Розалинда Лейкер - Жена Уорвика

– Твои оскорбления невыносимы, – вскричала она. – Я не стану их терпеть. Вели остановить экипаж. Я вернусь в поместье, а ты поедешь в Италию один.

– Если ты сейчас уйдешь, то останешься без денег и только в той одежде, которая сейчас на тебе.

Она удивленно взглянула на него.

– Ты в своем уме? Я богата и не нуждаюсь в твоих деньгах.

– Ты ошибаешься. Когда я стал твоим мужем, все твое состояние перешло ко мне, и хотя я позволял тебе распоряжаться деньгами по твоему усмотрению, поскольку считал тебя надежным и верным партнером, я воспользуюсь своими привилегиями, если ты оставишь меня.

Этот неприятный разговор плохо подействовал на него. Достав фляжку из кармана, он открутил колпачок, сделал глоток бренди и продолжил:

– Если ты не родишь ребенка в определенное время и докажешь тем самым, что беременна от другого мужчины, я не завещаю тебе ничего, кроме незначительного годового дохода, который позволит тебе вести более-менее достойную жизнь до тех пор, пока ты снова не выйдешь замуж. После этого деньги ты получать перестанешь.

Она потеряла дар речи. Ни разу он не видел ее в таком затруднительном положении. Он продолжил обращаться к ней прежним мягким тоном, который заставлял ее леденеть от ужаса.

– Но раз уж ты настаиваешь, что это мой ребенок, нам не стоит видеть будущее в столь мрачных тонах. Ничего плохого не случится, если ты родишь мне здорового сына, – закончил Лионел.

Она кивнула, сумев презрительно отреагировать на всего его подозрения, но в душе чувствовала себя побежденной. Она могла добиться чего угодно от таких мужчин, как Дэниэл и Александр, а нашла неравного по силам соперника в том, кого считала уступчивым и слабым. Он один подчинил ее. Ей оставалось только надеяться на преждевременные роды, поскольку она точно знала, что носила под сердцем ребенка Дэниэла.

Шел слабый снег, с моря дул сильный ветер, Дэниэл внимательно осматривал Истхэмптон-Холл, представший перед ним во всем своем нетронутом великолепии. Строительство закончилось. Оригинальное здание, красота которого проявлялась в четких линиях и отсутствии орнамента, украшал роскошный ионический портик и высокие окна. Оно напоминало изысканную жемчужину ровной формы. Даже кремовый цвет наружной отделки приобрел какой-то подводный оттенок за счет игры света со стороны моря. Это ощущение усиливалось, когда дубы, каштаны и буки, растущие с северной, восточной и западной сторон, покрывались весной свежей листвой. Перед красивым фасадом дома тянулись до самых ворот зеленые газоны, украшенные только редкими кустами роз, поскольку Дэниэл хотел, чтобы ничто не загораживало вид на простирающийся внизу курорт и море. Из-за всего этого он влез в ужасные долги, но популярность курорта позволила ему за одно лето подняться на вершину финансового успеха и сулила дальнейшие блестящие перспективы.

Его следы отпечатались на свежем снегу по всему двору, пока он ходил вокруг дома, с удовлетворением осматривая его. Внимательно изучив портик, он поднялся по ступенькам, открыл входную дверь с медным молотком и вошел в холл, снимая плащ и стряхивая с него снежинки. На него пахнуло теплом, поскольку слуги с самого утра разожгли камины. Аромат яблонь заполнил помещение, изгоняя последние неприятные запахи краски. Через высокий стеклянный купол холла в хорошую погоду проникало яркое солнце; а в этот холодный снежный день элегантную центральную лестницу поглотил мягкий серый свет.

Дэниэл бросил плащ и шляпу на ближайший стул и остановился в дверях просторной изысканной столовой. Кейт, которая осматривала дом изнутри, пока он бродил снаружи, завершила свое путешествие. Она устроилась в одном из кресел боком к нему, задумчиво смотря на огонь, ее изящная рука лежала на мягком подлокотнике. Истекал восьмой месяц ее беременности. Он мечтал, чтобы его сын родился в этом доме, именно по этой причине запугивал и подгонял рабочих, чтобы быстрее завершить строительство.

Пока он бесшумно шел к ней по мягкому ковру, его счастливое настроение испарилось и прежняя грусть, такая же холодная, как и весь этот день, снова затопила его сердце. Кейт так и не вернулась обратно в его спальню. Он проводил ночи один в холодной постели. Порой ему казалось, что одиночество стало неотъемлемой частью его существования. Он не забыл Клодину и никогда не забудет, хоть она и покинула Истхэмптон, даже не повидавшись с ним, ее лицо продолжало стоять у него перед глазами. Но именно Кейт господствовала в его душе, и он надеялся, что, когда они переедут в новый дом, то начнут все сначала, оставив прошлое позади. Кейт никогда не упрекнула его ни словом, ни взглядом. Ее отношение к нему оставалось спокойным и доброжелательным. Одно время Дэниэл убеждал себя, что во время болезни она забыла о том, что случилось между ними, но потом понял, что причина не и этом.

