Брасс работал уже почти десять и начинал подспудно чувствовать, что его время кончается. До сих пор обстоятельства щадили его, удача приносила ему солидные счета в банке, ощущение прочности, но не пора ли подвести черту? И не является ли встреча с Дороти Ламбер тем знаком, который судьба подает ему? Если честно, он не был в этом до конца уверен, хотя…

– О чем ты вздыхаешь? – спросила Дороти, наблюдая за Эдди из-под прикрытых ресниц.

– Так… ни о чем. Почему ты не спишь? Еще рано, нет и семи часов.

– А ты почему не спишь?

– Я сторожу тебя.

Дороти рассмеялась,

– Должно быть, это утомительное занятие. Я храпела?

Эдди попытался улыбнуться в ответ, скрывая влагу, закипавшую в глазах от внезапного прилива нежности. Боже, что со мной происходит, подумал он.

– Ты? Храпела? Ты спала, как младенец! Что ты хочешь на завтрак?

Дороти ткнула Эдди пальцем в грудь:

– Тебя!…

Им с самого начала было хорошо вместе в постели, но сейчас все происходило как-то по-другому. Она стала другой. В ней сквозило самоотречение, готовность дарить себя со всей щедростью, на которую только способна женщина. Горячими губами Дороти обожгла ему веки, щеки, краешки губ, спустилась к груди, животу, враз напрягшейся мужской плоти… Ласкала ее языком, словно забавляясь. Он обмирал и вздрагивал, млел и терял рассудок.

– Я сейчас умру, – едва связно шептал он, поднимая бедра навстречу, желая продления изощренных любовных игр.

В ней не было ложной жеманности. Даже солнечный свет, ярко бивший в незашторенное окно, не смущал ее. Она наслаждалась своей властью над распростершимся на простынях, обессиленным, будто расплавленным мужским телом. Была королевой, осыпавшей раба своей милостью… А потом вдруг превратилась в отчаянную наездницу, верхом принявшую и вобравшую его член в себя.

То ее волосы метались по его лицу, то она стремительно откидывалась всем телом назад, и тогда Эдди видел, как она страстно выгибается, вздымаясь и опускаясь вниз.

– Еще, еще… – лихорадочно просил он, удерживая ее талию руками.

А она, смеясь, то убыстряла ритм, то вдруг обрушивалась всей тяжестью и замирала.

– Я хочу тебя, – прохрипел он. – Хочу больше жизни! Возьми ее, она твоя.

Буря была ему ответом. Его слова будто подхлестнули ее напор. Дороти стонала и дрожала от всепоглощающей страсти, жаждущей утоления.

И тогда наступила его минута. Стремительным движением он опрокинул ее навзничь, одаряя мощными посылами, проникавшими в самую глубь женской плоти, источавшей любовную влагу.

– Эдди, о-о-о… Эдди…

Он опасался, что может причинить ей боль, но остановиться не мог. Не думал и о том, как они неосторожны, что оба забыли о возможных последствиях столь бурного слияния. Он не в силах был от нее оторваться. Она тоже. Когда же их охватила безудержная, пришедшая к обоим одновременно дрожь, помнить об осторожности стало и вовсе поздно.

– Ты как? – мгновение спустя спросил он.

– Мне хорошо. А тебе?

– Мне никогда не было так прекрасно.

– Мне тоже.

Обессиленные, они надолго затихли.

Когда Дороти и Эдди вышли наконец на террасу, солнце стояло уже высоко над морем, вода едва плескалась, перекатывая гальку. Цветы в клумбах, обрамлявших подножие дома, еще хранили утренний аромат.

– Я ужасно проголодался. Как насчет завтрака, дорогая? – перебирая влажные после душа волосы Дороти, спросил Эдди.

– Какой завтрак? Я не хочу есть, – лениво отозвалась она.

– В таком случае прояви милосердие хотя бы ко мне. Сначала ты взяла меня в плен, а сейчас начинаешь морить голодом. – Он ударил себя кулаком в грудь и вскричал в комической ярости: – Приговоренный к пожизненному заключению требует апельсиновый сок, яичницу и кофе!

Дороти рассмеялась.

– Уже бунтуешь? Лучше посиди здесь, а я пока произведу разведку на кухне.

– Ты шутишь? Не для того я вез тебя в Майами, чтобы поставить к плите. Мы закажем что-нибудь по телефону.

– В этом нет нужды. Я буду просто счастлива приготовить тебе завтрак своими руками.

В конце концов Эдди согласился с ее предложением хотя бы испробовать в работе симпатичную кофеварку, но не более того. Через полчаса им принесли свежую землянику, горячие круассаны и пышущий жаром омлет с грибами.

