Перед Новым годом Дмитрий всплыл, но было поздно – я уже пала очередной жертвой паука-Переверзева.

Смутно помнила, как Дима звал меня на чью-то дачу кататься на лыжах, я ответила: не ходи, не теряй время, я люблю Степана. Идиотка!

– Здравствуй, Дима, – очнулась я, – значит, это ты ведешь дело о мошенничестве с земельными паями?

– Да, я.

Глаза Тихомирова все с тем же невозмутимым спокойствием, убивавшим всякое проявление эмоций, изучали меня.

Глаза были зелеными. Зеленые глаза, темно-русые волосы, неправильные, но гармоничные черты лица – приятный, интересный мужчина. Безусловно интересный.

«Смотреть в правый глаз! – дернулась я и тут же сникла. – Какой к лешему правый глаз, если я осталась без работы? На что кормить потомство? Была бы бурундуком, повесилась бы…»

Я усилием воли остановила близкие слезы и выдавила улыбку, но, видно, мне не удалось скрыть огорчение, потому что Дмитрий мягко спросил:

– Ты очень расстроена?

– Да уж, приятного мало. Скажи, есть шанс?

– Есть, – кивнул Дмитрий, – тут такой крючок: надо предотвратить сделку с земельными участками. Нельзя допустить, чтобы земля перешла в собственность третьему лицу – у «конечника» ее не выцарапать. Третий покупатель защищен законом.

– Так успей, предотврати! – взмолилась я, помня, как нетороплив Тихомиров в действии, и опасаясь, что эта неторопливость навредит мне сейчас, как пятнадцать лет назад.

– Пытаемся. На ваши паи уже наложен арест. Все не так страшно, не унывай, Витюша.

Музыкой небес прозвучало мое имя в таком контексте, да еще из уст следователя.

Давно я не слышала слов более своевременных и важных.

Меня снова пробрало, я отвернулась, стараясь скрыть свое состояние от Дмитрия. Нервы расшалились от всех последних событий. «От каких именно?» – услышала я голос ехидной Дарьи. «От всех! – отвечала я ей. – От того, что меня надул Жуков, от того, что Француз оказался аферистом, от того, что я, считай, безработная, не первой молодости, одинокая девушка без видов на материнство». В этом месте я шмыгнула носом.

– Витюша, ну что ты, ну что ты. – Дмитрий присел рядом, осторожным движением коснулся моей головы и погладил.

Мама моя родная! Плакала я редко, но уж если начинала – остановиться не могла.

– У-у, – рыдала я в плечо следователя.

– Витюша, – шептал Тихомиров, поглаживая меня по спине, как ребенка, – не плачь, Витюша.

Руки Тихомирова изучали мою спину, поглаживания стали другими, чувственными, наэлектризованными. Кто ж так утешает, Дима? Я затихла, прислушиваясь к ощущениям и боясь спугнуть эти чуткие руки – они были такими родными…

– Все? – Тихомиров заглянул в глаза.

– Все. Извини, прорвало вдруг. Больше не буду.

Я достала платок, от которого облаком поплыл аромат коровника, приложила к глазам и только сейчас вспомнила, что красила ресницы.

– Елки! Размазала? – обратила я взгляд к Тихомирову.

– Дай-ка. – Дима вытер разводы туши. – Все отлично. Ты обедала?

– Нет, не успела.

Состояние было непривычным – Димина забота обезоруживала, делала меня слабой и мягкой.

– Давай поедем пообедаем, – предложил Тихомиров.

– Давай поедем пообедаем, – эхом отозвалась я Заскочила в туалет, заглянула в зеркало: ужасный ужас! Это наспех не исправишь, нужна лоботомия в сочетании с пластикой.

Тихомиров ждал меня в машине – серебристом «форде».

Небо заволокло, солнце изредка проглядывало сквозь дымку, жадно набрасывалось на землю и опять пряталось. Я не любила дороги – меня укачивало, но бока «форда» тускло поблескивали, манили увлекательными приключениями.

Тихомиров, не вставая с места, распахнул дверь со стороны пассажира и не сводил с меня глаз, пока я устраивалась на соседнем сиденье. Под этим взглядом я одернула задравшуюся юбку, пристегнула ремень безопасности, устроила на коленях сумку.

Димино внимание проникало в кровь, будило во мне какие-то забытые желанья.

Машину Тихомиров вел уверенно и легко, как настоящий мужчина. Никаких замечаний в адрес участников дорожного движения себе не позволял.

