Лариса Шкатула - Жена русского пирата

Московские циркачи считали Эмму злобным животным. Она кусала и царапала всякого, кто пытался к ней приблизиться. Собственно, до обреченного шимпанзе уже никому не было дела, но Наташа все же, проходя каждый раз мимо её клетки, пыталась Эмму чем-нибудь покормить или просто ласково поговорить — все тщетно. В ответ на все её попытки обезьяна только злобно скалила зубы и из последних сил все же пыталась укусить. В тот день, когда должен был прийти ветеринар, Эмму даже не покормили. Наташа решила в последний раз приблизиться к её клетке.

Бедное животное, свернувшись в клубок, дрожало мелкой дрожью, но при звуке шагов Наташи обезьяна с трудом приподняла голову, и в глазах её отразилось такое горе, что сердце молодой артистки дрогнуло. Не решаясь подойти к самому директору цирка, она кинулась к шпрехшталмейстеру [40], в просторечье шпреху, у которого была оригинальная фамилия Принц. Он работал в цирке много лет, был знаком с самыми знаменитыми артистами и всегда охотно приходил на помощь молодежи.

— Пожалуйста, Эдуард Филиппович, попросите директора, чтобы Эмму не усыпляли, а разрешили мне за нею немножко поухаживать. Может, её удастся спасти?

— Как ты будешь с нею общаться? — сочувственно посмотрел на Наталью шпрех. — Она же злая, как плохая жена! Никого к себе не подпускает.

— Вы только попросите, чтоб разрешил, а я постараюсь!

Вернулся Принц минут через пять улыбающийся и поманил Наташу.

— Разрешил. Дал две недели. Не будет улучшения — не обессудь!

Вообще-то Наталья Романова совершенно не представляла себе, как обращаются с обезьянами, но решила, что раз они так похожи на людей… Для начала она попросила служителей убрать клетку со сквозняка. Эмму, которая уже почти не двигалась, приподняли, положили под неё набитый соломой старый матрасик — его где-то разыскала Анечка Труцци — и укрыли старым шерстяным свитером Саши Романова. На другой день Наташа принесла под пальто бутылочку ещё горячего молока и решительно вошла в клетку к Эмме. У больной обезьяны хватило сил лишь на слабое шипение. Молодая женщина положила руку ей на голову и почувствовала, как Эмма напряглась будто в ожидании. Чего? Кнута? Вот оно что! Шимпанзе просто никогда не видела от человека ласки. Наташа поднесла к её морде бутылочку.

— Пей, глупенькая! Ты должна выздороветь!

Эмма шевельнула ушами: как, ей предлагают лакомство, которое она ещё не заработала?

— Пей!

Эмма опять шевельнула ушами, пытаясь в речи человека уловить нотки приказа или раздражения, и несмело открыла рот…

Улучшение наступило незаметно. Наташа увидела в один из дней, что Эмма уже не дрожит и в клетке лежит не скрючившись, а как бы угнездившись. Она ещё вздрагивала, когда Наташа гладила её, но укусить не пыталась. Однажды по настоянию Романовой Эмму осмотрел ветеринар, нашел некоторое улучшение и сделал укол, но вовсе не тот, который заказывали Бутманы…

Отдельной грим-уборной у Наташи не было: всем участникам аттракциона досталась одна большая комната, которую молодые артисты разделили ширмой на мужскую и женскую половины. Как-то, переодеваясь перед репетицией, Наташа пожаловалась подругам, что у Эммы никак не проходит кашель. На другой день с мужской половины послышалось условное "тук-тук", и в символическую дверь просунулась рука с каким-то пузырьком.

— Что это? — поинтересовалась Наташа.

— Настойка от кашля. Бабушка делает, — пояснил Станислав, — на травах. Мне помогает.

— А чем ты от обезьяны отличаешься? — неуклюже пошутил Федор Красавин. — Значит, и Эмме поможет!

За ширмой раздался шлепок.

— Я тебя научу уважать начальство!

Как более опытного акробата артисты единогласно выбрали руководителем аттракциона Станислава.

— Я забыл предупредить, — раздался немного погодя его голос, — бабушка травы на водке настаивает.

— Спасибо! — Наташа быстро оделась и побежала поить Эмму настойкой.

К её удивлению, Эмма, понюхав лекарство, не только охотно выпила его, но даже облизала ложку и подняла голову, ожидая добавки.

— Нельзя этого пить много, — сказала начинающая укротительница, закручивая пробку, — ещё опьянеешь.

