— Великолепный напиток, миссис Уокер, — сказал он, сделав глоток из фарфоровой чашки.

— Я думала, что сейчас люди больше пьют кофе. Везде открываются кофейни.

— Я полагаю, эти два напитка вечно будут соперничать между собой, мадам. Не знаю, какой из них лучше. Вы сказали мне, что иногда по вечерам пьете чай. Может быть, от этого у вас бессонница? Вы хорошо спите?

Она тотчас насторожилась. Не подозревает ли Мейкпис о ее ночных прогулках? Может быть, врач специально подослан, чтобы выведать у нее, куда она ходит по ночам? Она опустила глаза и уставилась в чашку с коричневой жидкостью.

— Я много сплю, — ответила она, нисколько не кривя душой, так как действительно наверстывала упущенное днем.

Его удовлетворил ответ, но он заметил, что теперь она уже держалась не столь непринужденно. В ее поведении появились признаки беспокойства. Взгляд стал отсутствующим, руки задрожали.

— Вы хотите иметь ребенка, миссис Уокер?

Ее лицо озарилось.

— Это дар божий. Мой муж всегда хотел иметь еще одного ребенка, и вот он скоро родится.

Врач был сбит с толку.

— Но я так понял, что у мистера Уокера нет детей.

Она не отвечала ему, занятая своими мыслями.

— Моя дочь Джулия и Мэри Твайт шьют одежду для малыша.

— А вы сами не шьете?

В ее взгляде появился страх. Да, этот врач явно подослан к ней.

— Мистеру Уокеру не нравится, когда я занимаюсь этим.

Бродкорт тотчас сделал заключение, что эта чувствительная женщина боится своего мужа. Он заметил страх в ее глазах, когда спрашивал о том, как она спит. И вот теперь — опять. Он поговорил с ней о том о сем, а потом попросил ее позвонить в колокольчик и вызвать слугу, чтобы тот позвал в комнату мистера Уокера. Доктор наблюдал за ней, когда в комнату вошел Мейкпис, и сразу заметил, что лицо ее стало совершенно невыразительным, как цветок, потерявший все лепестки. Она вяло отвечала мужу, как бы замкнувшись в себе, и забыла предложить ему чашку чаю, пока он сам не напомнил об этом.

Доктор Бродкорт сообщил Мейкпису свое мнение, когда они остались наедине:

— Странное поведение вашей жены объясняется ее беременностью. Многие женщины в положении ведут себя точно так же. Сейчас она питает отвращение к своим супружеским обязанностям, что опять-таки характерно в ее состоянии. Но после рождения ребенка все опять придет в норму. Вам не о чем беспокоиться, но я советую воздерживаться от половой жизни до родов. Угождайте и балуйте ее, сэр. Она нервная женщина по натуре. Ее состояние только ухудшится, если вы не будете проявлять терпение.

Мейкписа неприятно поразили упреки доктора. Он полагал, что проявляет дьявольское терпение по отношению к Анне. Ни один другой муж не может быть так предан своей жене и так жаждать рождения наследника, как он.


Вскоре после визита врача Анна почувствовала ребенка. Это случилось утром, когда она прогуливалась вместе с Мейкписом. Она хотела пойти в сад. Но этот человек, называющий себя ее новым мужем, не пускал ее туда, хотя она и объясняла ему, что с садом у нее связаны самые романтические воспоминания тех дней, когда она невестой приехала в Сазерлей.

— В чем дело, Анна? — спросил он, когда она остановилась на длинной дорожке, по обе стороны которой росли кустарники и весенние цветы.

Ее лицо выражало блаженство. Она смотрела в небо, держась руками за живот.

— Наш ребенок шевелится, — сказала она Роберту.

Тогда человек стоящий рядом, имя которого она не всегда могла вспомнить, приглушенно вскрикнул от радости. Уведя ее за живую изгородь, он бесцеремонно залез под юбки рукой и прижал ладонь к животу, чтобы проверить: так ли оно на самом деле, как утверждает она. Однако, пошевелившись немного, ребенок затих. Этот человек ничего не почувствовал. Она вдруг испытала такое отвращение к нему, что потеряла сознание. А когда открыла глаза, то увидела, что находится в доме, и Джулия машет у ее носа ароматными травами.

В ту ночь, сгорая от желания поскорее подняться на чердак, к Роберту, она не проверила, спит ли Мейкпис. Обычно он засыпал как только закрывал глаза. Теперь же, лежа в постели, он слышал шевеление ребенка в утробе Анны, и это возбуждало его. Его рука все еще лежала на ее животе, и он находился лишь в полусонном состоянии, когда Анна выскользнула из постели. Он подумал, что она отлучилась по нужде — в одном из гардеробов находился специальный стул, приспособленный для подобных целей, — но, когда услышал, как за ней закрылась дверь, понял — жена вышла в коридор.