Поглядывая на Диму, я принялась заполнять анкету кандидата: «Характер выдержанный, нордический, опять же – следователь прокуратуры, значит, здоров. Увлечения – спорт, рыбалка, охота. Не глуп. Что еще нужно от донора? Может, попытаться соблазнить Тихомирова? Кто о чем, а вшивый – о бане! – одернула я себя. – Успокойся, над коллективом висит грозовая туча, будущее не просматривается, а ты увлекаешься завиральными идеями».

Погруженная в бессмысленный спор с собой, я вышла из задумчивости, когда за окнами показались поля.

– Куда едем?

– Есть одно место уютное, под открытым небом, у озера. Пока еще комаров нет, там очень хорошо. Не возражаешь? – Все та же апатичная, несуетливая манера общения.

– Не поздновато спрашиваешь?

– Ты против? – Дима сбросил скорость.

– Нет, не против, – проворчала я, – если дождя не будет.

– Не будет, – заверил Дима.

Тихомиров изменился не только внешне: складки у рта стали жестче, глаза холоднее, волосы поредели. А вот доброжелательности стало больше – или мне так кажется, потому что он ведет наше (мое) дело?

Я хотела расспросить Диму о жизни, о семье, но решила – никаких вопросов. Захочет рассказать – сам расскажет. Я буду внимательным и отзывчивым слушателем, буду в нужных местах округлять глаза, кивать, вздыхать, поддакивать… Стоп! Опять? О господи, похоже, я не могу себя контролировать! Что, если навыки обольстительницы пустили во мне корни? Вот к чему ведет привычка не пропускать тренировок.

Дмитрий припарковал машину на площадке у входа в кафе.

На заднем дворе одноэтажного небольшого здания, у самой воды обнаружился навес. Под навесом приютилось несколько столиков, обнесенных стилизованным под плетень заборчиком. Вся декорация была исполнена в этническом стиле. Вид на озеро, окруженное камышами и осокой, располагал скорее к романтическому свиданию, чем к разговорам об афере с земельными паями. Жаль, что мы не…

– Что будешь пить? – спросил Дима – официант принес меню и карту вин.

– А ты?

– Я за рулем, а тебе нужно немного коньяку или виски.

– Тогда мартини с грейпфрутовым фрешем.

– А есть ты что будешь?

– Выбери сам.

Дмитрий заказал мясо с грибами, гарнир, салат и грейпфрутовый сок.

Сам разбавил мартини, бросил лед, размешал, подал мне и устремил взгляд на озеро.

– Твое любимое место? – догадалась я.

Молодая осока и камыш шумели на ветру, на поверхности озера играла зыбь, пенилась волна. Не много надо ума, чтобы увидеть: это место и Дима подходили друг другу, сочетались, как джин и тоник, как морской берег и песок, как клубника и шампанское.

– Да, – отстраненно отозвался Дима и погрузился в себя.

Наказание, а не собеседник, – никакого стремления поддержать разговор. Ладно, будем слушать природу.

Терпения мне не занимать – химическая реакция может длиться несколько часов или сотен лет. Например, цианизации или реакция ядерного синтеза. У меня возникло странное чувство, будто я ставлю опыт. Или это Дмитрий Тихомиров ставит опыт? Ну и ну!

Я улыбнулась и выпила.

– Тебе лучше? – отвлекся от созерцания водной глади Дмитрий.

– Мне отлично! Спасибо. Место на самом деле великолепное.

Мы опять замолчали.

Я вспомнила это забытое ощущение неловкости: вот почему мне было так неуютно в присутствии Димы – из-за этого вот фатального молчания. Слишком мы одинаковые…

Принесли заказ.

Я ждала, что Дима скажет что-то приличествующее случаю, поднимет свой стакан с соком за встречу, за промысел Божий, за меня, наконец.

Тихомиров молчал, как глухонемой, неуютная пауза затягивалась, и я опять присосалась к спасительному мартини – на трезвую голову мне этого не выдержать. Странный тип. Если тебе не о чем говорить с женщиной, зачем приглашать ее в ресторан?

Наконец в голове возникла приятная легкость, Дмитрий уже не смущал меня упорным молчанием.

– Ты не изменилась, – разлепил губы Дима.

– Ты тоже не изменился, – усмехнулась я.

– К сожалению.

– Почему – к сожалению?

– Потому что меня по-прежнему тянет к тебе.

Я замерла с куском во рту.

– Удивлена? – продолжал Тихомиров. – Я никогда не умел говорить о чувствах, не то что… Переверзев.

Я нахмурилась и с грустью подумала: «Уж лучше бы ты молчал».

– Давай не будем ворошить прошлое, – предложила я, – все равно ничего не изменишь – Степка погиб.

