Аврора Майер - Жена напрокат

Он достал ксерокопию и протянул её мне.

— Вы вроде уже не имеете право быть в курсе дел вашей бывшей супруги. И если есть вопросы, обращайтесь к ней.

Смотрел и не верил своим глазам. Оказывается, мы в разводе, а я и не знал. Мои вопросы сами себя исчерпали. Встал и ушёл не прощаясь.

Вот это подарочек под Новый год!

Аня непрерывно звонила на телефон, нужно было уже что-то ответить.

— Да, милая, что ты хотела?

— Папа, ну что ты не звонишь? Как мама? Как мой братик?

— С мамой всё хорошо. Но она сейчас в реанимации, туда тебя не пустят. А братик… Почему, кстати, братик?

— Не знаю, просто мне хочется братика.

— Аня, всё остальное дома расскажу, мне сейчас неудобно.

Голос на том конце провода затих, и потом бросили трубку.

Ещё этого мне не хватало. Вообще, конечно, от ситуации у меня шевелились волосы на голове. И сейчас я уже жалел, что остановил слежку за Анфисой, она умудрилась напортачить совершенно с неожиданной стороны. Как до такого можно было додуматься?

Сел за руль и был не в состоянии тронуться. Что делать?

Сплошной расчёт и проклятые деньги. Я чётко понял: Анфису волновали только дети, она грезила ими. Ну, в общем, это не самое страшное в человеке. Уж точно лучше, чем если бы это были деньги, положение в обществе или ещё что-то в этом роде. Но когда доходят до таких крайностей, это как-то ненормально. С другой стороны, она любит Аню, это факт, Аня любит её, в этом я тоже не сомневаюсь. Стало как-то сразу теплее на душе, и всё казалось уже не таким страшным. Но мысли возвращались опять к её ужасным махинациям, и ясность пропадала. Что она может сотворить с ребёнком, при таком потенциале, вообще, можно ей его доверить? Но она же её любит. И так по кругу. Она была как две стороны медали: одна вполне понятна, другая внушала серьёзные опасения. Возможно ли жить дальше вместе, зная всё? Факты говорили о том, что Анфису надо поскорее отправлять подальше от моего дома, но, как ни странно, моё мнение не было столь однозначным.

Вернулся домой. Устало сел на диван и был не в состоянии что-либо делать. Спустилась Аня. Она тихо села рядом и обняла меня. Мы сидели и молча смотрели на переливающуюся ёлку и искусно украшенную комнату, ничего не радовало. Какая-то пустота и безнадёжность.

Аня безмолвно прижималась ко мне. Чувствовал, что должен прояснить ситуацию.

— Дочка, с братиком придётся подождать… Он передумал…

Боже, какой бред я несу…

— Может, мы ему не понравились?

— Нет, этого просто не может быть.

— Тогда я не понимаю, в чём дело?

— Аня, это сложный вопрос, и даже доктор не знает, почему так произошло. Так иногда случается.

Аня опять затихла. Испытал некоторое облегчение от того, что один вопрос удалось разрулить. Услышал шаги Арины Алексеевны на лестнице и дал знак, чтобы она нас оставила наедине. Компания дочки — это сейчас именно то, что мне нужно. Потерял счёт времени. Сколько мы так просидели? Даже думал, Аня уже заснула, потому что не видел её лица.

— Папа, а мама вернётся к Новому году? — неожиданно вырвал меня из размышлений её вопрос.

— Аня, не знаю…

— Я ей звоню, она не отвечает. Она сильно расстроена?

— Да, ей плохо. Скоро её переведут в обычную палату, и она обязательно поговорит с тобой.

— А что ты ей подаришь на Новый год?

— Не знаю.

— Три дня до Нового года, а ты ещё не придумал?

— Нет… Мне как-то не до этого. Но я придумаю, ещё есть время.

— Хочешь, вместе съездим и выберем, я знаю, что маме нравится. Она сейчас особенно нуждается в нашей поддержке.

Какой бы я вариант ни выбрал, у Ани он всегда один. Она уже, понятное дело, не мыслила жизнь без мамы, а я без неё. И получался опять треугольник, который не разорвать, как ни думай. Опять я в ловушке из лжи.