— Анна? — он приподнялся на локтях, надеясь что она услышит его голос и вернется. Когда этого не случилось, он сбросил с себя одеяло, сунул ноги в шлепанцы и накинул халат. В коридоре, тускло освещенном одной свечой, Мейкпис не обнаружил никаких следов жены. Он дошел до самой лестницы, но Анны нигде не было видно. Тогда Уокер открыл дверь в Длинную галерею, но в ней все было тихо и спокойно. Недоумевая, он пошел по коридору в северном направлении, где имелась дверь, которой почти не пользовались, ибо она вела на чердак. Мейкпис не мог понять, что могла делать там его жена.

И вдруг в его мозгу возникли подозрения: что, если Анна тайно навещает своих родственников? Он по-своему понял совет доктора Бродкорта о том, что ему следует беречь жену, и не выпускал ее из восточной части дома, где она могла общаться исключительно с ним одним. Его долгом было следить за тем, чтобы она не переутомлялась и не расстраивалась. Кэтрин по большей части плохо себя чувствовала, и это угнетающе действовало на Анну. Вследствие этого Мейкпис запретил жене ходить к старой леди.

— Я забочусь о нашем будущем сыне: это поважнее, чем состояние старухи, — заявил он Анне однажды.

Теперь же он обнаружил, что она бросила вызов его воле. Он бросился к двери и распахнул ее настежь. В слабом свете свечи, которую она держала в руках, Анна походила на призрак. Она уже поравнялась с лестницей, ведущей на чердак, и, по мнению Мейкписа, направлялась в западное крыло дома.

— Подожди! — его громкий голос прозвучал в полной тишине, как пушечный выстрел, и эхом прокатился вдоль панельных стен. Она обернулась и с ужасом посмотрела на Уокера. Свеча выпала из дрожащей руки, и Анна бегом бросилась к лестнице, которой пользовались исключительно слуги.

Анна думала в тот миг только об одном — увести его подальше от чердака. Она чувствовала себя курицей, удирающей от хищника, чтобы отвлечь его внимание от своих цыплят. Подобрав подол ночной рубашки, чтобы не споткнуться, она побежала вниз по извивающейся лестнице. Ее шелковый халат развевался за плечами, как знамя. Она знала, что Мейкпис преследует ее, и подумала, что есть место, где она могла бы спрятаться. Там она встретится с Робертом! Он тайно прибыл домой и скрывается от круглоголовых. Теперь ей тоже грозит опасность, и Анна разделит с ним его участь. В потайной комнате ее ждут его объятия и любовь.

В кухне горел слабый свет. По дороге Анна потеряла тапку, а пол здесь был холодный как лед. Минуя одну дверь, потом другую, несчастная женщина оказалась в Большом зале. За ее спиной раздавались шаги круглоголового. Она побежала вдоль длинного дубового стола и выскочила в примыкающую к залу комнату, задыхаясь от усталости. В углублении комнаты находилась раздвижная стена. Анна бросилась к Королевской двери. Дрожащей рукой она открыла дверь и прошмыгнула в темноту. Теперь она в безопасности! Анна уже почти закрыла дверь, когда ее преследователь сунул ногу в проем. Она изо всех сил рванула ручку, надеясь на то, что боль заставит его отступить, но этот человек с силой тянул дверь на себя.

— Роберт! — закричала она, зная, что он должен прийти на помощь. Но в тот же миг все ее тело пронзила ужасная боль, и она упала на пол.


Анна не потеряла ребенка, хотя одно время казалось, что это неизбежно должно произойти. Она начисто забыла о ночном происшествии, и Мейкпис не напоминал ей о нем. Когда опасность выкидыша миновала, Мейкпис вызвал из Лондона врача, но не Бродкорта, а другого. Тот рекомендовал Анне отдых и полный покой, а это значило, что она должна оставаться в постели вплоть до самых родов. Она уподобилась Кэтрин и, если позволяла погода, сидела у окна, так как ей категорически запрещалось покидать комнату. Несмотря на то, что ребенок активно заявлял о себе в ее чреве, сама Анна все бледнела и слабела, скучая по вышиванию. Временами, оставшись в комнате одна, она изображала, будто у нее в руках иголка с ниткой и лента, но все это было, конечно, не то.

