Мэри Бэлоу - Жена на время

Сердце ее колотилось, когда они шли в библиотеку. Она всегда стремилась решать проблемы не откладывая и убеждала других поступать так же. Иногда ей это удавалось, иногда – нет. Но никогда еще ей не приходилось справляться с такой огромной задачей. Что, если она делает все совершенно не правильно? Что, если ее поспешность только навлечет на всех неприятности? Но все-таки ей не верилось, что дела могут обстоять еще хуже, чем они уже есть. Вряд ли она может навредить.

Ее муж стоял у окна, спиной к двери. Он не повернулся и не сказал ни слова, услышав, как они с герцогом вошли. Он только поджал губы. Герцог тоже не произнес ни слова и не выразил удивления, только на мгновение задержался на пороге библиотеки.

– Отец, – сказала Чарити. – Не хотите ли присесть? Вот здесь, у камина? Как мне кажется, здесь удобнее, чем за письменным столом. Принести вам что-нибудь? Может быть, виски?

Герцог опустился в кресло, которое она ему предложила. Внимательно посмотрел на сына. Потом на нее.

– Ничего не нужно, – отказался он. – Будьте добры, объяснить мне, в чем состоит это важное и неотложное дело.

Чарити стояла у кресла, положив руку на плечо герцогу.

– Энтони, – обратилась она к мужу. – Два дня назад вы привезли меня сюда с единственной целью: досадить своему отцу и разрушить все его планы и надежды. Вы специально женились на женщине, гораздо ниже вас по общественному положению и с прошлым, когда ей приходилось своим трудом зарабатывать себе на жизнь.

– Я не скрывал от вас своих намерений, – сказал маркиз.

– А вы, отец, вчера и сегодня выказывали мне свое расположение с единственной целью досадить Энтони. Кульминацией вашего плана было топазное ожерелье.

– Ожерелье все еще принадлежит вам, – заметил герцог. – Я его не забирал назад.

– Вы оба добились успеха, – сказала Чарити. – По ходу дела я тоже пострадала, но не об этом я хотела сейчас говорить. Вы оба добились того, чего хотели. Вы оба глубоко задеты.

– Вы оценили ситуацию так, как вам велит ваше доброе сердце, любимая, – сказал маркиз. – У нас с его светлостью сердца не добрые. Я даже сомневаюсь, есть ли они у нас вообще.

– Почему вы выбрали именно такой способ мести? – спросила мужа Чарити. – У вас был выбор. Вы могли не приезжать в Инфилд, несмотря на приглашение. Вы могли приехать и не жениться на леди Марии. Так вы тоже смогли бы показать отцу, что он не распоряжается вашей жизнью. Почему же вы выбрали именно такой жестокий способ?

Маркиз долго не отвечал. Он переводил взгляд с отца на жену и обратно. Странная полуулыбка играла в уголках его рта.

– Потому, что женитьба на достойной женщине всегда была важным долгом герцогов Инфилдских наследников, – наконец сказал он. – Независимо от личных симпатий жениха и невесты. Если наследнику с детства была предназначена в жены какая-нибудь девушка, то он женился на ней, даже если она испытывала к нему глубокое отвращение и была влюблена в другого. Достойный брак, достойная родословная для наследника – это все. И поэтому я женился на вас, сударыня. На женщине, которая ответила на мое объявление о вакансии гувернантки. Да, сэр. Так именно все и было.

Чарити почувствовала, как напряглось плечо герцога под ее рукой прежде, чем маркиз закончил говорить.

– А вы, отец? Почему вы выбрали для подарка именно ожерелье с топазом, а не какую-нибудь другую драгоценность? Их у вас, я думаю, немало.

Как и сын, герцог ответил не сразу.

– Это был мой свадебный подарок жене, – помолчав, сказал он. И снова последовало продолжительное молчание. – Знак моей любви к ней. Она отвергала мою любовь на протяжении почти двадцати лет. Она лишь холодно выполняла свой долг. Все свое тепло она отдавала детям, особенно старшему сыну. С ним она делилась своими переживаниями. Ему она жаловалась. Перед смертью она передала ему мой подарок. И я выпорол его за это, сударыня, потому что никогда не мог тронуть ее даже пальцем. И никогда не смог бы сделать этого, даже если бы она еще двадцать лет прожила со мной холодная как лед. И еще раз я выпорол его за это же сегодня вечером, вручив подарок женщине, на которой он женился, чтобы продемонстрировать мне свое презрение.

– Вы никогда не понимали значения слова «любовь», – заметил маркиз.