Она представить не могла, что Бутманы "для куражу" иной раз поили Эмму водкой и покатывались со смеху, наблюдая за её кренделями. Правда, однажды они, видимо, передозировали алкоголь: обезьяна пришла в неистово-злобное состояние и кинулась на хозяина — герра Макса, разодрав в клочья выходную куртку и расцарапав до крови. Свои забавы Бутманы все же не прекратили, но держались настороже и не иначе, как с бичом в руках…

То ли помогло снадобье бабушки Закревской, то ли забота и участие Наташи, а скорее, то и другое вместе, но в один прекрасный момент Эмма, выпив очередную ложку настойки, поднялась, отошла в глубь клетки и стала на передние лапы в стойку. Потом подпрыгнула и кувыркнулась в воздухе.

— Ах ты, моя умница! — растрогалась Наташа.

Обезьяна подошла к ней и ткнулась головой в руку: мол, погладь! И когда Наташа погладила её, шимпанзе не вздрогнула, как обычно, а с видимым удовольствием прижалась к своей спасительнице. Та была счастлива до слез.

— И что ты теперь с Эммой будешь делать? — услышала она голос подошедшего шпреха.

— Я об этом не думала, Эдуард Филиппович!

— А надо подумать. Эмма должна работать: она артистка, а в цирке дармоедов нет.

— Вы хотите, чтобы я стала дрессировщицей?!

— Ну а почему нет? Сумела же ты укротить эту злючку?

Молодая артистка остолбенело взглянула на Принца.

— Я и не собиралась специально её укрощать. Просто мне стало жалко обезьяну, как любой из нас пожалел бы больного ребенка.

— Положим, не любой… — шпрех взял Наташу за руку. — Поверь, девочка, старому циркачу: ты рождена для дрессуры. Спокойна, терпелива, добра, настойчива — звери это ценят.

— Вы точно о людях…

— Увы, дорогая, я встречал людей, сравнение которых со зверями обидно для последних… Впрочем, это не к месту! — он оборвал себя, ещё раз вглядевшись в лицо Натальи, словно проверял себя: не пропустил ли он чего-нибудь?

— Много ли можно сделать с одной обезьяной? — задумчиво проговорила начинающая укротительница, в душе уже соглашаясь с доводами шпреха: почему бы не попробовать?

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

Романова поняла, что у него есть "кое-что в рукаве".

— Сегодня директор собирается в Наркоминдел… поговорить о закупке в Африке животных: львов, тигров, пантер. А что если попытаться расширить его заявку?

— На парочку обезьян?

— Зачем же парочку? Для начала попросим пять!

— Нет, Эдуард Филиппович! — Наташа даже отпрянула, представив себе такую перспективу.

— Не трусь, девочка, я познакомлю тебя с одним человеком… О, это великий человек! Он тоже начинал с нуля и такого добился!

— Кто же это? — заинтересовалась молодая артистка.

— Секрет! — шпрех приложил к губам палец, — возьмем своих супругов, коньячку и нагрянем к нему!

Черный Паша подошел к неподвижно стоящему Яну и заглянул в лицо.

— Двойная удача! Беглец вернулся. Я-то прежде твоей фамилии не знал, так что и думать не думал… Мир тесен, мой мальчик! Земля круглая, если ты хорошо учился и знаешь об этом. Можно обойти её вокруг и вернуться на то же место. О чем ты хотел со мной поговорить: об арестованной Крутько или о сокровищах духоборов? Ты случайно не нашел их?

— Неужели вы до сих пор думаете об этом? Я, честно говоря, давно забыл. Некогда заниматься игрушками!

Черный Паша усмехнулся.

— Хочешь меня разозлить? Грубишь старшему… Ты же пришел сестру выручать, или я ошибаюсь? Придется, видимо, вызвать охранника и отправить тебя в камеру… Не боишься?

Ян побледнел. Он действительно испугался, представив себе последствия его мальчишеского ерничанья. Вообразил, что знание о прошлом огэпэушника даст ему какое-то преимущество! Да его и слушать никто не станет. Поклеп на майора ОГПУ!.. Почему-то в присутствии этого человека он даже не вспоминал о своих необычных способностях. Сила духа Черного Паши не шла ни в какое сравнение с теми, что встречались ему прежде, и если в свое время Ян не убоялся даже магистра черных колдунов Зигмунда Бека, то его нынешний противник был окружен такой мощной внутренней защитой, что юноша терялся. Спасало одно: кажется, сам он о своей мощи не подозревал. Вернее, он видел, как сила его взгляда лишает других самообладания, но тем и ограничивался.

