Галина Врублевская - Жена, любовница, подруга…

Мать деловито давала советы – опыт ее работы в органах был сейчас как нельзя кстати.

– Вначале звони 02, все оперативные сводки за ночь в милицию поступают!

В милиции звонок Татьяны приняли к сведению, но ничего определенного не сообщили. Затем Татьяна звонила в больницы, морги, к знакомым Дмитрия. Его собственный мобильный не отзывался.

– Ты вот что, дочка! Позвони-ка своей подружке Ларисе, – горестно поджав губы, сказала наконец Ирина Васильевна.

– Ларисе? Какой смысл? Мне сейчас не нужны чьи-то вздохи и охи.

– А я говорю, звони!

Ирина Васильевна скупо изложила свои подозрения, давно возникшие у нее относительно зятя и подруги дочери. Ей не забылось и то, как уединялись Лариса и Дмитрий во внучкиной комнате на домашней вечеринке, и насторожило, почему Лариса с тех пор не показывается в их доме.

– Мама! Ты фантазируешь! – Татьяна медленно сняла очки и протерла глаза, хотя протирать скорее следовало уши. – Лариса – моя лучшая подруга! Она не могла! И я не могу… не могу ей звонить.

– Ладно, давай я сама! – Мать перехватила трубку у дочери. – Говори телефон!

Новый вектор поисков смутил Татьяну, однако предположение Ирины Васильевны привело ее в чувство после воображаемых картин катастрофы с Дмитрием: главное, чтобы он был цел и здоров, все остальное перемелется. После недолгих сомнений Татьяна по памяти назвала нужный номер.

Лариса уже встала и сейчас в одиночестве бродила по своей квартире, вспоминая ресторанный вечер с Халимом. Было неплохо, но без всякой перспективы! Услышав звонок, подбежала к телефону с радостью: вдруг кто-нибудь пригласит ее?

– Алё! – беззаботно откликнулась она.

– Это Лариса? Да? – Хрипловатый голос Ирины Васильевны в трубке прозвучал по-мужски сурово, а в кратком вопросе слышались агрессивные нотки.

– А вы кто? – законно поинтересовалась Лариса, теряясь в догадках, что за невежа допрашивает ее: ни здрасте, ни представиться.

– Ну-ка, передай трубочку Дмитрию! – по многолетней привычке отдавать приказы отчеканила бывшая милиционерша.

И опять Лариса не узнала Ирину Васильевну: такой жести ей не доводилось прежде слышать в голосе старушки. Продолжая недоумевать, что за мужик звонит, Лариса растерянно доложила:

– Дмитрия тут нет.

– И давно – нет?

Стоящая рядом с матерью Татьяна не выдержала и, выхватив у нее трубку, нажала кнопку отбоя.

– Мама, прошу тебя! Это унизительно. Лучше поговорим с Димой, когда вернется.

В барабанные перепонки Ларисе ударили резкие гудки, звонок вызвал у нее тревогу. У Дмитрия проблемы, конкуренты угрожают? Но почему они звонят сюда? Их информация явно устарела: Дмитрий давно к ней не захаживает. Предупредить его об опасности?

Лариса хотела набрать номер мобильника Дмитрия, но потом передумала. Он пренебрег ею, два года ходил сюда, как к себе домой, но так и не оставил супругу. А теперь? Даже с Новым годом не поздравил! Рад-радешенек, что она его отпустила. И, решив, что теперь его дела ее не интересуют – а возможно, это другого Дмитрия спрашивали, – Лариса положила трубку на базу и вскоре забыла о загадочном звонке.

Дмитрий вернулся домой к пяти вечера. Открыл дверь своим ключом. В квартире пахло корвалолом и валерьянкой. Теща, услышав движение в прихожей, высунула голову из своей комнаты и тотчас скрылась вновь. Татьяна стояла рядом, ожидая, пока он разденется. Противоречивые чувства кипели в ее груди: что-то похожее на любовь, сострадание, презрение. Наконец она присела на табуретку:

– Нашелся! Только не говори, что ты был на объекте.

– Я попал в вытрезвитель, Танюша.

– Не ври, я туда звонила.

– Ты, наверно, звонила в государственные учреждения, а я попал к частникам.

– Но ты же не был настолько пьян, чтобы не позвонить самому? – Впервые Татьяна допрашивала мужа с пристрастием, не опасаясь правды. – Ты был у Ларисы? Признайся, не юли!

– У Ларисы? С какой стати? Не знаю, чем тебе поклясться, Таня: я не видел ее с того дня, как она была у нас на твоем юбилее.

