«Нам следует немедленно отправляться, а то вряд ли удастся взглянуть на торжественную процессию», – подумал ювелир, поднимаясь в комнату Джейн. Женщины смеялись, а Кейт говорила:

– Мы и в самом деле грешные создания, но если мы в чем-то и грешим, то разве не потому, что к этому ведет нас какой-то злой дух? Можно ли нас за это винить? Когда мы думаем, что совершаем самый большой грех, – может, это не что иное, как воля Господня на то, чтобы мы поступали именно так?

– Кейт, – ответила Джейн, – твои представления о вере звучат вполне утешительно. Проповедовать бы тебе в соборе Святого Павла. Ручаюсь, за тобой бы последовала половина Лондона.

Уилл открыл дверь, и их легкомысленный разговор тут же прервался. Кейт начала деловито наводить на столе порядок, словно была из тех, кто не может сидеть сложа руки. Уж не собирается ли она ввести его в заблуждение? Джейн приветствовала его улыбкой, но он знал, что улыбка ее обманчива.

– Мы очень опаздываем, – сказал он с укором. – Боюсь, теперь нам вряд ли удастся увидеть короля.

Он положил ей руку на плечо и посмотрел тем трогательным взглядом, который всегда волновал ее и вызывал угрызения совести. «Скажи мне, Джейн, что я делаю не так, – казалось, говорили его кроткие глаза. – Может быть, я смог бы исправиться». Но разве она могла объяснить ему, разве могла сказать ему: «Я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить. Мне не нравится твое тяжелое дыхание; мне не нравится, как ты обгладываешь кость, словно хочешь объесть ее добела, но не от голода, а из боязни хоть что-то съедобное выбросить. Я едва терплю, когда твои руки прикасаются ко мне, словно в этом есть что-то постыдное. Но ты купил меня, заплатив женитьбой за привилегию позволять себе это бесстыдство. Мне в тебе не нравятся тысячи вещей, и хоть я старалась полюбить тебя, хоть я молила Бога, чтобы он помог мне это сделать, я никогда тебя не полюблю».

Она поднялась, пытаясь нежно улыбнуться Уиллу. Вскоре они вдвоем вышли с Ломбардной улицы, миновали Биржу и направились в Поултри.

Здесь толпа была еще гуще. Люди забирались на столбы. Они перекрикивались и пересвистывались. В толпе сновали торговцы из харчевен с лотками, на которых были куски мяса, хлеб и пироги, медовуха и вино. Люди ели, смеялись и кричали; то и дело раздавался возглас: «Король Эдуард!»

Но даже в такой сутолоке слишком многие засматривались на ослепительно красивую жену ювелира. Это выводило его из себя, так как хотя ему нравилось, что ею восхищаются, он не хотел, чтобы восхищение исходило от толпы в Поултри.

Уилл пожурил ее:

– Видишь, по твоей вине мы опаздываем. Как мы теперь доберемся до дома твоего отца? Нам придется наблюдать процессию отсюда, с улицы… и стоять среди этой черни. Однако, скажу я тебе, запах от них просто невыносим. И все потому что ты не была готова вовремя.

– Но что плохого в том, что мы увидим столько ликующих людей? – спросила Джейн, смеясь и с удовольствием глядя на то, как акробат выделывает трюки на потеху публике.

– А что скажет твой отец, если мы не придем? Не могу себе даже представить, – продолжал Уилл.

– А я могу, – ответила Джейн. – Он придет в ярость.

– И это тебя забавляет? Знаешь, мне вовсе не хочется чтобы твой отец считал меня необязательным человеком…

– Не бойся, Уилл! Вся вина за это падет на кого следует… На мои плечи.

Внезапно в толпе раздались приветственные возгласы. Они становились все громче и громче, в отдалении послышались звуки труб. «Вот теперь, – подумала Джейн, – я увижу самого короля. Я увижу человека, который настолько неотразим, что добродетельные девушки от одного его слова теряют голову. Я увижу королеву, которая так его очаровала, что даже такой распутник, как он, не смог ее оставить. Не удивительно, что где бы они ни появлялись, люди тысячами собираются посмотреть на романтичного короля и его королеву».