— Образумился? — довольно кивнул следователь, отметив смятение Яна. Не бойся, я не зверь какой-нибудь. Твоя вина пока не доказана, так что давай побеседуем, как старые знакомые… Можешь звать меня просто Дмитрий Ильич. Или товарищ майор. Сначала о деле: почему ты всем говорил, что Светлана Крутько — твоя сестра?

Юноша смутился.

— Да как-то само собой получилось. Вначале шутили. Мы же с ней вместе в Москву приехали, вместе учиться начали. А потом все привыкли, да и мы сами…

— Молодо-зелено, — с притворным сожалением вздохнул хозяин кабинета. Пойми ты, если Крутько осудят, и тебя как брата не пощадят.

— А кто это будет решать? — поинтересовался Ян.

— Видимо, я, — пожал плечами Черный Паша и вдруг со всей отчетливостью понял, какую власть над людьми имеют его коллеги: граница между осознанным и неосознанным проступком так хрупка, что может трактоваться и как тягчайшее преступление, и как невинная ошибка молодости — там, где вместо буквы закона властвуют человеческие эмоции, для справедливости остается мало места! Вот она, первая ступень к абсолютной власти! Только круглый дурак не станет этим пользоваться! — Тебя, возможно, накажут не слишком сурово: сошлют куда-нибудь посевернее… Правда, диплома врача тебе не увидеть…

— Нет! — испуганно выкрикнул Ян.

— Это будет неприятно, — согласился его мучитель, — ну да советская власть разберется, кто прав, кто виноват…

И дал понять, что и сам знает, как неубедительно это звучит.

— Светлана ни в чем не виновата!

Утверждение Яна выглядело по-мальчишески запальчивым.

Разве он мог знать наверняка? А если она действительно попала в лапы каких-нибудь заговорщиков? Иначе разве стали бы её, безвинную, арестовывать? Она такая доверчивая, её могли обмануть!

— Конечно, её могли обмануть, — точно в ответ на его мысли медленно проговорил Черный Паша, следя за выражением лица юноши: ему нужен был его страх за Светлану, готовность Яна пожертвовать всем ради нее. Насколько дорога Поплавскому арестованная учительница? Ибо Гапоненко пришла в голову мысль простая до гениальности: как следователю в условиях беззакония и вседозволенности в самом центре столицы создать целую армию безусловно преданных ему людей, для которых станет законом одно его слово.

— Товарищ майор! — заглянул в кабинет дежурный старшина. — К вам на прием муж Крутько просится.

— Скажи, пусть минуту подождет, — распорядился Гапоненко и повернулся к Яну: — Посиди пока в коридоре, подумай, как вести себя, чтобы твою названую сестру из-за тебя не расстреляли.

Ян вышел, столкнувшись в дверях с Николаем, который от волнения ничего вокруг не видел…

Вопреки утверждению Петерса, что дело окажется несложным, уже на второй день после ареста Крутько в её камере произошло ЧП.

Охранник, дежуривший в ночь, вдруг исчез из поля зрения караула. Была объявлена тревога, начались поиски. Оказалась приоткрытой дверь в камеру Крутько. Глазам вошедших представилась странная картина. Заключенная, полностью одетая, скрючилась на нарах в глубоком обмороке, а рядом, на полу, с расстегнутыми брюками лежал охранник: он был в сознании, но не мог выговорить ни слова, ни пошевелиться. Вызванный тюремный врач поставил диагноз: инсульт…

Что делал в камере молодой женщины охранник, можно было догадаться, но внезапная болезнь здорового тридцатилетнего мужчины Дмитрия насторожила. Впрочем, только его одного. Остальные сотрудники этого строгого учреждения привыкли к разным сюрпризам судьбы: в этих стенах не один здоровый человек в несколько дней становился дряхлой развалиной, а самые волевые на вид мужчины на допросах ломались и плакали как младенцы. То, что болезнь поразила одного из работников политуправления, говорило о том, какой это тяжкий труд — борьба с врагами народа.

***

— Садитесь, товарищ Крутько, — услышал муж Светланы голос майора и присел на краешек стула.

— Заметьте, я все ещё считаю вас товарищем, хотя ваша жена обвиняется в принадлежности к монархической организации.

— Господи! — ахнул он и побледнел при мысли о том, как было получено такое признание. — Ее пытали?

— Пока нет, — Гапоненко внимательно посмотрел в лицо военврача; он намеренно сказал "пока", чтобы выбить его из колеи — именно в таком взбудораженном состоянии люди проявляются наиболее полно.