– Глупая я, глупая! Это все мама… – Татьяна с облегчением посмотрела на мужа и почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. Она сняла очки и уткнула голову в ладони. – Если бы ты знал, как мы с ней испереживались за тебя! Куда только не обращались! А с тобой, как всегда, случилось нечто невероятное. И все же почему ты не позвонил? Даже если мобильник разрядился, ты же не в лесу был, а вытрезвлялся в приличном месте, мог найти телефон, обозначиться, чтобы мы не волновались. И как тебя только угораздило попасть в этот вытрезвитель? Повздорил с кем-нибудь? Хорошо еще, что не в ментовку забрали!

Дмитрий коснулся плеча жены, помог ей подняться с табуретки, и они направились в комнату. Татьяна, приученная матерью, не забыла выключить свет в прихожей.

Мимоходом взглянув на себя в затененное зеркало, Дмитрий некстати вспомнил о минувшей ночи: бесконечная прогулка вдоль завьюженной Фонтанки, какие-то мысли о бесцельности своего существования, невероятная встреча с Никой. О чем они с ней разговаривали? Вроде ни о чем, но было ощущение волшебного родства душ. Будто они и не беседовали вовсе, а бездумно парили в невесомости.

Но теперь все казалось фантастическим сном.

* * *

И для Ники первый день нового года не ограничился одним сюрпризом. Вечером, едва ее квартиру покинул Дмитрий, раздался телефонный звонок. Голос в трубке был незнаком, и Ника не сразу поняла, о чем речь. Звонили из больницы и просили приехать, поскольку у них в тяжелом состоянии находится иностранец арабского происхождения Халим. У него в кармане дубленки помимо личных документов обнаружили визитки сотрудников «Этажстроя», в том числе и ее карточку. И звонят ей, полагая, что женщина охотнее мужчин проявит милосердие. Нике сообщили, что на Халима на улице было совершено бандитское нападение. Его избили до полусмерти подростки. На счастье, район патрулировал милицейский наряд, и, увидев машину, хулиганы кинулись врассыпную. Халима, потерявшего сознание, доставили в дежурную больницу. Сейчас пострадавший находится в реанимации, но к следующему утру его должны перевести в обычную палату, а Нику просят приехать для точного установления личности пострадавшего, поскольку лицо его покалечено до неузнаваемости.

На следующий день Ника поехала в больницу. И хотя лицо Халима являло собой фиолетово-пурпурный кровоподтек, она узнала архитектора по глазам. Он был уже в сознании, и легкое облачко радости колыхнулось в его взгляде, когда Ника вошла в палату.

Все длинные зимние каникулы Ника не отходила от постели Халима. Отпаивала заморского гостя куриным бульоном, подкармливала красной икрой. И архитектор медленно пошел на поправку. Эти дни и ночи Никиного бдения у изголовья постели Халима растопили между ними лед непонимания. Халим торопил часы и с нетерпением поглядывал на дверь палаты, если Ника задерживалась. Кроме нее, у Халима не было в Петербурге близких людей.

Постепенно она вытянула из него, как все случилось. Посадив женщин в такси в новогоднюю ночь, он решил прогуляться в одиночестве по Невскому проспекту. Добрел до ярко освещенного памятника императрице Екатерине II и повернул обратно. Но был настолько беспечен, что надумал идти назад параллельной Невскому улицей. Едва он свернул на чистую, аккуратную Караванную улочку, как из подворотни выскочили подростки и всем скопом накинулись на него. Последнее, что он слышал, – «Россия для русских!», потом потерял сознание.

После выписки из больницы Халим не мог вернуться в гостиницу, поскольку был очень слаб. А Ника за две недели ухода за больным настолько близко к сердцу приняла его беду, что предложила ему поселиться у себя в квартире. Арабский архитектор оставался у нее вплоть до окончательного выздоровления, и естественным ходом их отношения завершились близостью.

* * *

Халим и Ника уже жили одной семьей, не афишируя свои отношения на работе, а в «Этажстрое» продолжали циркулировать слухи о ее связи с генеральным директором. Достигли они и самой Ники. Ей было неприятно это слышать, но не встанешь же посреди коридора, чтобы объявить всем, что это неправда, что Герман Леонидович просто по-отечески опекает ее. Оправдаться ей хотелось только перед Татьяной. И потому, что конструктор представлялась Нике образцом порядочности, и потому, что Ника надеялась, что Татьяна положит конец нелепице. Татьяна и Ника давно уже не обедали вместе, и поймать удобный момент для разговора Нике оказалось нелегко. Но однажды, на лестничной площадке, разговор все же состоялся.

