— Простите, — сказал Каверин, — кажется, я испортил вам обед. Наверное, мне лучше уйти.

— Нет, ничего, — ответила Людмила и снова удивилась. Минуту назад она мечтала, чтобы он поскорее ушел.

— Не смог удержаться, — сказал он виновато. — Так давно не виделись. Вы же больше не посещаете собрания?

— Нет, — ответила она, давая понять, что продолжать разговор на эту тему не желает.

— Еще раз простите, — он совсем стушевался. — Это не мое дело… Но… Вы все еще вместе?

— Вы правы, это не ваше дело, — резко ответила Людмила. — Но да, я все еще жена господина Сикорского.

Каверин посмотрел на нее и отчего-то отвел взгляд, будто боялся выдать себя. Молчание стало совсем неловким, и Людмила позвала официантку, чтобы расплатиться и уйти.

Все та же девушка в красном переднике с оборками принесла кожаную папку со счетом.

— Вы, конечно, не позволите?

Каверин протянул руку к папке.

— Конечно, нет, — ответила она жестко. — Мне нужно идти.

— Жаль, — вздохнул он, — жаль.

Людмила встала и направилась к выходу. Было душно, поскорее хотелось оказаться на улице.

— Если я могу чем-то помочь… — вдруг тихо произнес Каверин.

Он больше не отвел взгляд. Людмила заглянула в его глаза, и ей стало больно дышать.

— Мне никто не может помочь, — ответила она, то ли Каверину, то ли себе.

Отвернулась и быстро, почти бегом, пошла к выходу.

На улице Людмила посмотрела в окно кафе: Каверин глядел на нее сквозь забрызганное каплями дождя оконное стекло. От его взгляда опять заныло в груди.


Глава 25


Руслан пришел поздно, усталый, озабоченный. Людмила с воодушевлением начала рассказывать ему о встрече с Татой, но он рассеянно кивал и нехотя поддерживал иллюзию беседы. Рассказывать про роман Людмиле сразу расхотелось. А уж про встречу с Кавериным и вовсе.

После ужина Руслан неловко поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, родная. Спать пойду. С ног валюсь, операция тяжелейшая. И завтра две. Ты как себя чувствуешь?

— Нормально. Иди, конечно, на тебе, и правда, лица нет.

Руслан облегченно вздохнул и поднялся наверх.

Людмила ощутила неловкость от того, что не рассказала Руслану всего. Доверяться мужу во всем без оглядки, без любых, самых невинных секретов, было — как она всегда считала — ее счастьем, ее семейной «фишкой». А теперь вдруг она подумала: «Как хорошо, что Рус почти меня не слушал».

Людмила достала из сумки карточку, повертела в руках, провела кончиками пальцев по золотому тиснению названия издательства. «Главный редактор отдела современной прозы Злотская Ирина Петровна».

«Нет, это совершенная глупость», — снова запаниковала Людмила. Но тут же вспомнила грозное нахмуренное лицо Таты, вздохнула и пошла за ноутбуком.

На отправку она потратила целых двадцать минут. По нескольку раз проверяла файлы, форматирование, осторожно, по букве, набирала адрес с карточки.

Потом закрыла ноутбук и поднялась к себе. Из-под двери спальни Руслана пробивалась узкая полоска света. Очень захотелось войти к нему и съязвить: «Ты же спать собирался? Опять конспекты штудируешь?»

Постояла немного перед его дверью, потянулась к ручке, но в последний момент отдернула пальцы. И быстро ушла к себе.

Людмила пролежала без сна почти до утра. Мысли — обрывочные, неясные, тревожные, не давали уснуть. Она все не могла забыть Каверина, что с тоской смотрел на нее через мутное, мокрое от дождя стекло.


Весь следующий день она намерено не брала в руки ноутбук. Знала, что стоит его открыть — просидит до вечера, обновляя страницу почты.

Ближе к вечеру мобильник выдал рингтон для незнакомых абонентов.

— Сикорская Людмила? Секретарь Злотской беспокоит. Вы что, почту не смотрели?

Людмила растерялась.

— Нет… дела были.

— Ну что ж вы! Мы ждем от вас ответа! Не затягивайте, пожалуйста!

Сердце стучало как сумасшедшее, пальцы дрожали, по спине полз противный холодок.

Людмила перечитала письмо от редакции пять раз. И все равно не верила в то, что это — не розыгрыш. Хотела даже позвонить Тате, чтобы убедиться, что ей не приснилась та встреча в Манеже.