Ее лицо светлело лишь при появлении в комнате Джулии и Мэри, проводящих с ней некоторое время по разрешению Мейкписа. Она восхищалась и любовно трогала детскую одежду, которую они приносили с собой, — шапочки, рубашечки, нижнее белье. Все это было сшито из самого тонкого полотна и чуть ли не просвечивалось. Одежда изобиловала сборочками и самыми изощренными вышивками. Дочь и Мэри показали Анне несколько крошечных рукавичек и рубашечки, которые хранились у Анны с тех пор, когда Джулия и Майкл были маленькие. Рубашечки постирали и теперь они, белоснежные, лежали перед Анной.

Однажды ее навестила свекровь. Четверо слуг несли Кэтрин в кресле через восточное крыло. Они старались быть как можно осторожней, но малейший толчок отражался страшной болью в ее суставах. Это небольшое путешествие чрезвычайно утомило старую леди, и она с трудом могла разговаривать с невесткой, которая выражала ей свою признательность за визит.

— Я так хотела повидать тебя, дорогая Анна, — проговорила она, почти теряя сознание. — Следи за своим здоровьем. Боюсь, что больше не смогу навестить тебя.

— По крайней мере, мы хоть увиделись друг с другом и поговорили, — отвечала Анна тихим голосом. — Как только я смогу встать и ходить после родов, я принесу вам младенца.

В ту ночь Анна не смогла устоять перед желанием вновь подняться на чердак. Спотыкаясь и держась за стены, она дошла до лестницы. Когда же начала подниматься по ней, силы оставили ее. Бедная женщина упала и зарыдала. Прошло некоторое время, прежде чем она собралась с силами и начала обратный путь к спальне, причем последние несколько ярдов ей пришлось проделать ползком. К счастью, человек, считающий себя ее мужем, стал спать в другой комнате после того, как у Анны чуть было не случился выкидыш, так что никто не видел, с каким трудом она забиралась на кровать.

Мейкпис не сразу приступил к исследованию Королевской двери. Он удивился, когда Анна исчезла за потайной дверцей, так как был уверен в отсутствии чего-либо подобного в доме, ибо знал, что круглоголовые дважды обыскивали дом, да и сам он тщательно осмотрел его. Открыв панель, он оценил искусство мастера, сделавшего эту скользящую дверь.

Захватив с собой фонарь, Уокер спустился в подземелье и добрался до восьмиугольной скамьи, стоящей в лабиринте. Затем он вновь вернулся в потайную комнату, чтобы хорошенько осмотреть ее. Его заинтересовало оружие. Некоторые мушкеты относились к эпохе королевы Елизаветы, ружья и пистолеты использовались во время Гражданской войны. Он обнаружил также запертый сундук, который не смог открыть. Однако, пошевелив его, Мейкпис услышал звон монет. Он оставил все как было, и никому не рассказал о своем открытии.

Анна досаждала ему все больше и больше. Уокера раздражал ее отсутствующий взгляд и то обстоятельство, что временами она не узнавала его. Однако иногда она вполне вразумительно отвечала на его вопросы, если они относились к ребенку или родственникам, живущим в западном крыле. Он не мог простить ей, что ему пришлось преследовать ее в ту безумную ночь. Он страшно боялся, что она упадет, и орал, чтобы она немедленно остановилась. Но казалось, что жена оглохла. А когда Анна стала кричать и звать на помощь своего покойного мужа, Мейкпис похолодел от ужаса. С тех пор он уже не мог относиться к ней как прежде, и не из-за того, что она выкрикивала имя его предшественника, а потому, что не повиновалась ему и не проявляла никакой заботы о сохранении его драгоценного наследника. В течение тех суток, когда она теряла кровь, и выкидыш казался неизбежным, Мейкпис понял, что больше не любит ее. Он думал лишь о младенце. Если во время родов возникнут какие-то осложнения, вызванные безрассудным поведением Анны той ночью, он приложит все усилия к спасению ребенка, даже если это будет стоить матери жизни. Он сможет найти себе новую жену, но не сына и наследника.

Других поводов для беспокойства у Мейкписа не было. Он немного встревожился, когда Ричард Кромвель подал в отставку. Но в стране по-прежнему сохранялся порядок. Хотя некоторые господа не принимали больше приглашений посетить Сазерлей после того, как Джулия назвала его убийцей короля, Мейкпис не мог пожаловаться на отсутствие гостей. Вместе со своими единомышленниками он смеялся над кавалерами, находящимися по ту сторону Пролива, которые воспрянули духом после отставки Гнилого Дика. Роялистского восстания в Англии не произошло. Смешнее всего было то, что Карл Стюарт с полком гвардейцев подошел к Проливу, но затем вернулся в Брюгге, так как иностранные войска не пришли ему на помощь.