– Татьяна Сергеевна, – обратилась Ника.

– Не надо Сергеевны! Я не так стара, как ты думаешь.

– Таня, я хотела сказать вам, что между мною и директором ничего нет, вопреки сплетням.

– Почему ты мне вдруг сообщаешь об этом? – Татьяна с подозрением взглянула на малоприятную ей сотрудницу. – Мне нет дела до твоей личной жизни.

– Вы авторитетный человек, все считаются с вашим мнением…

– Я не могу поддерживать эту тему, Ника. Ты ищешь у меня защиты, насколько я поняла. Но я к подобным глупостям не причастна.

Ника, обескураженная холодным тоном Татьяны, замолчала. Отошла к лифту и нажала кнопку вызова. Она чувствовала себя полной дурой. Зачем она полезла со своими оправданиями! Пусть болтают, что хотят. Лишь бы это не отражалось на работе.

А трещина между женщинами стала еще шире.

С некоторых пор Дмитрий Беломорцев начал ощущать неудовлетворенность своей работой. Рамки фирмы «Окна» стали ему тесны, как подростку детская курточка. У него уже имелись связи с крупным бизнесом, и он понимал, что только в команде можно осуществлять грандиозные проекты. А тут и возможность подвернулась: открылась вакансия топ-менеджера в корпорации «Этажстрой». Фирма «Окна» неоднократно выполняла крупные заказы строителей, устанавливала стеклопакеты в новых зданиях и ни разу не подвела заказчика. И когда гендиректор компании Герман Леонидович Вдовин, узнавший Беломорцева в деле, предложил ему стать своим заместителем, кандидат согласился, почти не раздумывая. Попасть в ведущую строительную компанию города было большой удачей!

Однако осваиваться на новом месте Дмитрию оказалось непросто. Прежде он был сам себе голова, единолично принимал решения, а теперь стал частью команды профессионалов, и приходилось учитывать мнение остальных членов правления. Новая работа требовала также новых знаний, а потому его рабочий график достиг пика напряженности. Поэтому дела в его фирме оказались пущены на самотек, и Дмитрий готовился передать бразды правления ею в другие руки.

На переходном этапе он еще кое-как отслеживал заказы, проходящие через «Окна», но рутинные дела охотно переложил на плечи других сотрудников. Он подмахивал бумаги почти не глядя. Лишь одна бумага, принесенная на подпись кадровичкой, привлекла его внимание. Это был приказ об увольнении монтажника Степана Чупренко за систематическое пьянство на рабочем месте.

Кадровичка живописала уходящему с поста директору о выходках работника, а Дмитрий и предположить не мог, что на добросовестного украинца возведена напраслина из-за ревности. Но повод у кадровички имелся: один раз Степан с похмелья не вышел на работу, причем сам и признался ей, считая добрым товарищем, – он не подозревал, какими злопамятными бывают женщины.

Однако и мужчины помнят свои обиды: Дмитрий не простил Ларисе, что она полгода назад променяла его на простого работягу. Дмитрий расписался на бумаге.

Тем же вечером Лариса позвонила ему, умоляла оставить Степана на работе. Дмитрий уступил в одном: сменил формулировку увольнения. Вместо нехорошей статьи о пьянстве кадровичке пришлось сделать запись «уволен по собственному желанию». Но и эта безобидная формулировка не избавила украинца от тягот, связанных с поиском новой работы.

Степан маялся без дела почти три недели. Но поскольку он жил теперь у Ларисы, то смог продержаться, сдавая комнату внаем. Наконец подыскал себе непыльное место: устроился в ремонтную контору «Муж на час». Выполнял работу на дому у заказчиков или чаще – заказчиц. Выполняемые им услуги носили сугубо хозяйственный характер: навесить шторы, прибить кронштейн, подключить люстру. Одна беда – заказы появлялись нечасто и получал он мало: половину денег приходилось отстегивать хозяину фирмы. Зато у Степана появилось свободное время, и он решил вплотную заняться разводом – прежде ходить по инстанциям было некогда. Однако тотчас обнаружил, что канитель предстоит немалая. В суде затребовали документы той поры, когда он служил в армии и вступал в брак. Но воинская часть была расформирована, пришлось посылать запрос в архив – пошла бумажная волокита. И все это приходилось делать втайне от сожительницы, так как Степан при знакомстве с Ларисой заявил, что уже разведен.