А Эдвард хорошо смотрелся с любой: Тиана видела, как он ухаживал и за высоченными красавицами, и за низкорослыми миленькими девушками. Он вел себя столь обходительно, что женщины не могли отказать ему по меньшей мере в улыбке; а по большей — оказывались в его постели. Тетушка Джоанна однажды обмолвилась, что лорд Щегол тем хорош, что никому ничего не обещает; Тиана в тот момент порадовалась, что папенька этого заявления не услышал. Все-таки тетины взгляды были немного шире, чем полагается набожной старой деве Меррисон.

Тиана не обольщалась. Лорд Картрайт не обратит на нее внимания никогда, а даже если бы обратил, что толку? Ей никогда не будет позволено выйти за него, так что даже влюбляться в него смысла не было. Тиана ощущала лишь тоскливую тягу к нему и его друзьям. Их она тоже всех знала. Полноватый, но очень приятный джентльмен — лорд Бисмайр, тот самый, что дерзнул недавно пригласить на танец Альму и получил от сэра Абрахама решительный отказ. Леди Дьюли, статная, отличающаяся редкой красотой вдова с темными глазами, чьи плавные жесты завораживали, как завораживает бег воды. И лорд Остлер, высокий и светловолосый, самый спокойный в этой компании, с чудесной короткой бородой, придававшей ему весьма романтический вид. Это было одно сердце, состоявшее из четырех разных людей; как же Тиана завидовала, к примеру, леди Дьюли! Она бы тоже хотела звонко хохотать над шутками Эдварда или улыбаться остротам лорда Бисмайра; сидеть среди других, кто тянулся к этому свету души, как и она сама, и чувствовать себя сопричастной чему-то важному, главному; хотя отец сказал бы, что все это пустая болтовня.

И вот ведь удивительно — трое мужчин, давно и крепко друживших, и женщина, примкнувшая к их компании, — все они формально не отличались тем, что соблюдали правила приличия. Скорее они старались вести себя как можно более неприлично, но изящно неприлично, если можно так выразиться. Они не бросали откровенного вызова обществу, не ставили себе цель шокировать всех недостойным поведением, не были развязны; и в то же время они делали что хотели. Говорили, что у леди Дьюли полно любовников, о похождениях джентльменов слагали легенды, и большинство это лишь забавляло, но не угнетало. Воцарившаяся в обществе свобода нравов, которую отец любил поносить за ужином и произносил по этому поводу страстные монологи, держалась на грани безумства и порочности, редко переступая эту грань. Добродетель ценилась, но в основном у людей женатых; те же, кто не был связан узами брака или овдовел, как леди Дьюли, могли позволить себе потакать своим желаниям. Оттачивался изящный стиль, из рук в руки передавались любовные письма, за кисейным прикрытием званых вечеров леди и джентльмены плели узоры интриг, страсти, любовных приключений. Англия — не самая раскрепощенная страна, Тиана слышала, что во Франции нравы еще более вольные. Лорд Картрайт, чей взгляд ни разу не встречался со взглядом Тианы, виртуозно умел жить в той среде, к которой по праву рождения принадлежал. Он мог отодвигать рамки приличий сколь угодно далеко, тогда как Тиана… Именно поэтому она завидовала, не по-христиански, смертельно завидовала.

И вот лорд Картрайт (а про себя — Эдвард, конечно же Эдвард!) идет к ней, и зачем он это делает — неясно совершенно.

— Что происходит? — шепнула сидевшая рядом с Тианой Альма (Клара танцевала), тоже заметившая приближавшегося джентльмена.

На ответ уже не оставалось времени: лорд Картрайт оказался рядом, отвесил изящный поклон сестрам.

— Лорд Меррисон, — он поклонился и отцу, — мы с вами были представлены друг другу год назад во время встречи в парламенте.

— Доброго вечера, лорд Картрайт, — кисло ответил сэр Абрахам.

Кажется, он был весьма недоволен тем, что когда-то его и нахального повесу представили друг другу и теперь нельзя отделаться от неприятного человека парой слов.

— Однако я не представлен дамам. Не окажете ли вы мне честь, милорд?

Тиана не смела глаз поднять, а потому видела лишь полы сюртука Эдварда (весьма экстравагантного, по французской моде сшитого бежевого сюртука, украшенного алыми вышитыми розами), его ноги в белоснежных чулках и ботинках с пряжками столь блестящими, что, казалось, они сделаны из обрезков солнечных лучей. Зато она прекрасно слышала его голос — обволакивающий, бархатный, очень опасный голос. Руки непроизвольно вновь стиснули веер. Не сломать бы.

Альма сидела неподвижно, притворяясь статуей, и тоже не смела взглянуть на подошедшего джентльмена.