Шёл к себе в комнату и по пути заглянул к Анфисе. Здесь было всё иначе, нежели в доме: модерн и яркие краски, никакой классики. В глаза бросилась одинокая односпальная кровать, занимающая очень мало места, но при этом в помещении было тесновато. Решил зайти. Закрыл за собой дверь, чтобы никто меня не поймал на месте преступления. Я знал, комната Анфисы никогда не убиралась Валентиной, по договорённости она занималась ей сама. Об этом меня ещё во время слежки уведомлял Константин. Сюда редко входили посторонние, в основном это была Аня. Я вообще здесь впервые.

На одной половине, в жилой части царил некоторый беспорядок, хранящий следы сборов: на трюмо лежали расческа и куча детских резиночек, тут же — косметика, на полу стояло несколько пар обуви. Было такое впечатление, будто хозяйка комнаты только-только вышла.

Другая половина была настоящей мастерской, и тут тоже царил относительный беспорядок: два мольберта, куча холстов, красок, одна незавершенная картина. Подошёл и посмотрел, но не понял, что там нарисовано. На полу скопилась уже целая стопка готовых полотен. Я присел и стал перебирать. Шестьдесят процентов изображений — Аня, ещё парочка неизвестных мне личностей и несколько пейзажей. Я всё пересматривал и пересматривал дочкины портреты и не мог выбрать лучший: на одном она смеялась, на другом была задумчива, на третьем строила рожицу. Каждая картина не похожа на другую, но абсолютно каждая передаёт характер Ани.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Собирался уже уходить, вдруг взгляд зацепился за полотно, которое лежало отдельно от всех, на шкафу. Интересно, чем оно не угодило, раз его отправили в ссылку. Достал. Это был мой портрет. Поставил на подставку и отошёл, вблизи его рассмотреть не получалось. Кажется, на несколько минут задержал дыхание от увиденного. Первые мысли — нет, я совсем не такой! Но всё больше и больше рассматривая его, осознавал, с какой удивительной точностью переданы черты и характер. Он получился настолько откровенным, что мне было даже стыдно смотреть. Будто прочли все мои мысли и выложили наружу, в том числе не самые хорошие. Я изучал картину и будто в реальности ощущал эмоции, которые испытывала Анфиса, когда на меня смотрела.

Анфиса

Была раздавлена очередным незадавшимся поворотом судьбы. Почему так случилось, никто мне так и не дал толком ответа. С каждым разом переживать этот момент становилось всё сложнее и сложнее. Первый раз я даже обрадовалась, что не будет внеплановой беременности, второй раз осознала, что это был последний шанс. В третий, когда вроде бы обманула судьбу, было тяжелее всего. Я словно украла что-то ценное и желанное в магазине, торопилась это унести, но перед самым выходом сокровище разбилось вдребезги. Однако даже сейчас, когда безумно тяжело, я не отказывалась от своей мечты. Готова выдержать всё, что угодно, только бы знать наверняка, что в итоге всё получится.

Молча смотрела на телефон. Аня звонила несколько раз. Не решалась с ней поговорить. Не знала, как теперь себя вести после разговора с Леонидом. Что-то мне подсказывало, что надо готовиться к разводу, и дарить девочке беспочвенные надежды на светлое будущее не хотелось. Поскорей бы он уже выгнал меня, чтобы наверняка знать, как жить дальше.

По всем раскладам получалось, что Новый год проведу в больнице, да и потом может так сложиться, что отправлюсь в никуда.

На второй день игнорировать звонки дочки уже не могла.

— Привет, Аня!

— Мама, наконец ты ответила! Я думала, папа меня не хочет расстраивать, а ты опять в коме.

Улыбнулась детским мыслишкам.

— Нет, милая, всё нормально, — не смогла сдержаться, и голос перешёл на всхлипывания.

— Мама, не плачь! Главное, чтобы ты поправилась. А ребёночка ведь можно и ещё одного сделать.

Представила, как сложно было Леониду всё объяснить, но сейчас была ему благодарна за то, что не придётся это делать мне.

— Да, — еле выдавила я из себя.

— Ладно, я буду звонить, и ты звони. Нам нужно решить много вопросов перед Новым годом.

— Хорошо.

От этого разговора стало ещё хуже. Ревела и не могла остановиться. Увидимся ли ещё …Может, Леонид всё же решит окончательно «убить» свою супругу, и тогда я даже видеться не смогу с дочкой. Кажется, в погоне за мечтой я потеряла всё разом.

