Возможно, Антуан втайне опасался, что Раймон не захочет сочетаться браком со своевольной и умной Аньес, которая могла учинить то, что благородной даме совсем не пристало. Например, высказаться дерзко или поступить своевольно. Военному нужна покорная супруга, как, например, Сильвия, соглашавшаяся со всеми решениями мужа и во всем его поддерживавшая. Аньес унаследовала характер деда, бывшего, по слухам, большим оригиналом, и вряд ли подошла бы Раймону. Жанна для подобного брака годилась идеально.

Когда Аньес исполнилось шестнадцать, а Жанне – пятнадцать, в Кремьё появилась мадам де Салль. Эта весьма дальняя родственница продолжала традиции семьи: она недавно овдовела, а особенным богатством ее муж не отличался. Единственное, чего хотела мадам де Салль для себя в ближайшие годы, – это тихого пристанища. Она принесла в семью немного денег, и ее приняли с радостью. Ее бы приняли и так, потому что, несмотря на всю свою расчетливость, продиктованную бедностью, почти все члены семьи отличались добросердечием. Аньес сразу снискала расположение Элоизы, и та добровольно взяла на себя роль воспитательницы девочек: предыдущая гувернантка исчезла год назад, так как ей перестали платить. Мадам де Салль полюбила обеих девочек, однако Аньес, с ее живым характером и любознательностью, пробудила в Элоизе лучшие чувства. Она тяжело переживала свое увечье и стеснялась показываться в больших компаниях, хотя никогда в этом не призналась бы; Аньес же словно не замечала испорченного оспой лица, а видела ту красавицу и острую на язык Элоизу, какой та была всего несколько лет назад. С появлением мадам де Салль в доме стало веселее, и даже Жанна стала понемногу свыкаться с неизбежностью грядущего брака. Вдруг Раймон де Марейль не так уж и плох, убеждала ее сестра. Вдруг он благороден и поймет, что к супруге надо относиться нежно и не тревожить ее слишком часто.

Видимо, Жанна так отчаянно боялась брака, что судьба благоволила ей: свадьба все время откладывалась. Раймон пропадал на войне и ни разу не показался в Кремьё, а отец, никогда не умевший затребовать причитающееся, не знал, как бы намекнуть жениху, что невеста уже вполне созрела для замужества. Заставлять шевалье де Марейля исполнить долг – это так… некуртуазно. И хотя положение семьи становилось все хуже, Антуан, сцепив зубы, молчал.

В конце концов дело решила в некоторой степени Элоиза. Видя, что не только Жанна мучается непонятностью своей судьбы, но и Аньес не может выйти в свет, так как у нее нет достаточного количества платьев для этого (по правде говоря, к тому моменту оставалось всего одно приличное), и те, что есть, все в дырках, мадам де Салль заставила Антуана де Кремьё написать Раймону. В письме, составленном чрезвычайно вежливо, отец интересовался, собирается ли шевалье исполнять взятые на себя обязательства. Через некоторое время пришел ответ, также невероятно вежливый. Раймон от обязательств не отказывался, однако сетовал, что не может прибыть в Кремьё сразу. Была зима, и шевалье полагал, что сможет выкроить несколько дней весной, дабы исполнить долг. В качестве извинения он прислал крупную сумму, с тем чтобы невесту подготовили к свадьбе. И хотя пышного празднества шевалье не желал, высказавшись об этом прямо, все равно полагалось пригласить некоторых соседей и родственников. Благо их набралось немного.

Жанна, которая, по всей видимости, втайне надеялась, что свадьба не состоится, упала в ноги отцу и попросила не обрекать ее на жизнь с незнакомцем, однако Антуан был неумолим. Сильвия же, прекрасно знавшая, какие слова могут воздействовать на дочь, мягко напомнила о долге перед семьей. Если Жанна откажется выходить замуж, не исключено, что через некоторое время придется продать дом и съехать – нет, пока не в рыбацкую хижину, но в крохотные комнаты в Руане. Придется искать работу, и разве Жанна мнит себя прачкой или служанкой?

Девушку, впрочем, убедила не перспектива провести остаток жизни в нищете, а вкрадчивые слова о долге. Жанна, несмотря на отстраненность от мира сего, все-таки понимала, чем грозит семье ее непослушание. А потому она встала с колен, выпрямилась, кивнула и склонила голову перед родителями.

Только Аньес знала, как ей горько.