– Можете думать, что хотите по этому поводу, – ответил герцог. – Значит, моя дорогая, вы задумали устроить нам встречу, мне и моему сыну, здесь, чтобы мы смиренно испросили друг у друга прощения и зажили бы в любви и согласии то недолгое время, что мне еще осталось.

Да, именно на это она и надеялась. Теперь, когда герцог своим холодным надменным голосом произнес это вслух, мысль показалась ей самой очень глупой.

– Я вам говорил, что от нас вы не дождетесь поцелуев и примирения, – сказал маркиз. – Вы слишком добросердечны, любимая.

– Причина совсем не в герцогине, – сказала Чарити. – Вы оба любили ее. Вот поэтому вы и ненавидели друг друга. Или считали так.

Маркиз рассмеялся.

– Его светлость не любил мать, – сказал он. – Все, что он делал, – это держал ее здесь. А ей хотелось бы выезжать в Лондон, в свет. По его милости она рожала каждый год. Для него она была всего лишь женщиной с достойным положением в обществе и соответствующего происхождения, которая должна была продолжать род до тех пор, пока может рожать. Извините, мадам, за грубые слова.

Герцог вздернул подбородок и прикрыл глаза.

– Она лишила вас детства и юности, – сказал его светлость. – Груз ответственности за собственную неспособность и нежелание наладить свой династический брак она повесила на шею старшего сына. Ее брак и все, что с этим связано, касалось только ее и меня. Это не должно было касаться никого из детей. Ваша жизнь была омрачена ее потребностью в вашей любви.

– Очень печально, если женщина может рассчитывать только на любовь и понимание своих детей, – возразил маркиз.

– Очень печально для ее детей, – подтвердил герцог. – Но я никогда прежде, до сегодняшнего вечера, не критиковал ее светлость, и впредь не буду делать этого. Она была моей герцогиней, моей женой. Более тесных родственных связей не существует, Стаунтон. Если же вы когда-нибудь снова пренебрежительно отзоветесь о своей жене, как вы сделали сегодня, рассказав об обстоятельствах вашей женитьбы, то вы будете не только дураком, но и человеком без чести.

Они жестко и холодно смотрели друг на друга, не отводя глаз.

– Думаю, – сказала Чарити, – нам нужно вернуться к гостям. Больше нам здесь делать нечего. Мне очень жаль. Ваши жизни от этого только беднее. Но возможно, вы вспомните когда-нибудь о боли и любви другого.

– Полагаю, ваша светлость, – заметил маркиз, – вам лучше отправиться в постель, нежели в бальный зал. Мы с женой выполним обязанности хозяев бала. Позвольте мне проводить вас наверх?

Отец холодно взглянул на сына.

– Вызовите моего камердинера, – приказал он.

Маркиз позвонил в колокольчик. Они молча ждали, пока придет слуга, чтобы проводить своего хозяина в спальню. Герцог выглядел сонным и усталым и тяжело оперся о плечо камердинера.

– Спокойной ночи, отец, – пожелала герцогу Чарити.

Муж не сразу повел ее в бальный зал. Когда герцог покинул библиотеку, маркиз стиснул ее так крепко, что у нее дух перехватило. Потом он поцеловал ее с такой страстью, какой она ожидала от него там, на берегу озера.

– Отважная маленькая мышка, – сказал маркиз, наконец отпуская ее. – Голова у нее в облаках, а ноги в зыбучих песках.

Лицо у него было напряженное и бледное, но в голосе звучала нежность. Чарити скорее ожидала от него какой-нибудь гневной тирады.

– Нам нужно вернуться к гостям, – напомнила она ему.

– Да, мы уже идем, – согласился муж, с поклоном предлагая ей руку. И в этом жесте не было ни малейшей насмешки.

Теперь ему больше, чем когда-либо, необходимо покинуть Инфилд. Завтра утром. Как можно раньше. Утро уже наступило, но он еще не дал указаний ни горничной жены, ни своему камердинеру собирать вещи в дорогу. Бал закончился очень поздно, и было бы жестоко заставлять усталых слуг укладываться. Однако вопрос о раннем отъезде обсуждению не подлежит. Ему хотелось бы попрощаться перед отъездом с Чарлзом, Марианной, Огастой и Уилли. На этот раз он не собирается уезжать тайком от них. И с отцом он тоже хотел бы попрощаться.

Маркиз мерил шагами свою спальню. Он остановился и закрыл глаза.

Может быть, они будут вспоминать боль и любовь друг друга, как она сказала. Мое признание в любви, сказал отец об ожерелье с топазом. Мать всегда говорила ему, что у его светлости вместо сердца – кусок льда. Она откровенно говорила со своим сыном о своем муже. Ошибалась она? Она знала, что ошибается?