Наверное, впервые в жизни у меня было такое ужасное тридцать первое декабря. О выписке я и не заикалась, доктор не спешил. И конечно, на праздниках тут почти никого не будет. Да и в каком-то смысле я бездомная.

Вспоминала, как мы наряжали ёлку, как веселились и радовались нашему выздоровлению. Сейчас, казалось, всё было сном.

Чувствовала себя уже нормально, в основном тяжело было морально. Но я старалась не унывать.

С утра в больнице оживлённо. Все суетятся и бегают, стараются поскорее закончить свои дела и убежать домой. Даже вечернюю дозу уколов планировали сделать в два часа дня. В отделении стояла ёлка, которая намекала о празднике, а в моём случае о его отсутствии. Ходила по коридору туда-сюда, в палате было невыносимо скучно. Лучше бы я лежала в компании, но меня определили в платную индивидуальную палату, с удобствами внутри и тоской в придачу. Всерьёз думала о том, чтобы подселиться к кому-нибудь, и присматривала подходящую компанию. Контингент в гинекологическом отделении городской больницы разный: от девочек до бабулек.

Медсестра на посту не выдержала и спросила:

— Громова, вы что ходите? Болит что-то? Говорите сразу, а то все разойдутся, с вами некому будет возиться.

— Нет. Просто лежать надоело.

— А. Ну ладно.

Подошла к окошку и с высоты шестого этажа наблюдала за людьми. Чувствовала себя брошенной всеми. Интересно, Леонид подарит Ане щенка, как планировал, или нет? Если да, то какого? Вот бы посмотреть на её реакцию. Думаю, она будет очень рада.

В бессмысленных хождениях по коридору и к буфету прошла первая половина дня. Больница заметно опустела, громче включили телевизор, и многие сидели и смотрели новогодние программы прямо в коридоре. Пора присоединяться к ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Анфиса

Четыре часа дня. День, казалось, никогда не закончится. Шла в свою палату. Устала. Надеялась, получится поспать. Вдруг в конце коридора увидела две фигуры. У меня не возникало никаких сомнений, это были Дед Мороз и Снегурочка в самом классическом варианте. Они шли, заходя в каждую палату, обрушивая на немногочисленных больных поздравления и раздавая подарки. Вслед за ними больные выходили и наблюдали за их маршрутом, несомненно расплываясь в улыбках умиления. Мне они показались очень знакомыми. Может ли это быть на самом деле? Моя палата была последней. Я тихо зашла и с замиранием сердца стала ждать, наспех приведя себя в порядок. Щёки жутко горели от волнения, а сердце билось, как у загнанного зайчишки. Дверь открылась, и с секунду Аня смотрела на меня, пытаясь удостовериться, я ли это на самом деле или нет. Потом подбежала и обняла.

— Мама, как я соскучилась!

Я опять плакала:

— Дочка, и я тоже.

Смотрела на неё и не верила своим глазам. Проводила руками по её лицу, хотела удостовериться, что она не плод моего воображения.

— Ты такая красивая! Настоящая Снегурочка.

— Это папа придумал. Сказал: «Надо вызволять маму, а то все праздники насмарку!»

Я боялась смотреть на Леонида, мне было невыносимо стыдно. Есть ли мне оправдание? Не знаю, что он там надумал, но то, что привёл дочь, дал с ней встретиться… Это так много для меня значило. От сердца сразу отлегло, и стало свободнее дышать. Радость постепенно заполняла каждую клеточку, и надежда с огромными транспарантами выходила на борьбу с унынием и безнадёжностью. Опять казалось, можно свернуть горы.

Смотреть на Леонида без улыбки было сложно, у него появились живот, борода, густые седые брови — всё, как полагается настоящему Деду Морозу. Он был неузнаваем. Какие эмоции выражали его глаза, было не понять.

— Мама, у нас и для тебя подарок.

— Правда? Может, вы решили со мной провести Новый год в больнице?

— Дедушка, девочка явно нас недооценивает, — будто произнося сцену из спектакля, сказала Аня.

— Да уж, внучка, — полностью изменённым голосом поддержал дед.

Аня достала из мешка листочек бумаги и отдала его мне.

Я внимательно смотрела на него, хоть эмоции и мешали читать, буквы плясали перед глазами. Но всё же, сосредоточившись, увидела, что это выписка из больницы, со всеми штампами и подписями.