— Что ж… — Совсем грубо нарушать правила отец не хотел. — Позвольте представить вам, лорд Картрайт, мою сестру, леди Джоанну Меррисон.

— Мое восхищение столь юной сестре, — отметил Эдвард, склоняясь над рукою тетушки Джоанны, чем вызвал румянец на ее щеках.

Тиана мельком увидела его профиль.

— Ах, ну что вы, милорд, — проворковала тетя, однако, вспомнив о том, что брат рядом, немедля сменила тон и продолжила уже гораздо более сухо: — Большая честь для нас.

— Честь для меня, — возразил Эдвард, выпрямившись, и явно вопросительно уставился на жавшихся друг к другу девушек, так как отец произнес кислым, словно забытое на солнце молоко, голосом:

— Моя старшая дочь Кларибелла сейчас танцует, так что позвольте вам представить мою среднюю дочь Альмарозу и младшую — Кристиану.

— Восхитительные имена. — Эдвард взял безвольную руку Альмы, прикоснулся к ней губами и тут же отступил. — Достойные таких красавиц.

И его теплые пальцы тронули ладонь Тианы.

Она наконец позволила этому мигу свершиться: подняла голову, встречаясь с Эдвардом взглядом. Он касался губами ее кожи и в то же время смотрел Тиане в лицо, резко смотрел, испытующе, очень внимательно. Как будто старался за краткий миг считать с ее черт все, что собою представляет Кристиана Меррисон, всю ее понять, со всеми страхами, неугодными Богу мыслями, неудобными привычками. Тиана не испытывала уверенности, что хочет, чтобы лорд Картрайт знал о ней все. Она желала бы растянуть мгновение прикосновения, попробовать его на вкус, но поздно: Эдвард уже убрал руку и выпрямился.

— Вы очаровательны, леди. Мой вечер был сер и пуст, но теперь, когда я увидел вас, его словно раскрасил талантливый художник.

Женщины семейства Меррисон молчали, ожидая, что скажет сэр Абрахам: заговорить с почти незнакомым человеком без разрешения главы семейства могла лишь тетя Джоанна, и она отлично знала меру. Тиана же и Альма снова опустили глаза, лишь бы не дать отцу повод затем упрекнуть их в распущенном разглядывании мужчины.

— Вы чего-то хотели, лорд Картрайт? — весьма нелюбезно осведомился сэр Абрахам.

— Конечно же. Я хотел бы пригласить на танец вашу дочь Кристиану, если вы позволите.

Тиана замерла.

Неужели Эдвард заметил, что она на него смотрела? Неужели она могла понравиться ему, пусть издалека, но все же он почему-то заинтересовался ею… Или же ее имя названо случайно, ему все равно, кого приглашать, ее или Альму. Однако почему-то он подошел. Количество гостей огромно, великолепный бал кружит голову, и у Эдварда большой выбор, на кого обращать внимание. А он стоит здесь и не уходит.

— На танец? — изумился отец. — Помилуйте, лорд Картрайт, это невозможно!

— Почему же? — невозмутимо осведомился Эдвард. — У вашей дочери две руки, две ноги и есть глаза, она наверняка может танцевать!

Этот дерзкий ответ рассмешил 'Тиану, но она сумела сдержаться, лишь уголки губ слегка дрогнули. За свою жизнь Тиана научилась сдерживать смех, слезы, вообще любые эмоции, которые могли разозлить отца. Если она сейчас расхохочется, не видать ей больше балов как своих ушей.

— Вы совершенно непочтительны, лорд Картрайт, и я не обязан вам всего объяснять, но объясню. Я не могу позволить своей дочери танцевать с человеком, у которого репутация вроде вашей. Все мои дети скромны и благочестивы, и я строго слежу, чтобы они общались лишь с подходящими людьми. Вы к таковым не относитесь.

Тиана ожидала, что Эдвард ответит нахальной речью и на том его краткое знакомство с семьей Меррисон завершится, однако лорд Картрайт повел себя необычно.

— Все так, как вы сказали, достопочтенный лорд Меррисон, — произнес он скорбно, и Тиана от неожиданности подняла голову. Эдвард стоял перед ее отцом, в порыве искренности приложив руку к груди. — Я действительно был таким. Ужасно, ужасно себя вел, от рассвета до заката, а уж что творилось ночью, и вспомнить страшно. Но я изменился. Пусть эти изменения не заметны глазу, пусть пока они неочевидны, я встал на путь, ведущий к спасению. Так что вы можете позволить мне один танец с вашей дочерью. Если опасаетесь, что я могу сказать ей нечто непристойное, обещаю: буду говорить лишь цитатами из Библии.

Сэр Абрахам глупо приоткрыл рот; Эдвард же смотрел на собеседника честными глазами.

