— И ты ходил к ней забирать портфель?

— Да, вчера вечером.

— Как она выглядит? — не удержалась Мэгги.

— Примерно как всегда, — уклончиво ответил Золтан.

— Красивая и элегантная?

— Да, я полагаю. Она казалась усталой.

— А, ясно. — Мэгги хотела расспросить подробнее, но не стала. — В квартире есть еще кто-нибудь?

— Только Фатима, но миссис Моргенштерн сказала, что даст ей отпуск. Поэтому я и должен был забрать портфель вчера, пока они обе не уехали.

Фатима! Так вот где оказалась кузина Эсмеральды. Джереми спрашивал у Эсмеральды, не знает ли она кого-нибудь, кто мог бы поработать у его коллеги. Мэгги почувствовала приближение очередного приступа ярости. Если Фатима работала в доме Мойсхен, значит, Эсмеральда все знала. И молчала. Мэгги показалось, что она задохнется от ощущения невыносимой атмосферы всеобщего заговора, окружавшей ее.

— Мы идем покупать рыбу, Золтан, — с нехорошим блеском в глазах произнесла она. — Много рыбы.

Где бы они с мужем ни жили, Мэгги обожала рынки — в отличие от Джереми, предпочитавшего гигиеничные, рационально спланированные супермаркеты. А она любила поболтать с людьми, стоявшими за прилавком, особенно с деревенскими женщинами в платках, с красными руками, пахнущими карболовым мылом. Любила звуки, царившее вокруг радостное возбуждение, дружеские перепалки продавцов, громкие голоса, театральные жесты, непристойные шутки, не до конца понятные ей. В такие минуты ей представлялось, что она одна из них, обычная женщина, а не жена посла, отгороженная ширмой протокола от реальной жизни. Одним из самых любимых был «Нашмаркт» с рядами приземистых торговых палаток и людьми, которые холодным ранним утром уже стояли там, зябко притопывая ногами, и пар шел у них изо рта. Сейчас Мэгги медленно прогуливалась между рядами, с наслаждением созерцая рыбу, грудами наваленную на прилавках. В руках она несла очень большую корзину, но и ее было явно недостаточно. Никогда в жизни Мэгги не была такой расточительной. Раньше она всегда тщательно взвешивала все «за» и «против», прежде чем купить что-нибудь, и, как бы ни был велик соблазн, пункты «против» оказывались важнее. Джереми восхищался ее бережливостью.

Кучи креветок и осьминогов, чьи скользкие щупальца высовывались из бумажной обертки, были взвешены и упакованы, вместе с покрытыми радужной чешуей скумбрией и форелью, двумя огромными омарами — Мэгги предпочла замороженных, чтобы они не делали попыток выбраться из корзины, — и узловатыми связками мидий и прочих моллюсков. Она улавливала излучаемое Золтаном неодобрение, которое, казалось, в виде пара поднималось от его костлявых плеч, оттянутых сумками. В самом конце последнего прилавка внимание Мэгги привлек огромный карп. Складывалось впечатление, что он не попался на крючок рыболова, а умер от естественных причин; глаза его были мутными, будто затянутыми катарактой, а из уголков рта торчали какие-то наросты.

— Und das auch,[13] — сказала она торговцу в переднике. Для карпа не нашлось подходящего пакета, и Мэгги пришлось нести его к машине в руках, бережно, как младенца. Золтан, держась на почтительном расстоянии, шел сзади; лицо его выражало молчаливый протест. Они вместе уложили покупки в багажник.

— Будь любезен, отвези меня к миссис Моргенштерн, — решительно приказала Мэгги.

Ей о многом хотелось расспросить Золтана, но годы жизни по правилам протокола не прошли даром. Джереми категорически не одобрял неформальных отношений с обслуживающим персоналом, и его диалоги с водителем касались исключительно дороги и погоды. Мэгги решила начать издалека.

— Кажется, может распогодиться, — сказала она, с невинным видом рассматривая облачное марево.

— Обещали дождь на все выходные, — сухо и безжизненно возразил Золтан.

Мэгги глубоко вздохнула.

— Ты, должно быть, хорошо знаешь этот маршрут, — рискнула она, чувствуя себя отважной и дерзкой.

— Я хорошо знаю окрестности, да.

— Я имела в виду… Ты, наверное, очень часто бывал здесь?

— Достаточно часто, да.

— Скучно, наверное, было подолгу ждать в машине.

— Мне не нужно было ждать. Посол всегда отсылал меня.

— Ясно. — Последовала долгая пауза. — А потом звонил и просил приехать и забрать его, когда… — Мэгги вдруг почувствовала легкую тошноту, — освобождался?