Потом взяла себя в руки, открыла файл с договором, кое-как заставила себя прочитать его до конца. Распечатала, еще раз прочитала, потом пошла в кабинет к Руслану, чтобы найти ручку и подписать.

В кабинете царил идеальный порядок. Тетради Шталя на столе больше не было. Исчезли и коробки с бумагами. Людмила взяла ручку с золотым пером и гравировкой — вензелем переплетенных букв Р и Л, что сама подарила Руслану как-то на день рождения, и подписала два экземпляра договора. Потом задумалась, присела за стол.

— Мила? — удивленный голос Руслана прозвучал над ухом, и Людмила вздрогнула от неожиданности. Смутилась, вскочила, словно ее застали за чем-то постыдным.

— Я… тут… договор…

— Договор?

Руслан взял в руки бумаги, прочел и заулыбался:

— Надо же! Здорово! Я же говорил, что все получится. А ты не верила.

— Да ну, — Людмила смутилась еще больше. — Это не я. Все Тата.

Руслан взял ее за руки.

— Это ты. Ты же автор! Ты молодец!

— Ладно, еще ничего не ясно. Подумаешь, договор. Не поверю, пока книжку в руки не возьму.

— Будет книжка! И не одна!

Руслан заметил на столе ручку, взял ее и протянул Людмиле.

— Забирай. Тебе нужнее.

— Это подарок! — запротестовала Людмила.

— Мое орудие — скальпель. А твое — вот. На удачу.

Руслан вложил «золотое перо» ей в ладонь.

— А знаешь, пойдем, отметим! Там вроде вино есть в холодильнике. Или кипрский мускат откроем?

— Не надо. Рано праздновать. А ужинать, пойдем, конечно. И вино есть, хорошее чилийское. Если уж так хочешь.


Людмила наскоро накрыла на стол, Руслан открыл вино, разлил по бокалам и торжественно провозгласил тост:

— За будущий бестселлер! И его автора!

— Глупости, еще ничего не известно.

Радость Руслана казалась искренней, но все равно Людмиле было неловко. Вспомнилось, как она всего один раз в жизни, еще студенткой, купила лотерейный билет и неожиданно выиграла приличную по тем временам сумму, целых сто рублей, как мучилась в раздумьях — куда их потратить, и, в конце концов, с облегчением отдала маме. Тогда ей было также неловко от незаслуженно свалившихся денег.


На следующий день она собиралась в город, на почту, отправить договор в Москву для подписания. Отдать его Руслану Людмила так и не решилась. Отчего-то стало страшно доверять договор даже мужу.

Она уже заказала такси, когда зазвонил мобильник. Номер звонившего Людмиле был не знаком.

— Сикорская? Людмила?

— Да.

— Это Злотникова. Вы договор отправили?

— Нет, только собиралась.

— Отлично! Я еще в Питере, задержусь тут на недельку в филиале. Приезжайте с договором в редакцию. Сможете, скажем, через час? Адрес знаете?

— Н-нет. — Людмила даже начала заикаться от волнения.

— Выборгская набережная, двадцать. Жду. И флешку возьмите.

Не дожидаясь ответа, Злотникова положила трубку.

Охранник на входе в здание редакции спросил фамилию, попросил подождать, снял трубку с телефона, поговорил с кем-то и пропустил Людмилу.

— Триста восемь, третий этаж. Лифт направо.

Перед дверью с нужным номером Людмила попыталась унять бешено стучащее сердце и дрожь в пальцах. «Чего трясешься? — сказала она себе. — Подумаешь, книжка…» Но убедить себя не удалось.

Осторожно постучала.

— Входите! — ответил из-за двери мужской голос.

Людмила растерялась, еще раз глянула на табличку. Но отступать было некуда. Нажала на дверную ручку и открыла дверь.

В кабинете было накурено, и Людмила с трудом подавила приступ кашля.

За столом, заваленном бумагами, сидел тот самый лысоватый, которого Тата называла Андреем Петровичем. У открытого на проветривание окна курила Злотская.

— Здравствуйте, я Сикорская, — хрипло произнесла Людмила. — С договором.

— А, наконец-то.

Злотская затушила сигарету в бронзовой пепельнице с фигуркой совы.

— Проходи, садись. Ничего, что на ты? Ненавижу эти церемонии.

— Ничего.

Людмила оглядела кабинет и выбрала стул ближе к выходу.

— Давай поближе, к столу. Обложку выбирать будем. В эту пятницу уже презентация серии. Спешить надо, пока тренд не ушел. Кстати, ты вроде журналист?

