Лариса Шкатула - Жена русского пирата

Управленцы привыкли вещать от имени народа и отделяли себя от него лишь в таких случаях, как распределение материальных благ. Тут они скромно опускали глаза: в самом деле, разве есть у них время стоять в очередях, питаться в дешевых столовых, а потом страдать от несварения желудка? Носить дешевые немодные вещи? А разве не представляют они в своем лице великую страну, народу которой небезразлично, что они носят и какой у них цвет лица?!

Катерина приоткрыла крышку кастрюли, и по квартире поплыл аромат наваристого борща. Дмитрий в предвкушении вкусной еды потер руки, но только съев первую ложку, почувствовал, насколько голоден. Наконец он оторвался от тарелки и подбодрил жену:

— Что же ты молчишь? Говори, я тебя слушаю!

— Ты сказал, что в наркомате видел Флинта.

— А разве не ты говорила, что прежде о нем ничего не слышала?

— Но потом я вспомнила. Флинт — это капитан лодки, которая повезла моих товарищей в Турцию.

Дмитрий помрачнел и стукнул ложкой об стол.

— О старом дружке затосковала?!

Ни одна черточка не дрогнула в лице Катерины.

— Ты не дослушал. С ними была моя подруга.

Дмитрий смутился. Он словно со стороны посмотрел на себя взбешенного: с чего это вдруг?

Лукавил старый контрабандист: все это было далеко не "вдруг". Пять лет назад его молодцы, которые кроме контрабанды время от времени совершали набеги на одиноких путников и неплохо зарабатывали на продаже "живого товара" в Турцию, захватили цирковую кибитку с шестью её обитателями: тремя женщинами, двумя мужчинами и мальчишкой-подростком. Среди них оказалась Катерина. Один из мужчин — Герасим — был её любовником…

Тогда Дмитрий из-за неё даже схватился со своим товарищем Бабником, царство ему небесное! А этот Герасим со связанными руками кинулся на них как зверь и все кричал: "Катя, Катя!"… Неужели Катерина его не забыла?.. Зря он сейчас накричал на нее?

— Извини, я погорячился!

— Ничего, я понимаю.

Что она понимает? Что все эти пять лет он не знал покоя? Ждал, что взбунтуется, все бросит, хлопнет дверью, а он… Он уже не сможет без неё жить!.. Какая там подруга! Незачем по прошествии стольких лет расковыривать рану! А вслух он спросил:

— Которая из них — синеглазая или аристократка?

— Если хочешь, аристократка, её Ольгой звали…

— Предлагаешь найти Флинта и расспросить?

— А разве для тебя это невозможно?

Что-то этакое прозвучало в её голосе: недоверие, сомнение или пренебрежение? Ох, не любил он в женщинах подобных неясностей! В них все должно быть просто: скромность, преклонение перед мужчиной, покорность и… некоторая глуповатость, которая умиляет и вызывает желание её защищать…

Главное, Дмитрий пока не решил для себя, нужна ли ему вообще встреча с Флинтом? А если Сашка донесет на него? Вряд ли, у самого рыльце в пушку. Они друг с другом крепкой веревкой связаны… Судя по настроению Катерины, она не отстанет, пока о своей Ольге подробности не разузнает. Может, просто сказать, что она погибла? Случайная пуля? Не поверит… К тому же он просто не помнит фамилию Флинта. Флинт и есть Флинт… Вспомнил: друзья смеялись, что Сашка — внебрачный сын царя, его фамилия Романов…

***

Первое дело Дмитрию вручил сам Петерс.

— Разберитесь, Дмитрий Ильич. Молодая учительница, 22 года, читает ученикам запрещенного поэта. Может, конечно, по глупости. А если за нею кто-то стоит? Заговор лучше подавить в самом зародыше. Узнайте, нет ли в её окружении бывших эсеров или монархистов? Муж — офицер, преданный делу партии большевик, на десять лет старше жены. Влюблен в неё без памяти, какая уж тут бдительность. Думаю, ничего сложного здесь для вас не будет. Не знать она не могла, так что налицо умысел. Разложение подрастающего поколения? Провокация? Почитайте аналогичные дела, которые вели более опытные товарищи. Словом, дерзайте!

В студенческом общежитии медицинского института было голодно, но весело. Ян Поплавский по кличке Монах только что вернулся с заработков. И, конечно, не с пустыми руками.

Время наступило другое: если у человека были деньги, он уже не боялся остаться на ночь голодным.

— На прилавках — НЭП. У студентов — хлеб! — это сочинил его друг Светозар Петров по кличке Поэт. Все восемь обитателей комнаты имели клички, все в недалеком будущем должны были получить дипломы врачей-хирургов и все они, кроме самого Монаха, вожделенно смотрели на его пакет, который этот садист нарочно медлил открывать.