Маркиз решил провести эту ночь в одиночестве. Но он страстно желал свою жену. Ему не верилось, что он выдержит эту ночь без нее. После того как они окажутся снова в Лондоне, ему придется до конца своих дней обходиться без нее. Но сегодня была особая ночь. Пройдет эта ночь, он снова окажется далеко от Инфилда и будет в состоянии справляться со всем в одиночку.

Энтони почувствовал, как слабеет его решимость. Возможно, он справился бы с собой, если бы это было просто сексуальное влечение. Но это было не так.

Маркиз негромко постучал в дверь ее спальни. Потом осторожно приоткрыл дверь. Если она уснула, решил маркиз, то он не будет ее будить. Им предстояло долгое путешествие. Ей нужно выспаться.

Сначала он не заметил ее. Он увидел, что постель разобрана, но жены в постели не было. Она стояла у окна, накинув шаль поверх ночной рубашки. Она оглянулась.

– Не можете уснуть? – спросил маркиз, приближаясь к ней.

Чарити покачала головой.

– Я поступила не правильно? – спросила она.

– Нет. – Он взял ее холодные как лед руки в свои и стал согревать их. – Вы не должны винить себя за неудачу. Как вы уже поняли, дело не только и не столько в ссоре. Наши разногласия постепенно только усиливались. Вы старались. В ваши обязанности совершенно не входило испытывать нежные чувства к кому-либо из семьи, И меньше всего – к моему отцу и ко мне. Ведь мы обошлись с вами особенно плохо. Но как бы то ни было, вы сделали попытку. Благодарю вас за это. Я не забуду вашей доброты. И думаю, его светлость тоже.

– Герцог так тяжело болен, – сказала маркиза.

– Да.

– Вы его любите.

– Оставим эту тему, – сказал Энтони. – Вы замерзли, Пойдете со мной в постель?

– Да, – сказала Чарити. – Да, пожалуйста.

Она прильнула к нему, положила голову ему на плечо и, облегченно вздохнув, застыла. Она устала настолько, что не может уснуть, сказал себе маркиз.

Если бы он не понимал, насколько она устала, то занялся бы с ней любовью, когда они оказались в его постели, но теперь Энтони почувствовал, насколько она устала, и внезапно его охватило желание сделать что-нибудь для нее в ответ на то, что она попыталась сделать для него сегодня вечером.

Энтони обнял жену, прижал к себе, укрыл одеялом и нежно поцеловал в щеку.

– Спи, – сказал он. – Сейчас я тебя согрею. Спи. Не думай ни о чем, кроме овец или их ног.

– Овцы, – сонно пробормотала Чарити. – Кто это? Она заснула почти мгновенно.

Маркиз тоже уснул, но несколько часов спустя его разбудил дворецкий, неожиданно появившийся в спальне.

Он проснулся и инстинктивно натянул одеяло на плечи жены. С облегчением вспомнил, что она в ночной рубашке.

– Что случилось? – хрипло спросил маркиз Стаунтон и почувствовал, как жена пошевелилась. – Я стучал, милорд, – оправдывался дворецкий. Он был уже одет, но, как заметил в рассветной мгле маркиз, без своей обычной тщательности. – Его светлость, милорд.

Маркиз мгновенно соскочил с постели.

– Герцог заболел? – отрывисто спросил он, хватая свой халат со спинки кресла.

– Да, милорд, – сказал дворецкий. – Брикстон сказал, чтобы я позвал вас к его светлости, милорд.

Брикстон был камердинером его светлости.

– За врачом уже послали? – спросил маркиз, направляясь к двери и на ходу завязывая пояс халата. – Немедленно пошлите за ним. И за лордом Уильямом. Сообщите леди Твайнэм и лорду Чарлзу. Леди Огасту тревожить не нужно.

– Слушаю, милорд. – Дворецкий был заметно обрадован тем, что с его плеч сняли груз ответственности.

Маркиз поспешно удалился, даже не вспомнив о жене. Чарити проснулась и тихо лежала в постели.

«У отца сердечный приступ, от которого он может уже и не оправиться. Он умирает» – с такой мыслью сын поспешил в спальню отца. Герцог лежал в постели. Слышалось его хриплое дыхание. Каждый вздох давался ему с большим трудом. Брикстон обмахивал своего господина большим полотенцем, пытаясь таким образом облегчить ему страдания. Маркиз схватил руки отца в попытке помочь ему, хотя и понимал всю безнадежность этого.

Он не замечал, как шло время. Марианна уже была в комнате, за ней пришел Чарлз. Потом – Твайнэм, Уилли, Клодия и Чарити. Наконец появился врач, и они отошли в дальний конец комнаты. Врач наклонился к больному, потом выпрямился, посмотрел на них и покачал головой.