Завтракали на террасе, за маленьким столиком со стеклянным верхом, уютно расположившись в плетеных креслах и наблюдая, как набирают синеву море и небо. Вдали виднелась яхта с белоснежными парусами, будто специально вписанная в этот пейзаж.

Фантастика продолжается, умиротворенно подумала Дороти.

– Чем бы ты хотела заняться сегодня? Пройдемся по магазинам, посмотрим достопримечательности?… Или останемся тут, отключив, конечно, телефон?

– Принимая во внимание богатейший выбор возможностей, оставляю последнее слово за тобой.

– Отлично, тогда сейчас идем гулять, потом спустимся к морю и пообедаем в каком-нибудь маленьком ресторанчике.

– Как ты можешь думать об обеде после такого обильного завтрака?

– Поверь мне, ты успеешь проголодаться. Надеюсь, ты захватила удобную для ходьбы обувь?

К счастью, Дороти запаслась подходящими такому случаю босоножками на легкой плоской подошве, но все равно изрядно устала. Их приют располагался в тихом пригороде Майами. Они шли мимо роскошных вилл, утопающих в буйной зелени, сквозь стройные ряды пальм, высаженных вдоль узкой дорожки, уложенной затейливой цветной плиткой. Сюда не долетали ни звуки шоссе, ни пляжный шум. Изредка их обгонял какой-нибудь велосипедист да стайки подростков на роликовых коньках, спешащие к морю.

– Райское место. Хорошо, что мы живем не в отеле, где все кипит, как в муравейнике, и во всю ночь гремят танцевальные ритмы, – задумчиво сказала Дороти.

– Я тоже не люблю модные курорты, да они, в принципе, и все одинаковые. А больше всего ненавижу бассейны. Предпочитаю морскую стихию, а не нелепое бултыхание в воде среди искусственных берегов.

– Я понимаю, ты привык совершенно к другому. Возьмешь меня когда-нибудь с собой? Хочу вдохнуть настоящей экзотики.

Легкая тень мелькнула на лице Эдди.

– Нет, и не проси.

– Но почему?

Эдди хотел сказать, что то, чем он занимается, не терпит присутствия женщин, но не стал.

– Не почему… Нет и все!

В конце концов они вышли к центру Майами, где располагались дорогие отели и антикварные магазины. Здесь также было множество уличных торговцев, которые продавали все, начиная от фальшивых бриллиантов и кончая прекрасными живыми цветами.

Брасс купил ей очаровательную шляпку из соломки, такую же плетеную сумочку, буквально набив ее цветами.

– Ты сделал меня похожей на Лизу Дулитл. Помнишь фильм?

– Ты ни на кого не похожа, моя милая. Ты одна такая.

– Только этого никто не знает, – рассмеялась Дороти.

– Я знаю, – поцеловав ее в обе щеки, сказал Эдди.

На одном из углов внимание Дороти привлекли старинные ювелирные изделия, выставленные в витрине маленького магазинчика.

– Тебе что-то приглянулось?

– Почти все, – призналась она. – Я обожаю старинные украшения. В них чувствуется какая-то особая романтичность.

– Давай зайдем и посмотрим.

– Нет! Это так же безумно нелепо, как и заказывать завтрак по телефону!

– Я предложил посмотреть, а не скупать все подряд. – Не обращая внимания на протест Дороти, он повел ее в магазинчик. – Итак, что интересует тебя больше всего?

– Ничего, – смутилась она. – Давай лучше уйдем.

Девушка за прилавком приветливо улыбнулась.

– За рассматривание украшений мы денег не берем. Мы сами любим разглядывать наш товар. Вы предпочитаете нечто изысканное? Тогда взгляните вот сюда.

– Мы пока не знаем, что нам нужно, но когда увидим – поймем, – сказал Брасс.

– Кольцо, серьги, колье? – начала перечислять продавщица.

– Только не кольцо, – одновременно отозвались Эдди и Дороти.

Они посмотрели аметистовое колье, старинные хрустальные серьги, расческу, украшенную самоцветами, изумрудный браслет… Все вещи были красивы, но чего-то в них не хватало.

Тогда девушка открыла стеклянную витрину, находившуюся у нее за спиной.

– Если вы ищете нечто романтическое, советую именно это.

Перед ними оказалась бархатная коробочка с брошью. Тончайшей работы камея, выполненная на раковине и обрамленная золотом с мелкими бриллиантами, была восхитительна.

Эдди взглянул на Дороти, увидел на ее лице нескрываемый восторг.

– Вот то, что нужно. Берем!