— Нет, редактор. А что?

— На презентацию пойдешь. Как новый перспективный автор. Сейчас Старлетову уламываем. Пойдет у нас толкачом в серии. Романчик у нее, конечно, так себе вышел. Твоему не чета. У тебя и стиль, и язык, и фактура проработана. И психологизму хоть отбавляй. Старлетова розовые сопли в стразиках наваяла. Но у нее имя, поклонники. А нам главное серию раскрутить.

Людмила чувствовала, себя щепкой в водовороте.

— Договор… — она неловко протянула Злотской папку.

— Андрею отдай, — отмахнулась Злотская. — Нам с обложкой надо порешать. Вот смотри.

Она пододвинула стул к Людмиле и положила себе на колени ноутбук, тонкий и стильный.

— Это работы одного известного фотографа. Он предоставил их бесплатно для оформления серии. По-моему очень талантливые работы. И главное очень эротично и в тренде. Флешку принесла?

Людмила покопалась в сумке, не без труда выудила маленький металлический прямоугольник на цепочке и протянула Злотской.

— Молодец. Я тебе скину все. Выбери штук десять. И скинь мне не «мыло». К пятнице макет сделаем. Да, Андрей Петрович?

— Постараемся, — недовольно буркнул лысоватый. — С начальством московским разве поспоришь.

— Правильно! — усмехнулась Злотская. — Не надо спорить с начальством. Надо быстренько сделать макеты трех первых книг серии. Старлетовой, Волжанина. И твоей.

Злотская дружески похлопала Людмилу по плечу.

— Их и представим в пятницу. Для затравки.

— Презентация? — Людмила совсем разволновалась. Выступать перед аудиторией, говорить о своем романе — эта мысль вызвала настоящую панику.

— Ну, милочка. — Злотская снисходительно усмехнулась. — Хочешь стать успешным писателем? Надо крутиться, мозолить глаза публике. Иначе никак. Ничего, справишься. Фотографа этого еще позовем. Кстати, Андрей, это на твоей совести. Ладно, иди, работай.

Людмила ехала в такси и то и дело проверяла: не потерялась ли флешка с фотографиями. На экране ноутбука Злотской она не смогла рассмотреть ничего — от волнения не сообразила достать очки.

Дома сразу бросилась к ноутбуку. Людмиле показалось, что техника издевается над ней — так долго он загружался. И еще дольше открывалась флешка.

Фотографий было много — больше пяти десятков. В основном черно-белые, либо с эффектом сепии, будто из начала прошлого века. Злотская была права, работы были очень талантливыми — выразительные, наполненные внутренним движением позы, красивые формы, сдержанная, вовсе не пошлая и не вызывающая эротика. Все нескромное — мастерски ретушировано полутенями, предметами, прозрачной тканью. Обнаженная женская грудь, прикрытая лишь бутоном розы, нежная кожа, будто матовый шелк, тускло просвечивает из-под черного флера, шип безжалостно вонзился в плоть и единственное яркое пятно — маленькая капелька крови. Еще одна — будто специально снята была для ее романа. Хрупкая девушка, лицо скрыто шелковой маской. Широкие черные ленты удерживают ее, словно куклу, в коробке: поперек бедер, талии, груди, тонкой высокой шеи. Обхватывают изящные запястья, локти, колени, лодыжки. Рядом еще одна такая коробка, и еще, и еще. Бесконечный ряд уходит вдаль. Вдоль коробок с живыми куклами с задумчивым видом идет мужчина во фраке, разглядывает их, будто в магазине. Выбирает себе игрушку.

Людмила рассматривала фотографии, и неясная тревога все больше завладевала ею. В этих картинках было нечто неуловимо знакомое. Все работы сквозили темной и сладкой жутью. Автор точно был не понаслышке знаком с Игрой.

Замирая от нехорошего предчувствия, Людмила достала телефон и набрала последний входящий номер.

— Ирина Петровна? Это Сикорская. А кто автор этих фотографий?

— Тех, что для обложек? Сейчас. Андрей, как его там? Корчагин? Нет? А, точно… Каверин! Артем Каверин. Правда, шедевральные?

— Да, очень красиво. Спасибо, — машинально ответила Людмила.

Телефон со стуком упал на пол из разжавшихся пальцев.


— Сколько еще этот негодяй будет отравлять нам жизнь?! — возмущенный голос мужа вгрызался в мозг. Людмила прижала ладони к вискам и ощущала, как каждое повышение тона отдается новым толчком боли.