Однажды, когда они вспоминали потасовку на спуске, некоторые ее замечания ясно показали, что никакого провала в памяти не было, и она прекрасно помнила все, что произошло до того ужасного удара. Кейт по-прежнему отстаивала права рабочих так, как она их понимала, но если раньше споры между ними раздражали его, то сейчас он приветствовал их. Он наслаждался силой ее характера и внутренним огнем, гордясь логичностью приводимых ею аргументов и ее здравым смыслом, потому что любил ее. Он любил ее с самого начала, даже не осознавая этого.

Как ни странно, отнюдь не чудовищный шок, испытанный им при мысли, что она умерла, заставил Дэниэла понять свои истинные чувства, а событие, которое случилось за полчаса до несчастного случая. Когда Гарри бросил ему двадцать одну гинею и Дэниэл смотрел, как блестящие монеты кружатся вокруг его ног, ему вдруг показалось, что он столкнулся лицом к лицу со своей судьбой. Если бы тогда он не выиграл бой, у него в кошельке не оказалось бы нужной суммы и он не выкупил бы Кейт. Он вдруг осознал, как много она значила для него, была просто бесценна. А в следующее мгновение Гарри горькими словами и правдивыми обвинениями подорвал всю основу их брака. Как обломки после кораблекрушения остаются лежать на берегу после отлива, так и они остались – муж и жена, связанные только именем. Дэниэл считал, что она страстно желала его брата, он страдал от любви к ней.

– Ну, Кейт, – спросил он, положив руку на спинку кресла, – как тебе дом?

Она повернула голову в его сторону и улыбнулась.

– Он прекрасен, как ты и обещал. Голубизна моря в сочетании со светлыми стенами придает ему загадочную ауру. Как будто смотришь сквозь чистую воду на морское дно, но воду пронизывает солнце, поскольку позолота карнизов, бледное золото витражей и богатые ковры убивают ощущение холода. – Она огляделась вокруг себя и кивнула в знак одобрения. – Этот дом подходит королю Англии, не говоря уже о чемпионе в боксе.

Он самоуверенно засмеялся.

– Сейчас только февраль, я не намерен ждать до мая, когда состоится финальный поединок, чтобы переехать. Давай начнем тут жить с завтрашнего дня.

Кейт безучастно посмотрела на него и поднялась с кресла. Поздний срок беременности заставлял ее двигаться медленно и неуклюже.

– Я не оставлю старый дом. Я хочу рожать там.

Если бы не серьезное выражение ее лица, он бы рассмеялся, подумав, что она шутит.

– Что ты сказала? – спросил он. – Я тебя не понимаю. Я старался завершить строительство дома в срок, чтобы сразу перевезти тебя сюда.

Ее взгляд был ясным и спокойным.

– Я всегда говорила, что хочу родить ребенка в старом доме. Это мой дом. Я люблю там каждый камень, чувствую себя там в безопасности. С того самого дня, когда я услышала твою клятву, я всегда знала, что там моя гавань, и никто не заставит меня покинуть ее.

Он был одновременно ошеломлен и сбит с толку.

– Клятву? Какую клятву? Ты считаешь, что здесь небезопасно?

Она удивилась, что он сразу не вспомнил случай, о котором она говорила.

– Когда я приехала в Истхэмптон ухаживать за Жасси, ты дал мне слово, что я смогу оставаться в доме так долго, как захочу. Твое обещание дало мне возможность укорениться здесь, и хоть однажды я ушла, ты вернул меня по своей собственной воле. Я уверена, что, пока не захочу, никогда не покину его крова.

Он взял ее за руки.

– Никогда еще не слышал подобной глупости. Истхэмптон-Холл – это наш дом, наш новый дом. Ты моя жена и будешь хозяйкой тут до конца своих дней.

Она крепко зажмурилась, стараясь отогнать неприятную картину, как она сидит в одиночестве в этих чужих, красивых стенах, а он оставил ее по первому зову Клодины. Дэниэл не понял ее реакции и подумал, что схватил ее слишком грубо. Он отпустил ее руки, нежно прикоснулся кончиками пальцев к ее лицу.

– Ты скоро должна родить, и тебе в голову приходят странные идеи. Здесь ты почувствуешь себя в полной безопасности. Уверен, ты станешь воспринимать этот дом совершенно иначе, когда перевезешь сюда все свои вещи… – стал мягко уговаривать он.