— Это возмутительная наглость… — наконец начал отец.

— Позвольте! — перебил его Эдвард. — Хотя я и встал на путь смирения, кое-что требуется уточнить. Вы пытаетесь обвинить меня в том, что я сейчас сказал вам неправду, лорд Меррисон? Но это оскорбление для джентльмена. Мне не хотелось бы вызывать вас на дуэль, а я должен буду, если вы станете упорствовать в своих словах. При всем честном народе, здесь, я просто не имею другого выхода.

Тиана затаила дыхание: наглость лорда Картрайта превосходила все мыслимые и немыслимые пределы. Никто никогда не осмеливался угрожать ее отцу дуэлью. И главное — ради чего? Чтобы потанцевать с одной из сестер Меррисон, огородным пугалом? Тиане казалось, что она спит и видит абсурдный сон: в реальности такого просто не могло происходить. Не мог блестящий лорд Картрайт угрожать расправой ее отцу, если тот не отпустит дочь на танец.

Сэр Абрахам побагровел и хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Эдвард смотрел на него с кротким участием.

— Все в порядке, Меррисон? — осведомился он некоторое время спустя, так как ответа не последовало. — Ну что же, мы договорились? Один танец с очаровательной мисс Кристианой, все будет благопристойно, и она вернется сюда через некоторое время. Вы же не будете обвинять джентльмена во лжи, предполагая, что он намерен причинить зло леди и не отвечать после этого за свои слова? Нет ничего предосудительного в одном танце. Даже в танце со мной.

Сэр Абрахам скрипнул зубами и махнул рукой.

— Один танец, Картрайт. И чтобы я больше вас не видел.

— Последнего обещать не могу. Лондон невелик, и мы можем встретиться против воли. — Эдвард подал руку Тиане. — Идемте, мисс. Сейчас начнется контрданс.

Тиана встала, положила ладонь на руку лорда Картрайта; тот уже на ходу бросил сэру Абрахаму:

— Цитаты из Библии. Обещаю!

Тиана шла рядом с Эдвардом и не знала, о чем заговорить. Сколько раз она себе мысленно представляла эту встречу! В мечтах Тиана непринужденно и весело вела легкую беседу, смеялась там, где нужно, изящно обмахивалась веером. На деле все оказалось гораздо тяжелее. Веер почти сломан, слов не найти. К счастью, лорд Картрайт заговорил сам.

— Ваш отец весьма строг.

— О да, — пробормотала Тиана.

— Он всегда так за вами наблюдает, словно вы — овечки, а он — добрый пастырь?

— Не все джентльмены обещают говорить цитатами из Библии. Большинство, как считает отец, говорит скабрезности.

Наконец-то слова отыскались.

— Ах да! Цитаты. Один мой двоюродный дядюшка — священник в Саутгемптоне, и временами, когда на него снисходит вдохновение, он пишет мне пространные письма, полные переданного с небес божьего гнева. — Тиана бросила на спутника косой взгляд: Эдвард нахмурился, вспоминая. — Как же там… «Они крепко держатся обмана… не говорят они правды, никто не раскаивается в своем нечестии…» — что-то в этом роде. К сожалению, это все, что я помню. Но условие соблюдено, Ветхий Завет я процитировал.

Тиана улыбнулась. Куда делась вся ее решимость рядом с этим человеком? Как будто разум закрыт облаком тумана, и руки дрожат, и слова на ум не идут… Позор.

— Я скажу отцу, что вы исполнили свое обещание.

Эдвард наклонил голову в знак благодарности и, прежде чем встать напротив Тианы в линию, шепнул:

— А вы обо всем рассказываете отцу?

Ответить она не успела: объявили «Веселого парня». Партнеры выстроились друг напротив друга в линию; к счастью, этот танец могло исполнять любое количество пар, так что и Тиане, и Эдварду, не заявившимся заранее, места хватило. Поистине длинный зал у графа де Грандидье, поистине прекрасный бал. Эдвард смотрел на Тиану изучающе и, как ей казалось, чуть насмешливо. Чего он от нее хочет?

Конечно, Тиана мечтала, что однажды ей удастся привлечь внимание лорда Щегла; но теперь, когда это произошло, хорошо бы понять, чем именно она его привлекла. Если сейчас Эдвард скажет ей, что она вела себя безобразно, подглядывая за ним и его друзьями, впору сквозь землю провалиться от стыда. Тиана не желала прослыть глупее, чем она есть; хватит того, что сестер Меррисон и так все принимают за дурочек. А как разглядеть, что они вовсе не дурочки, если отец не дает ни с кем и словом перемолвиться? Конечно, для лорда Картрайта и его друзей сестры Меррисон — покорные овечки.