Появились первые ряды блестящей кавалькады. Всадники поражали великолепием ярких одежд, усыпанных драгоценными камнями. Внезапно толпа умолкла. Проехала повозка, окруженная стражами, на ней везли двух женщин, считавшихся врагами короля, и их не следовало приветствовать. Одна из них была ненавистная Маргарита Анжуйская, попавшая в плен в битве при Тьюксбери, в которой ее сын Эдуард нашел свою смерть. Другая женщина, ехавшая на колеснице, не могла не вызвать жалости у всех, смотревших на нее; именно ее присутствие сдерживало толпу от бурного проявления ненависти. Это была девушка лет шестнадцати, очень бледная, с печальным лицом. Звали ее Анна Невилль. Младшая дочь герцога Уорика, она была помолвлена с сыном Маргариты, убитым недавно в Тьюксбери. Большую часть детства она провела с младшим братом короля Ричардом Глостерским, и говорили, она любила Ричарда, но ее насильно обручили с сыном Маргариты… Разве не прискорбно было лондонцам смотреть на то, что несчастную девушку, бледную, как майский первоцвет, везли как пленницу, а тот самый Ричард, которого она любила, красовался на коне на почетном месте, возле своего брата короля?

Повозка прокатилась мимо, и когда Джейн вновь обратила взор на облаченных в пышные одежды рыцарей, на сверкающие попоны величаво выступавших коней, она вдруг заметила знакомое лицо. Пока она разглядывала его, красавец-мужчина обернулся и посмотрел в ее сторону. Это был незнакомец, замысливший ужасный план похищения и виновный в том, что она вышла замуж за Уилла Шора. В его взгляде сквозила радость от встречи с ней. Но в то же время в нем чувствовалась уверенность в себе и надменность. Казалось, он говорил: «Разве я похож на человека, который признает свое поражение?»

Охватил ли ее страх, или толпа слишком плотно сжалась, но что-то заставило ее прильнуть к Уиллу. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

– Что случилось? – спросил Уилл с беспокойством.

– Я чувствую… тут слишком душно.

– В такой толпе… неудивительно. Лучше бы мы наблюдали все это из окон дома твоего отца. Пойдем. Мы доберемся домой прежде, чем толпа придет в движение.

Как только они вошли в дом, ей стало лучше, но она все-таки позволила Уиллу уложить себя в постель. Он оставил ее и пошел принести немного вина. Вернувшись, он несколько секунд внимательно смотрел на нее, затем в глазах его блеснула надежда, и он сказал:

– Джейн, возможно ли. Ты чуть было не упала в обморок, и я…

– Нет, нет, – ответила она поспешно. Он смущенно улыбнулся.

– Я надеялся, ты скажешь мне, что ждешь ребенка.

– Мне очень жаль, Уилл. Но это не так.

«Мы оба сожалеем об этом», – подумала она, когда муж ушел.

Ребенок бы действительно сделал их жизнь иной. Но если бы только все дело было в ребенке, а не в человеке на коне. Он уже принес ей однажды несчастье, и она чувствовала, что принесет его вновь.

От вина Джейн стало клонить в сон. Сквозь открытые окна она слышала крики людей. Процессия закончилась, но толпа все еще хотела развлечений. Из окон отцовского дома в Чипсайде она часто наблюдала, как ведут себя люди после таких торжественных процессий. Она видела их дикие танцы, их неистовое веселье. В свете горящих факелов она наблюдала странные сцены – фантастические и трагические. Она слышала пронзительный смех, который едва ли походил на человеческий, она видела мужчин и женщин, дерущихся друг с другом или занимающихся любовью, она видела их пьяные тела, распростертые на булыжной мостовой прямо около дома. В такие ночи отец вынужден был запирать двери на засов и баррикадировать окна. Он держал наготове подмастерьев с длинными шестами на случай, если возникнет необходимость защитить дом, ибо в такие ночи повсюду бродили воры, и все, что было порочного в пьяной толпе, вырывалось наружу.

Это была ночь веселья, так как король Эдуард после нескольких месяцев изгнания вновь вернулся на трон. Казалось, большинство подданных готово было во всем подражать ему – очаровательному повесе, самому любимому, красивому и распутному королю.

Джейн задремала. Ей приснилось, что она снова в толпе. Она вновь увидела человека на коне, но во сне он соскочил вниз, быстро подошел к ней, стоявшей рядом с Уиллом, подхватил и бросил поперек коня. Джейн вскрикнула – и от крика своего проснулась.

У кровати стояла Кейт, пристально вглядываясь в нее.

– Боже милостивый! Вам приснился плохой сон, госпожа?

– Да уж. Я рада, что проснулась, – сказала Джейн.

– Говорят, вы чуть было не потеряли сознание на улице, голубушка?

– В толпе было душно, Кейт. – А когда глаза Кейт понимающе прищурились, Джейн вспыхнула: – Прошу тебя, не смотри на меня так лукаво и таинственно, будто ты думаешь, что я жду ребенка. Не жду, уверяю тебя. – Кейт надула губы, а Джейн продолжала: – А ты видела короля?