— Да.

Еще одна пауза. Они молча сидели рядом, ожидая, когда изменится сигнал светофора.

— А иногда ты, наверное, возил в ресторан их обоих? — Она будто стояла на склоне горы — в том самом месте, где очень легко скатиться вниз, к подножию.

— Иногда миссис Моргенштерн присоединялась к нам, да.

Мойсхен сидела в автомобиле! На месте Мэгги — справа от Джереми! Мэгги опустила оконное стекло, чтобы ветер охладил горящие щеки. Золтан припарковался с особой тщательностью. Медленно выходя из машины, она поняла — скорее всего они с Золтаном перешли границы формального общения по протоколу.

При входе в сводчатый вестибюль ее охватило странное предчувствие — примерно так же, дрожа от страха и возбуждения, маленькой девочкой Мэгги готовилась напроказить. Она оглянулась на Золтана, следовавшего за ней как преданный телохранитель.

— Второй этаж, — монотонно пробормотал он. В его руках болтались две сумки с рыбой, и ему пришлось вызывать лифт, нажав кнопку подбородком.

У двери, сверкавшей медной фурнитурой, Мэгги протянула Золтану ключи. В связке было три ключа от трех разных замков, и на проникновение внутрь понадобилось целых пять минут. Убранство квартиры во многом совпадало с представлениями Мэгги: светло-серые ковровые покрытия, стены в пастельных тонах, мебель в стиле бидермейер[14] и написанные маслом картины, подсвеченные небольшими продолговатыми, как сосиски, лампами, подвешенными над рамами. Золтан включил свет, и несколько люстр разом ожили. В углу гостиной стоял рояль, покрытый шелковой шалью и уставленный фотографиями в отполированных серебристых рамках. По всей видимости, на снимках была изображена Мойсхен в младенчестве, Мойсхен верхом на пони, Мойсхен на первом балу и Мойсхен в день свадьбы.

В этой ретроспективе присутствовала лишь одна свежая фотография. Мойсхен в самом деле оказалась стройной, гибкой блондинкой и выглядела на сорок с лишним. Она сидела в одном из парчовых кресел, стоявших в ее гостиной, скрестив тонкие лодыжки, а позади, наклонившись через спинку кресла и положив руку ей на плечо, стоял мужчина — явно более старшего возраста.

— Ее муж? — спросила Мэгги у Золтана, который слонялся неподалеку.

— Она вдова, — угрюмо ответил он.

Мэгги отвернулась от рояля. Мойсхен была не просто красавицей блондинкой — ее лицо казалось довольно приятным и добрым. Но приятные добрые женщины ведь не спят с чужими мужьями, правда? Она начала распаковывать сумки.

Золтан покорно пошел искать стремянку, а потом замер рядом, пока Мэгги выполняла свою миссию. Через какое-то время она почувствовала, что и он вовлекся в процесс. Открывая шкафы, они обнаружили там множество элегантных остроносых туфель, стоявших рядами. Мэгги вложила в мысок каждой туфли мидию, покрытую водорослями. Креветок она рассовала по карманам одежды, а мелкая кефаль была уложена в чашечки кружевных бюстгальтеров и разбросана по всему белью.

Потом они прошли на кухню. Мэгги вынуждена была признать, что кухня очень милая и скорее напоминала комнату с паркетным полом и размещенным в углу маленьким креслом, перед которым стоял компьютерный стол. Мойсхен, по всей видимости, умела управляться с непокорной мышью, вырезать, копировать и бороздить просторы Интернета. На двери висел фартук с принтом одного из фрагментов потолка Сикстинской капеллы. «Из Рима», — раздраженно подумала Мэгги. В серванте она обнаружила поставленные ровными рядами изящные кофейные чашки, а рядом с ними — бескомпромиссно консервативный британский чайник и жестяную банку с чаем из «Фортнума».

— Золтан, где у нас мелкие крабы? — спросила Мэгги.

Один пятнистый краб отправился в заварочный чайник, второй — в чай, третий — в сахарницу, а остальных она засунула в белый пластмассовый электрочайник. Это должно было навсегда отбить у Мойсхен охоту к чаепитиям.

В ванной комнате интересного было мало. Все очень красиво — плитка, украшенная мозаикой, вышитые полотенца для рук, но ничего личного. Похоже, Мойсхен все забрала. Мэгги открыла зеркальные шкафчики и изучила коробочки с таблетками и косметику. Там было полно витаминов и гомеопатических порошков. Она открыла каждую коробочку и разместила среди таблеток по моллюску в полосатой ракушке. Кремы на полках явно были дорогими — значит, правду пишут в журналах, но почти все нужно было выдавливать из тюбиков. Однако одна баночка с кремом «pour le corps»[15] все же нашлась, и Мэгги спрятала в розовой толще крема самую крупную раковину.