Только Аньес и, быть может, мадам де Салль осознавали, что Жанна вряд ли создана для вынужденного брака, хотя и пытались помочь ее смирению. Если бы ей дали возможность влюбиться, ее любовь стала бы легкой, как крылышки мотылька, и такой же красивой. Были в окрестностях юноши, заглядывавшиеся на младшую дочку Кремьё, однако она была обещана, и потому никто не обивал порог старого дома. А отец так и не согласился на то, чтобы заложницей семейного благополучия сделалась Аньес. Она готова была пойти на все, полагая, что выживет в любой ситуации, однако Антуан был неумолим.

Потому оставшееся до свадьбы время Аньес потратила на то, дабы успокоить сестру и заставить ее поверить, что брак с Раймоном де Марейлем – не самое худшее, что может приключиться в жизни. Мадам де Салль, терзаемая жалостью, написала своим знакомым в Париже, оставшимся с прежних, более благополучных времен, чтобы выяснить хоть что-то о женихе. Сведений пришло мало, однако они успокоили женщин: за Раймоном не было замечено никаких сомнительных похождений или скандалов, и он считался весьма привлекательным и благородным человеком. Это немного подбодрило Жанну, однако она по-прежнему дрожала как осиновый лист, стоило лишь заговорить о браке. Но больше не умоляла. Мольбы закончились, а вкус долга знали все.

День свадьбы неумолимо приближался и вот подкатился совсем близко; Раймон прислал письмо, в котором извещал, что из ставки герцога его отпустили ненадолго, и он приедет всего на несколько дней. Слуги украсили цветами домашнюю часовню, родичи и соседи подготовили наряды, в большинстве своем скромные, а в комнате Жанны висело на стене лиловато-жемчужное подвенечное платье, простое и прекрасное. Жанна смотрелась в нем, словно принцесса призраков, неведомым ветром занесенная в мир живых. Она замкнулась в себе и исполняла все, что требовали, однако страх сквозил в каждом ее движении.

Ближе к вечеру Аньес вышла из дома в сад, чтобы срезать несколько роз для гостиной… И тогда Раймон и приехал.

Она поняла, что это именно шевалье де Марейль, и в этот миг остро пожалела, что не настояла на своем, не переубедила отца выдать замуж сначала ее, а потом уже распоряжаться судьбою Жанны. Не годится вот так, сразу, понять, что хотела бы стать супругой мужчины, который завтра возьмет в жены твою сестру и которого ты до сих пор никогда не видела. Но Аньес преследовало смутное ощущение, будто она уже когда-то встречала Раймона. Может, в снах или мечтах он являлся ей, как воплощение того человека, рядом с которым будет не скучно и… чувственно. За ним, словно длинный плащ, стелился целый мир, которого Аньес не знала, но жаждала узнать. Она прикасалась к этому миру через мечтания, чтение, рассказы родителей и мадам де Салль, а Раймон мог бы стать проводником и провести ее туда. В этот миг Аньес остро пожелала, чтобы все сложилось как-нибудь иначе. Пожелала – и устыдилась, так как это была плохая мысль. Чтобы не поддаваться искушению, Аньес не спустилась к ужину, попросив Элоизу извиниться за нее, и провела вечерние часы с Жанной, которая не могла проглотить ни кусочка.

Сестра при знакомстве на жениха еле глаза подняла и тут же снова спряталась в коконе показного безразличия. Аньес выпытала у нее, что Раймон Жанне не слишком понравился, более того, он испугал ее больше, чем рассказы о нем. Рядом с ладным, высоким и сильным шевалье Жанна смотрелась будто полумертвая птица, взятая в ладони. Она отчаянно не желала этого замужества – еще отчаяннее, чем когда впервые узнала о нем. Теперь, увидев будущего мужа, Жанна окончательно впала в уныние.

Аньес утешала ее как могла, однако, возможно из-за неполной своей искренности, эти утешения не подействовали. В глубине души Аньес не понимала: как можно не пожелать выйти замуж за шевалье де Марейля? Старые знакомые мадам де Салль не соврали, он благороден и прекрасен. Да и от слов своих не отказывался, и обещал содержание всей семье… Чего еще желать?

Как наивна она была тогда.

Глава 11

Свадьба состоялась, конечно же. Родители прослезились, дядя и тетя выглядели растроганными, а их сын, кузен Аньес и Жанны, – скучающе и надменно. Аньес никогда особенно не любила Кантильена, молодого человека невеликого ума и сомнительных моральных правил. Сколько она себя помнила, он вечно ныл, сетовал на бедность и удаленность семейного поместья от Парижа. Дядя время от времени отправлял его ко двору, где Кантильен вовсю транжирил имеющиеся средства и ввязывался в дуэли. Приезжая домой, он рассказывал о своих подвигах, большинство из которых (Аньес в этом не сомневалась) были вымышленными.