– Видела, и королева была с ним. Она очень красивая. Я видела ее в паланкине, который несли на шестах. Лошади были просто великолепны.

– Что – лошади были так же великолепны, как и королева?

– Да нет же! У королевы самые очаровательные золотистые волосы, какие я когда-либо видела… после ваших. Они были распущены и ниспадали с плеч: говорят, король снова страстно влюблен в нее после долгой разлуки. И все принцессы очень милы, а маленький принц… ну, он всего лишь ребенок. Вы бы слышали, как ликовал народ при виде короля!..

– Кейт, у тебя что-то на уме!

– На уме, госпожа?

– Меня ведь бесполезно обманывать. Ты что-то знаешь и ждешь момента, чтобы рассказать.

– Я видела в процессии его, госпожа, – сказала Кейт. – И узнала его имя. Это лорд Гастингс.

У Джейн перехватило дыхание. Она слышала о Гастингсе. Он отличился в сражениях при Барнете и Тьюксбери и был близким другом короля.

– Тогда тем более жаль, – резко сказала Джейн, чтобы скрыть свой страх, – что милорд Гастингс ведет себя столь неподобающим образом.

– И верно, – подтвердила Кейт, но она не могла скрыть ярких искорок в глазах. Она была убеждена, что жизнь должна быть веселой, и ничто не обрадовало бы ее больше, чем уверенность, что у красавицы-госпожи тайный любовный роман.

– Как ты узнала, кто он? – настойчиво потребовала ответа Джейн.

– Я спросила человека, стоявшего рядом со мной в толпе.

– Он мог ошибиться.

– Нет. Многие это говорили. Только подумайте, госпожа! Он любит вас, а ведь он ближайший друг и фаворит короля.

– Но моим другом и фаворитом он никогда не будет.

– Это вы сейчас так говорите…

Джейн вскочила с кровати и схватила Кейт за руку.

– Кейт, надеюсь, ты не…

– Нет, госпожа. Нет, нет. Я ничего не сделала.

– Запомни, если ты когда-нибудь предашь меня так, как той ночью, я не буду спасать тебя вновь.

– Я не сделаю ничего… ничего без вашего согласия. В дверь внезапно постучали.

– Кто там? – спросила Джейн, а Кейт поспешно стала приводить в порядок вещи на столе из опасения, что это может быть ювелир.

Но это был не он, и Кейт сразу же перестала изображать усердную служанку. Пришла Бесси, одна из девушек, помогавших на кухне.

– Что случилось, Бесси? – доброжелательно спросила Джейн, а Кейт холодно уставилась на девушку, так как они соперничали из-за толстого и ласкового Белпера.

– С вашего разрешения, госпожа, внизу джентльмен, который сказал, что должен поговорить с вами и что у него очень важное дело.

– Джентльмен? Ты спросила его имя?

– Да, госпожа, но он не ответил. Он велел попросить вас тотчас же спуститься, просил очень настойчиво.

Джейн встала.

– Прекрасно, Бесси. Где же он?

– Я оставила его в гостиной. Он оказался в доме прежде, чем я успела попросить его войти.

– Сейчас посмотрю, кто это, – сказала Джейн.

Она спустилась вниз и, открыв дверь гостиной, увидела самодовольного и чрезвычайно уверенного в себе лорда Гастингса. Он направился к ней, хотел положить ей руки на плечи и поцеловать в знак приветствия, но она отстранила его.

– Сэр, – сказала она надменно, – я не понимаю, почему вы оказались здесь.

– Ты очень хорошо это понимаешь, – сказал он серьезно.

– Я должна просить вас немедленно удалиться.

– Разве я не вправе ожидать от жены ювелира большего гостеприимства, чем мне оказано?

– Вам в этом доме не окажут никакого гостеприимства.

– Весьма сожалею, Джейн, – сказал он печально, – ибо, клянусь честью, ты стала еще прекрасней.

– Как вы осмелились прийти сюда! Вас следовало бы заточить в Тауэр за то, что вы пытались сделать со мной.

– Не вспоминай об этом, Джейн. Это огорчает меня.

– Рада слышать. Может, в вас есть хоть немного порядочности…

Он загадочно улыбнулся.

– Ты не поняла меня. Меня огорчает, что мне не удалось выкрасть тебя.

В Гастингсе было нечто, что лишало ее спокойствия. Он был неотразим в своих роскошных одеждах, и хотя губы его были упрямо сжаты, глаза весело поблескивали. Гастингс сделал к ней шаг. Она испугалась, думая, что он собирается схватить и вынести ее из дома.