула[1], продолжала свой путь, глядя ничего невидящими глазами. Джулия отметила, что никогда еще мать не была такой красивой и такой незащищенной. Она вдруг вспомнила, что говорила Анна о том отрезе шелка, который подарил ей Майкл. При этом мать упомянула и елизаветинское платье.

Адам, вмиг сообразив, в чем дело, поклонился Анне:

— Вы выглядите весьма элегантно, мадам.

В ее сознании на миг словно распахнулся занавес — она узнала молодого человека и протянула ему руку для поцелуя.

— Рада вас видеть, сэр. Вражда между нашими семьями должна прекратиться.

— Анна! — взревел Мейкпис, обезумев от того, что посторонний мужчина мог видеть ее грудь. — Иди к себе и надень что-нибудь приличное!

Он кинулся к ней, чтобы вывести из зала, но Адам схватил его за руку:

— Нет, сэр. Не прикасайтесь к ней! Она находится в трансе[2]. Пусть о ней позаботятся женщины.

Джулия обняла мать за талию.

— Пойдем покажем твой наряд бабушке, — сказала она взволнованно.

Анне, по видимому, понравилось это предложение. Она забыла о том, что у них в доме гость.

— Да, она будет рада увидеть, что я ношу ее платье.

Она в приподнятом настроении покинула зал, шествуя впереди дочери. Мейкпис в ужасе увидел, что корсаж на ее спине не зашнурован. Прежде чем она вышла за дверь, единственная лента в самой верхней части корсажа выскочила из петли, обнажив спину Анны. Теперь гость Уокера мог видеть то, что по праву принадлежало ему одному.

Голос Адама прервал его горестные размышления.

— Я думаю, мне следует покинуть вас, сэр.

— Нет, — Мейкпис подавил гнев и выдавил на лице гримасу, подобную улыбке. — Я пригласил вас поужинать со мной, и вы крайне огорчите меня, если покинете мой дом. Я слышал, что в голову беременной женщины иногда приходят странные фантазии. Очевидно, нечто подобное случилось с моей женой. Прошу вас, забудьте увиденное вами.

— Вам не стоит просить меня об этом. Я уже все забыл.

В коридоре Джулия остановила Анну, и Сара завязала ленты корсажа, иначе платье просто упало бы на пол.

— Как тебе удалось взять платье без разрешения бабушки?

— Она дремала в кресле, — отвечала Анна простодушно, — и я не хотела будить ее. Я знала, что она не станет возражать.

Слегка приподняв платье, она пошла вверх по лестнице. Джулия была рядом с матерью, Сара и Мэри следовали за ними. Вдруг она опять удивила всех, бросившись к резной решетке. Кружась возле нее, Анна восклицала:

— Смотрите! Те же самые цветы вышиты на этом замечательном платье. Оно принесет мне счастье.

Ее лицо сияло:

— Этот наряд обладает волшебными свойствами.

Потом она повернулась и со всех ног кинулась к апартаментам Кэтрин. Женщины последовали за ней. Старая леди удивилась не меньше, чем Мейкпис, но отреагировала совершенно иначе, после того как Анна сделала перед ней глубокий реверанс, будто находилась на королевском приеме. Кэтрин от радости всплеснула руками:

— Какой неожиданный сюрприз! Спасибо, дорогая Анна. Я уже не надеялась увидеть на ком-то это платье до самой свадьбы Джулии. А так как могу и не дожить до этого дня, то безмерно благодарна тебе за то, что ты надела его.

Джулия, наблюдая за двумя счастливыми женщинами, подумала, что, наверное, это платье действительно способно творить чудеса. Доказательством служили и улыбающиеся лица Мэри и Сары, которые уже забыли, какая беда заставила Анну надеть этот наряд. Джулия, понимая всю серьезность случившегося, не могла не улыбнуться, глядя на сияющее лицо матери. Она вдруг поняла, что давно уже не видела мать такой счастливой.

Мейкпис допрашивал Джулию. Его интересовало это платье. Он пытался добиться каких-либо объяснений от самой Анны, но узнал лишь то, что оно принадлежит Кэтрин и находится у нее в течение шестидесяти лет. Она сама не знала, почему надела это платье.

— Моя мать тронулась рассудком, — сказала Джулия твердо. — Это случилось оттого, что она потеряла свободу. Если бы вы разрешили мне съездить с ней за покупками или навестить…

— Нет! — он ударил кулаком по столу, давая понять, что категорически возражает. — До родов ей не следует появляться в обществе. Ты должна дать мне слово, что спрячешь это легкомысленное платье твоей бабушки под замок в ее апартаментах, чтобы Анна вновь не надела его. Иначе я просто сожгу его.

Она знала, что теперь платье так надежно спрятано, что ему никогда не удастся его найти. Но девушка не хотела, чтобы он расстраивал Кэтрин и рылся в ее комнате.

— Я прослежу за тем, чтобы мать больше не надевала его.

Когда Джулия ушла, он поднялся и стал ходить взад-вперед по библиотеке, сжимая одну руку в кулак и ударяя ею по ладони другой. Что-то случилось с Анной. Он и раньше замечал в ней странности, но поскольку она во всем повиновалась ему, Уокер считал, что это следствие ее беременности. И ему, очевидно, следует посоветоваться с врачом. Он без отлагательств вызовет из Лондона самого лучшего доктора.

Когда в Сазерлей прибыл доктор Бродкорт, у Анны, по мнению Джулии, был хороший день. Бродкорт попросил Мейкписа не входить в комнату Анны, пока он сам не позовет его. Анна обрадовалась при виде такого приятного человека с изящными манерами и поблагодарила Мейкписа за заботу о ее здоровье. Пока доктор беседовал с ней в самой непринужденной манере, она угощала его ароматным китайским чаем.