Монахом Яна прозвали за пристрастие к тибетской медицине. Однажды, ещё на первом курсе, ему в руки попала книга о случаях излечения тибетскими монахами безнадежных больных. Правда, книга была написана дилетантом, больше упиравшим на экзотическую сторону обрядов и способов излечения, чем на медицинскую, но ещё долго Ян ходил под её впечатлением и при каждом удобном случае вставлял: "А говорят, тибетские монахи…" Дальше шел пример из поразившей его книжки. Когда же Ян стал вещать о пользе воздержания для юношей, дабы накапливать впрок энергию и мудрость, студенты дружно поставили диагноз: "Монах!" Светозар, как всегда, отреагировал стихами:

— Нам проповедует Монах: спать с женщиной и грех, и "ах"!

"Ах" было признано недоработкой Поэта, и ему в обязанность вменили пояснить населению значение нового слова, но служитель музы поэзии не любил работать над своими шедеврами, и они всю свою недолгую жизнь так и порхали в воздухе то с одним крылом, то с двумя головами. В конце концов, главное — вовремя откликнуться!

— Открывай, Монах, пакет, ждать у нас терпенья нет! — Поэт фальцетом выкрикнул стих, остальные засмеялись и кинулись к Яну.

— Я сам, я сам! — заторопился он: эти голодные шакалы могли испортить ему все представление.

Пальцами, точно фокусник, Ян приоткрыл пакет и вытащил кольцо колбасы.

— О! — выдохнула комната и сделала шаг вперед. Следующим был батон белого хлеба.

— У! — потянули носами студенты.

Банка американской тушенки.

— А!

Голландский сыр.

— Хватит, есть давай, не на выставке!

— А больше ничего и нет, — Ян сделал вид, что собирается ещё потеребить пакет. — Минуточку, кажется, в уголок что-то завалилось.

Он вытащил сверток с какими-то желтыми полосками.

— Сушеные дыни из Туркестана. Теперь и правда все!

Он показал пакет с двух сторон медленно, как в цирке, но будущие медики не стали досматривать до конца, а поспешили к столу. Один резал хлеб, другой чистил колбасу, третий сыр, и все это аккуратно складывали на единственную большую тарелку. Поэт стал расставлять кружки.

— А кружки зачем? Разве Монах принес что-нибудь жидкое?

— Кто из вас помнит мою "Балладу о патологоанатоме?" — торжественно спросил Поэт.

— "Он режет все и режет, а трупы все везут!" — продекламировал Суслик, не отрывая глаз от стола — для придумывания ему клички особых усилий затрачивать не пришлось, студенты просто исказили фамилию Суслов.

— Ты издеваешься, — не обиделся Поэт, — а в газете и стих напечатали вот, можете почитать, — и гонорар сразу дали, как голодающему советскому студенту!

Он вытащил из-за спины бутылку вина.

— Что же ты молчал, негодник этакий, словно язык тебе удалили?! — воскликнул студент Иволгин по кличке Скальпель.

— Закуску ждал, — гордо ответил тот. — Вам сколько ни дай, выпьете и тараканом закусите, а я люблю, чтоб красиво…

Ян незаметно оглядел своих товарищей. Пятый год он живет вместе с ними в одной комнате, а будто в один миг обрел семерых братьев — такие они ему родные и близкие…

Светлана его всеохватной любви не понимала.

— Поэт, я ещё могу согласиться, симпатяга. Фокусник — душа-человек, а Суслик? Злой, ехидный, яд из него так и каплет! Не Суслик он, а змей ядовитый…

— Суслик, — улыбался Ян, — вовсе не змей, просто он из-за своего роста переживает, думает, что такого маленького никто не полюбит, а случается у кого из нас неприятность, первым на помощь бросается. Фокусник — сперва подумает. Скальпель — тот действительно злой. Он в глаза тебе улыбается, слова хорошие говорит, но не дай бог к нему спиной повернуться…

— Вот видишь, а ты, небось, его тоже любишь!

— Люблю. Скальпель — талант. Такие хирурги, как он, может, раз в сто лет рождаются. Ты просто людей не любишь!

— Ты, Янек, не рос в многодетной семье, а мои многочисленные братишки и сестренки странным образом на меня подействовали: детей я люблю, охотно с ними занимаюсь, но только ограниченное время; потом начинаю уставать, нервничать, мне хочется побыть одной…

— Выходит, и Крутько тебе надоедает?