Но в тот день Кантильен ее не волновал. Она его вообще почти не замечала. Аньес изо всех сил старалась остаться в тени, сделать так, чтобы не подойти к Раймону близко, не столкнуться с ним взглядом. Это было бы нечестно по отношению к Жанне. Это ее муж, теперь перед Богом и людьми, и желать его – уже не просто запретно, но… преступно. Такой смеси раскаяния, жалости и жгучего стыда Аньес никогда до тех пор не испытывала. Она стояла, опустив пылающее лицо, и сохраняла на нем маску отрешенного спокойствия. К счастью, никто ни о чем не догадался, даже Элоиза.

А потом молодожены вышли из церкви и не успели войти в дом, как появился гонец от генерала Гассиона. Раймон бегло просмотрел переданное ему послание, извинился перед супругой и ее родителями, быстро решил вопрос об отъезде Жанны в Марейль, подписал все бумаги, которые должен был, обеспечив тем самым семью де Кремьё до скончания века, сел на лошадь и был таков. Аньес и спохватиться не успела, как топот копыт растаял вдали, и в доме воцарилась некая растерянность, щедро приправленная радостью. Радостью избавления от нищеты, от долгов, от неопределенности, угнетавшей всех в последние годы. Несмотря на отсутствие жениха, торжественный ужин все же состоялся, и Жанна сидела во главе стола, одинокая и очень бледная.

А на следующий день сестра заболела.

Это была одна из тех стремительных простуд, что подкрадываются незаметно и вдруг овладевают даже молодым организмом, который не может – или не хочет – сопротивляться. Видимо, слишком глубоко Жанна переживала свой вынужденный брак. Гости едва разъехались, в доме оставались только Кремьё да Мюссе, дядя с семьей. К Жанне даже не успели вызвать врача, так как полагали, будто болезнь пройдет сама через день-другой. Мало ли простуд на вечно сыром побережье!

На третий день после свадьбы Жанна умерла.

Потрясенные родственники стояли вокруг кровати, на которой покоилось замершее в смертном оцепенении тело юной девушки, только что ставшей женой богатого дворянина. В смерти Жанна выглядела не страшно, а прелестно: и так тонкие черты лица ее заострились, приобретя эльфийскую прозрачность, и девушка казалась такой счастливой, будто бы видела хороший сон. Наверное, так оно и было. Смерть оказалась для Жанны предпочтительнее жизни с незнакомцем, который даже не соизволил провести с ней брачную ночь.

В этот момент все были преисполнены скорби, и лишь Аньес – ненависти, глубокой, потрясающей ненависти, чистой и яркой. Она ненавидела Раймона де Марейля, оказавшегося столь равнодушным. Он показался ей человеком, способным вдохнуть жизнь даже в камень. И уж несомненно, он сумел бы убедить Жанну, что брак не так страшен, как ей казалось. Проведя много времени с мадам де Салль, которая была с воспитанницами более чем откровенна, Аньес окончательно перестала опасаться интимной стороны супружеской жизни. Вряд ли бы Раймон вел себя грубо с таким нежным цветком, как Жанна. Скорее всего, он бы сумел успокоить ее. Но он уехал, не подумав о ней. Это было бесчестно.

С другой стороны, как он мог о ней думать, ведь она для него – такая же незнакомка? Только время делает из людей хороших знакомых, потом – друзей, потом – возможно, влюбленных. Да, бывает, чувство вспыхивает внезапно, словно падающая звезда на небосклоне; однако большинство лишено радости мгновенной любви. И приязнь между Раймоном и Жанной проросла бы, как подснежник. Только ни он, ни она об этом не знали.

А потому Аньес люто, бешено ненавидела себя, полагая, будто она во всем виновна.

Она сказала об этом Элоизе, едва они остались вдвоем в тот страшный день. В доме царила такая растерянность, что никто и не думал послать за священником, дабы тот отпел Жанну. Решили отложить это на утро. А потому Аньес затащила мадам де Салль к себе в комнату и рассказала все.

О том, как преступила одну из заповедей Господних – посмела хотя бы на несколько мгновений в мыслях возжелать мужчину, предназначенного сестре. О том, как не могла справиться с завистью и болью, когда Жанна стала супругой Раймона. О том, как убила ее своим неверием в ее силы и ее счастье. Аньес выпалила все это и разрыдалась.