– Ты сошел с ума! – ошеломленно сказала Дороти, едва они вышли на улицу. – Это слишком дорогая вещь.

– Не думай о такой прозе. Радуйся и все… Пусть это украшение вечно напоминает тебе нашу поездку в Майами, даже если солидный банкир, ставший в конце концов твоим избранником, одарит тебя куда более стоящими ценностями.

Сказанные будто вскользь, иронически, эти слова тем не менее задели Дороти. Они разрушили ощущение чуда, спустили с небес на землю. Теперь она думала только о том, что очень скоро все кончится. Сказка подойдет к концу; они с Эдди разойдутся в разные стороны, а Майами останется лишь точкой на карте, местом, где однажды она побывала с человеком, на короткое время заполонившим ее сердце и придавшим жизни новый смысл. И Дороти больше никогда не вернется в этот город, где была так счастлива.

Она взглянула на Эдди и удивилась, увидев на его лице такую же грусть, какая, несомненно, была на ее собственном.

– Мне кажется, этот талисман нам поможет, – робко сказала она.

– Не думаю, – помолчав, честно ответил он, не пытаясь делать вид, будто не понял, о чем речь. – Я вообще-то не очень верю в талисманы… А еще больше не люблю загадывать что-то, пытаясь задобрить судьбу. Пойдем лучше перекусим, в этом-то мы наверняка не обманемся.

Было уже далеко за полдень. Они оказались едва ли не единственными посетителями одного из уютных ресторанчиков Рыбачей гавани. Выбрав столик у окна, Эдди долго изучал меню, затем заказал мидии, салат «Цезарь», запеченного в порционных металлических формочках тунца, а еще настоял на пироге с сыром, что показалось Дороти совершенно лишним.

В помещении веяло приятной прохладой. Ели они не торопясь, с наслаждением. За окном виднелись лодки с парусами, чайки и какие-то птицы, нырявшие в волны.

– Это бакланы. Смотри, как они ловко хватают рыбешек.

Забавная картина, а особенно комментарии Эдди, со знанием дела рассказывающего ей разные истории, связанные с морскими обитателями, развеселили ее. В конце концов, незачем терзаться мыслями о будущем, когда настоящее уже незабываемый подарок. Спасибо судьбе и за это, решила Дороти.

По возвращении домой Эдди уложил ее в постель, заботливо положив ей под ноги подушку.

– Полежи так хотя бы час, тебе необходимо отдохнуть. К вечеру ты должна быть в форме.

– А ты? Если мы куда-нибудь опять пойдем, тебе тоже не мешает расслабиться.

– Мне нужно сделать несколько обязательных телефонных звонков. – Он задвинул шторы, чтобы солнечный свет не падал на кровать. – Но когда ты проснешься, я буду весь твой.

Сомнительно, грустно подумала Дороти. Даже сейчас, когда в их распоряжении всего два дня, он думает о делах, и так будет всегда. На глубокие чувства он вряд ли способен, потому что одержим по-настоящему совсем другим… А она-то, глупая, безрассудно вручила свое сердце человеку, в нем не нуждающемуся. Отвернувшись, Дороти смахнула невольные слезы. Обидно, горько… Конечно, в конце концов она может сказать, что ее совершенно не устраивают такие отношения, и хоть сейчас от них отказаться… Но она точно знала: слишком поздно менять курс…

9

– Надень платье, – посоветовал Эдди, когда Дороти спросила его, что из одежды лучше подойдет для предстоящего вечера. Она выбрала открытое на спине платье из голубого шифона. Подаренную брошь приколола у ворота, вдела в уши старинные бриллиантовые серьги, принадлежавшие еще прабабушке. – Я как будто собираюсь на бал.

– А это и будет бал, – хитро подмигнул Эдди. – Бал для двоих.

Она не догадывалась, что Брасс нанял роскошную яхту, чтобы они могли поужинать и потанцевать под звездным морским небом.

Украшенная гирляндами сияющих лампочек яхта покачивалась у причала. Одетый в белоснежный китель шкипер и вся команда радушно встретили своих гостей, подкативших к сходням на лимузине.

И вновь Дороти окунулась в сказку. Они пили шампанское прямо на палубе, зачарованные музыкой, доносящейся из салона. Вечерний Майами зажигал огни, морские светлячки-водоросли фантастически окрашивали воду.

Позже, когда повеяло влажной прохладой, Эдди с Дороти спустились в салон-каюту, где их ожидал ужин при свечах. Стюард подал изысканный раковый мусс, артишоки и пальмовый салат. Затем последовали телячьи отбивные, вымоченные в бренди и только что поджаренные на углях мангала, установленного на корме.