Омаров она оставила размораживаться на обеденном столе, прислонив к серебряному канделябру. И лениво поинтересовалась, разводятся ли в тухлой рыбе личинки мух. Или только в мясе? Золтан этого не знал, а может, что более вероятно, просто не представлял, как по-английски «личинка». Однако именно он придумал развесить осьминогов на люстрах. Им обоим пришлось попотеть — скользкие, громоздкие полипы сползали, шлепаясь на ковер, и их приходилось закидывать обратно. Один упал Золтану на мысок ботинка. Он застыл на месте и покраснел, но благодаря профессиональной выучке все же сумел побороть отвращение. Мэгги едва не рассмеялась, но сдержалась, увидев несчастное выражение его лица. Один из самых больших осьминогов с запутавшимися в хрустальных капельках щупальцами сумел частично расправить их и теперь практически висел в воздухе, нелепо выпучив глаза.

Оставался один вопрос: что делать с карпом? Золтан, как и все жители стран, со всех сторон окруженных сушей, смотреть не мог на омаров и креветок, которые, как он уверял, «пятились по тарелке задом». Зато он с большим почтением относился к карпам.

— Какое расточительство! — произнес он с укоризной. — Знаете, какой хороший рыбный суп можно из него приготовить?

Но Мэгги его замечание не смутило, и она целеустремленно направилась в спальню. Там, как она и представляла, стояла большая двуспальная кровать в стиле барокко, с подголовником, обитым бледно-голубым шелком. Она презрительно фыркнула и откинула покрывало. Так вот где ее мужа настигла смерть!

— Мадам… — встревоженно пробурчал Золтан, держа на вытянутых руках карпа.

— Положи его на кровать, — распорядилась Мэгги. Водитель осторожно пристроил большую рыбину между украшенными вензелями простынями из белого льна. Мэгги схватила маленькую изящную подушечку, подсунула карпу под голову и чуть отошла назад — полюбоваться своей работой. Поправив простыни, она громко расхохоталась. Бедный карп ужасно нелепо смотрелся в обрамлении кружевных оборок, напоминая персонажа сказки «Алиса в Стране чудес».

Далее Мэгги переключила внимание на стоявший в углу спальни прелестный маленький столик из палисандра, с подобранным к нему стулом, обтянутым гобеленом с цветочным узором. В бюро были два ряда специальных ниш, из которых торчали конверты из сиреневой бумаги и письма. У Мэгги так и чесались руки порыться в них в поисках неопровержимых доказательств измены Джереми, но мешало присутствие Золтана — она спиной ощущала его строгий пристальный взгляд. Старый снимок Джереми, на котором он был моложе и стройнее, чем при знакомстве с Мойсхен, стоял, прислоненный к викторианской чернильнице. Вероятно, фотография была сделана еще в Будапеште. Мэгги вдруг охватило непреодолимое желание присесть на гобеленовый стульчик и основательно выплакаться, но позади раздалось покашливание — Золтан протянул ей последний пакет:

— У нас еще осталась форель.

Она поместила в каждую нишу для бумаг по форели — головы торчали наружу, будто лошади выглядывали из стойл. На дне пакета притаился последний краб. Мэгги аккуратно выудила его и положила на блокнот с промокательной бумагой, вставив между клешнями фотографию Джереми.

— Вот так! — победно произнесла она. И готова была поклясться, что в тот момент водитель прятал под усами подобие улыбки.

— Включить отопление? — спросил Золтан. Мэгги просияла.

— Да ты просто гений! — Она решила не спрашивать, откуда он знает, где выключатель. — Думаю, нам нужно сходить куда-нибудь пообедать и отпраздновать успех операции.

— Вы уверены, что это соответствует протоколу? — нерешительно поинтересовался он, изумленный ее предложением.

— Я больше не жена посла, Золтан! Мы вольны делать что захотим.

Мэгги пригласила водителя в «Кёнигсбахер». Они с Джереми очень любили этот ресторан, который, однако, не был упомянут в его дневниках — вероятно, по причине отсутствия в меню рыбных блюд. Зато там, к большому удовольствию Золтана, подавали телячий гуляш. Они пили пиво из огромных кружек, и вскоре усы водителя украсились белой пеной. Он зажег сигарету и откинулся в кресле. Теперь наличие на его лице улыбки уже не вызывало ни малейшего сомнения.