Близкая к панике, Кейт сложила ладони вместе и, просунув их между его руками, отстранила его от себя.

– Это настоящий дворец. Я ему не принадлежу. Мне нужен дом. У этих величественных роскошных хором нет сердца.

Дэниэл почувствовал себя сильно уязвленным и, переполненный накопившейся за долгое время болью, излил на нее весь свой гнев, как взорвавшийся вулкан.

– Это у тебя нет сердца! Ты отдала его очень давно, обделив всех нас. Говорю тебе, наш сын родится в этом доме. Это его наследство.

Ни он, ни Кейт не сомневались, что у них родится сын.

Женщина смертельно побледнела, но глаза ее сверкнули стальным блеском, в них читалась непреклонная воля, помогавшая ей столько всего пережить и прошлом.

– Да я лучше рожу его на траве под звездами, чем позволю увидеть свет под этой крышей, где любовь обречена стать незваной гостей, – возразила она, подняла с софы меховой плащ, который он подарил ей на Рождество, и накинула на себя.

Он хотел язвительно заметить, что именно по ее вине любовь ушла, но ему пришлось сдержать свой порыв, потому что, по совести говоря, он и сам наделал немало ошибок. В любом случае он не простил, что жена так чудовищно жестоко разрушила все его надежды.

– Либо ты завтра же переедешь в этот дом, либо останешься в старом навсегда, – выдвинул он ультиматум.

Она накинула капюшон. Ее лицо выделялось бледным пятном на фоне пушистого меха. Только глаза сверкали таким глубоким темно-синим цветом, которого он никогда еще не видел, и выражали такую глубину эмоций, которая не поддавалась описанию.

– В таком случае я выбираю старый дом, – ответила она твердым, но очень тихим голосом. – Истхэмптон-Холл никогда не строился для меня, и для ребенка, которого я ношу, и для других детей, которых мы могли бы иметь. Я надеялась, что найду здесь подходящую нишу для себя, где почувствую себя нужной, но не нашла. Здесь нет места для меня.

К ее облегчению, он молча позволил ей уйти, не кричал, не пытался удержать силой, не продлевал их расставание. Если бы могла, она полюбила бы его еще сильнее, но ее разум, сердце и душа уже давно слились в едином страстном пламени любви к мужу, пламени, достигшем своего пика.

Через окно Дэниэл смотрел, как она спускается по ступенькам. Слуга, сметавший снег, побежал в конюшню, чтобы привести экипаж, в котором они вместе приехали. Ужасная правда состояла в том, что чувства не подвели ее: он действительно не думал о ней, когда его впервые посетила идея построить величавый замок на холме. Именно Клодине он хотел гордо показать этот дом, Клодину хотел завлечь в эти стены, Клодина должна была ходить по этим полам с гордо поднятой головой и принимать гостей. Но эти планы уже давно утратили свою яркость. Дэниэл справился с колдовством рыжеволосой ведьмы, ему на смену пришла ясная и спокойная красота Кейт, простота дома отвечала ее тихой грации, его цвет стал отражением ее глаз и волос, синего моря и золотистого солнца, а его таинственность, прохлада и внутреннее тепло полностью соответствовали ее характеру. Кейт видела все это, но не осознала, потому что не нашлось света настолько яркого, чтобы прогнать тени Гарри и Клодины.

Семнадцатого марта рано утром Кейт родила сильного и здорового мальчика. Дэниэл, ожидавший в своем величественном одиноком доме, когда за ним пришлют, вскочил на лошадь и галопом помчался в Истхэмптон, распугивая громко щебечущих пташек. Жасси, которая из верности Кейт осталась жить в старом доме, хоть и предпочла бы жить в новом, встретила Дэниэла в холле. Он отлично знал, что, если бы у Джима был выбор, тот тоже остался бы с ними, но в связи с приближающимся боем на звание чемпиона старый тренер не мог оставить своего подопечного без присмотра.

– Как Кейт? – сразу же спросил он Жасси, до конца не доверяя заверениям слуги, что нет повода для беспокойства.

– Измучена немного, но в целом и она, и ребенок в порядке.

Он не стал больше ничего слушать и побежал вверх по лестнице. Около спальни жены он остановился на пару мгновений, чтобы перевести дыхание и не врываться к ней с безумным видом. Однако Кейт, которая лежала усталая, но спокойная, прижимая к себе ребенка, показалось, что он вошел к ней небрежной, неторопливой походкой. Она быстро опустила глаза на спящего сына, боясь увидеть враждебность во взгляде Дэниэла. Они не виделись и не разговаривали друг с другом с момента ссоры в Истхэмптон-Холле. Он взял ее руку в свою холодную после утренней поездки ладонь и легонько поцеловал ее пальцы.