— Крутько не надоедает! Во-первых, я его люблю, во-вторых, мы видимся с ним гораздо реже, чем мне бы хотелось, в третьих, мой муж удивительно деликатный и ненавязчивый человек.

— Все-все, — замахал руками Ян, — наши споры заканчиваются одинаково воспеванием достоинств твоего супруга.

— Что поделаешь, Коляша — человек необыкновенный…

— Куда уж нам, обыкновенным!

— И ты — необыкновенный, — Светлана шутливо потрепала его по плечу. — Кто из твоих друзей смог вместо трех лет пройти рабфак за полгода? Кто лучший студент на курсе? Ты ещё институт не закончил, а уже пол-Москвы к тебе на прием в очередь записывается!

— Не преувеличивай.

— Тут как бы не преуменьшить — куда ни приду, одни славословия: "Такой молоденький, а просто чародей, людей со смертного одра поднимает!" Некоторые утверждают — заметь, вполне серьезно! — что от твоих рук исходит сияние…

— Светка, опять насмехаешься? Смотри, заболеешь, я к тебе и на версту не подойду!

— А я не заболею! Я всю жизнь буду здоровой и умру в глубокой старости.

"Тьфу-тьфу!" — как человек суеверный, Ян сплюнул. Разве можно говорить о всей жизни, когда не знаешь, что будет завтра?

Чего это вдруг он в воспоминания ударился? Можно подумать, Светка уехала в дальнюю даль, а не живет в двух минутах ходьбы отсюда! Живет благополучно и счастливо, не скитается по углам, чего всегда боялась…

— Монах, Монах, небось опять о женском монастыре размечтался?!

Поэт волнуется. Сказал, как бы между прочим, что напечатали его балладу, о гонораре упомянул вскользь, а сам ведь недаром бутылку держал. Яна дожидался! Определенно, сегодняшний вечер надо сделать праздником для Поэта…

"Спасибо, друг!" — мысленно поблагодарил Ян, а Поэт ошарашенно уставился на него: вроде вслух ничего не было сказано, а в голове прозвучало так отчетливо! "От голода мерещится!" — подумал он.

— Приступим к трапезе, — наконец скомандовал Ян. Восемь молодых рук дружно потянулись к лежащему на столе богатству.

***

Ночью Ян проснулся оттого, что показалось, как с мучительным стоном позвала его Светлана:

— Я-а-нек!

На лбу его выступил холодный пот, а сердце громко застучало посреди мерного храпа семи здоровых носоглоток… Откуда пришел этот страх? Не за себя, за нее, за Светку?! Брат — не брат, а так, как приросла к его сердцу эта девчонка, не с чем было и сравнить. Разве не ей он обязан своими знаниями, своей учебой? Разве не она надоумила пользоваться своей памятью? Разве не Светка научила его смеяться, когда уже Ян думал, что вовек этого не постигнет.

Она до сих пор его опекает, заботится… Чего это Ян начал перечислять её заслуги? Будто на похоронах речь говорит… Светлана, где ты?!

И как когда-то давно, в замке Головина, опять в его мозгу что-то щелкнуло, а время наполнилось образами и звуками. Возникло бледное Светкино лицо в обрамлении беспорядочно разметавшихся рыжих волос, раскрывшиеся от ужаса полубезумные глаза: какой-то мужчина в форме, который приближался к ней, на ходу расстегивая брюки. Наконец кусочки мозаики сложились в цельную картину. Это была камера, в которой на нарах сидела Светлана, а мужчина скорей всего был охранником в тюрьме или ДОПРе [39].

"Что делать? Что же делать?!" — застучало в голове Яна. Увиденная им картина стала расплываться, и юноше пришлось сделать усилие, чтобы вернуть её.

— Шо ты боисси? — приговаривал в это время Светлане охранник. — Все одно в расход пустют, отсель никто не выходит! А так перед смертью индо разговеесся!

Она потеряла сознание. "Я не смогу туда пройти, просто не успею!" Ян увидел, как без чувств сползла на нары Светлана, но это не остановило насильника.

И тогда от страха за Светлану, от всепоглощающего желания ей помочь, Ян вдруг отчетливо представил себя там, в камере. И будто вправду в ней оказался. Продолжал оставаться в общежитии лишь какой-то одной своей частью, а другая была в камере! Он стал на пути охранника и ударил ладонью его в грудь. В область сердца. Он не хотел его убивать, понимая, что может ещё больше пострадать Светлана, но не рассчитал: удар получился мощнее, чем нужно… Тут же какая-то сила отбросила его назад. Ян покачнулся и рухнул на кровать, больше не сумев вызвать в памяти образ Светланы. Ян забылся тяжелым давящим сном и проснулся чуть свет почти без сил, ощущая слабость во всем теле…