– Погиб? – вскинул брови следователь. Первая живая эмоция за все время.

– Да, недавно узнала.

– Жаль. А насчет того, что нельзя изменить, – не совсем так. Можно, если…

Тихомиров опять замолчал! Издевательство какое-то!

– Что – если? – не выдержала я и сразу пожалела. Как можно вмешиваться в химический процесс?

– Если у тебя никого нет.

– Давай начнем с тебя.

У меня хватило ума притушить взгляд, чтобы следователь не поймал меня на месте преступления: вдруг безумно, до дрожи захотелось, чтобы у Тихомирова никого не было. Никогда. Чтобы все пятнадцать лет Дима помнил и любил только меня.

Желание было столь глупым, что я растерялась. Черт возьми, что это со мной? Что происходит?

Рассказ Тихомирова о событиях тринадцати прошедших после нашей последней встречи лет не занял минуты:

– После института работал в милиции, шесть лет назад перевели в прокуратуру. Был женат, развелся. Уже два года один. А ты?

Я взяла за образец Димину краткость:

– Я жила с мамой, год назад мама умерла.

Слава богу, Дима не нацепил маску скорби и не произнес ничего типа «мне жаль, извини». Он сразу перешел к итоговой части:

– Ты одна?

– Да, одна.

– Хранишь верность Переверзеву?

Мне очень хотелось обидеться, но мартини заблокировал какие-то центры, отвечающие за обиду и уязвленное самолюбие. Я покачала одурманенной головой и вдруг негромко пропела:

– Послушай, о, как это было давно! Такое же море и то же вино, – оборвала романс так же внезапно, как начала, звук растаял над озером.

Диму проняло. Еще бы! Петуховы – чего еще ждать от такой фамилии? – славились голосами и всегда были запевалами.

– Здорово!

Я уронила голову на грудь, изобразила поклон.

Опять установилось молчание, каждый плавал в собственных мыслях, как во фритюре, покрываясь корочкой отчужденности. Первой опять не выдержала я, подняла стакан с мартини:

– За встречу.

Сказала и поморщилась – прозвучало многозначительно, вроде я питаю на эту встречу какие-то надежды.

– Теперь мы будем видеться часто, – поспешил предложить ничью Дима, – мы будем встречаться в связи с делом, которое я веду. Так ведь?

Так, так, так… Возводим стену? Не хотим подавать девушке никаких надежд? Или сами боимся надеяться? Скорее всего, так и есть – боится. Все-таки я поднаторела в психологических тренингах: Дима не уверен в себе. Несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость – не уверен в себе! Искушение оказалось слишком велико.

– Годы пошли тебе на пользу, Дим. Ты стал роскошным мужчиной. Сила, спокойствие и уверенность – то, что любят женщины.

Тихомиров смутился:

– Не замечал.

«Еще как замечал, прохвост», – подумала я и продолжила:

– Почему ты развелся?

Тихомиров едва заметно нахмурился:

– Со мной трудно. Я работаю много, редко бываю дома. А когда бываю, в основном молчу. Женщины любят болтливых, – с обезоруживающей улыбкой закончил Дима, – а я «скучен, как мелодия из одной ноты».

«Поезд на Юму». Конечно, какие еще герои могут нравиться Тихомирову?

Сердце у меня сжалось. Вот чем закончилась полузабытая студенческая история. «Ну почему я не ящерица?» – вот вопрос, который я задаю себе через тринадцать лет после демисезонной страсти Степана Переверзева.

Каждый выбрался из переделки с комплексом: я – вины и сексуальной ущербности, Тихомиров – неполноценности. Да и Степану не пошли на пользу амуры – он еле доучился.

Мартини расслабил узел внутри, развязал язык.

– Закон компенсаторного замещения: молчаливые любят болтливых, глупые умных. Слабые сильных.

– А ты?

Взгляд остался непроницаемым – разведчик в тылу врага, а не мужчина. Непривычное состояние открытости и незащищенности, я бы даже сказала – обнаженности перед Тихомировым, будто между нами нет и не было никаких секретов и недоговоренностей, накрыло меня как покрывалом.

– Что за детский вопрос, Дим? Была бы умной, не влюбилась бы в Переверзева.

Дима не стал углубляться в психологический анализ, и я была ему благодарна.

Мы покинули кафе, Тихомиров подвез меня к дому, и не успела я погрузиться в рефлексию на тему «приглашать на кофе или не приглашать», протянул визитку:

– Спасибо, что составила мне компанию. Мне пора.

– Тебе спасибо. Когда можно звонить, узнавать, как двигается дело?