– Пообщаться? – задумчиво мурлыкнула девушка. – Есть.

– Тогда ловим тачку и едем общаться, – прояснил свои намерения Саша, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания.

– Едем, – хлопнула ресницами Галя и одобрительно гоготнула.

Они обнялись, едва не вывалившись на дорогу, и начали голосовать.


Именно этот трогательный момент и застала Катя, желавшая немедленно покинуть Клейстера.

Отчего жизнь от кого-то старательно скрывает реальное положение вещей, подсовывая чутких друзей, не желающих нарушить ваше спокойствие, и обрывая, словно старую паутину, любые подозрения и намеки, а кому-то выкладывает абсолютно несимпатичную правду, словно честный продавец: «Помидоры сегодня неспелые, а мясо с душком… вот-с!» И ничего не зависит от нашего желания. Хотим мы или не хотим закрывать глаза на что-то, если фортуна решила, то она ткнет нам в физиономию любую, даже самую глубокую и хорошо запрятанную тайну.

Катин Саша, перед которым она испытывала неловкость, старательно заглушая ее доводами разума, целовался с низкорослой чернявой девицей и параллельно махал рукой, тормозя попутки. В этой сцене было столько естественности и обыденности, что этого просто не могло быть. Сто раз Катя видела подобные парочки, но сейчас реальность казалась фотомонтажом, как будто на думской трибуне в репортаже новостей вдруг появилась соседка Таисия Федоровна в бигуди и со сковородой в руке.

Это не мог быть Саша, и это был он. Потрясение от открытия моментально сменилось у Катерины жаждой справедливости, подогреваемой яростью и отчаянием. Вместо Крягина она поймала юриста, а теперь и жениха увозила прочь неизвестная баба. Старуха у разбитого корыта. Вот мама-то обрадуется. И Лизка начнет поучать!

От возбуждения Катерину трясло, зубы лязгали, а в ушах стоял невообразимый грохот пульса, как будто это не сердце гоняло по организму адреналин, а на стройке забивали сваи.

– Долго мы кататься-то будем? – недовольно буркнул Клейстер.

Секретарша переигрывала. К тому же «Жигули» явно ехали не на юго-запад, а колесить по ночному городу в ожидании объяснений Кирилл Антонович не желал.

– Мне надо, ну пожалуйста, – она повернулась и уставилась на него, словно он был спасателем, раздумывающим, стоит ли бросать утопающему круг или дождаться последних пузырей.

– Да пожалуйста, – озадачился Клейстер и тоже на всякий случай уставился на «Жигули». На заднем сиденье явно целовались. Вариантов было два: либо секретарша продолжает комедию, либо там ее мужик.

Минут через двадцать подтвердилось второе. Пара покинула автомобиль и слилась в лобзаниях прямо под уличным фонарем. Катерина издала тихое бульканье и начала качаться маятником. Амплитуда была небольшой, но пугающей.

– Николаева, эй, Екатерина!

Никакой реакции. Он резко развернул ее к себе и потряс:

– Прекратите немедленно. Это ваш… – Клейстер замялся, подбирая слово. «Сожитель» и «хахаль» явно не подходили. А Кирилл выбрал наиболее приемлемое: – Это ваш гражданский муж?

– Ненавижу, – прошептала Катя. Губы у нее прыгали, а глаза разлились по лицу, словно два озера. Собственно, ничего, кроме этих огромных глаз, Кирилл Антонович и не видел.

– Давайте я вас тоже поцелую. Нет, это в профилактических целях. А то у вас шок, истерика, а нестандартное действие обычно отрезвляет. Вообще-то можно еще дать по физиономии, но нам же с вами еще работать, так что бить, вероятно, не стоит, – объявил он голосом утомившегося от студенческой тупости лектора.

– Смешно, да? – прошептала Катерина. – Я всем смешна. Как мне все надоело!

«Все. Истерика!» – сообразил Клейстер и, схватив Катю за щеки, крепко поцеловал.

– Неудобно получилось, – сообщил он через несколько минут, с видимым трудом оторвавшись от девушки.

Хирург со скальпелем – не кровожадный монстр, он действует в интересах пациента. Хотя, если он начинает получать удовольствие от процесса, то, вероятно, к врачеванию это не имеет никакого отношения.

Катя остолбенело сидела и разглядывала огни проносившихся мимо машин. Роскошная иномарка, рядом чужой мужчина – из другой жизни, успешный и уверенный в себе. Все это происходило не с ней. И ключевым словом было именно «чужой». Но он потрясающе целовался! С другой стороны, вполне вероятно, что все дело было в юношеских комплексах: каждого своего кавалера Катя начинала сравнивать с Борюсиком, и тот, как эталон пошлости и серости, проигрывал абсолютно всем. Вероятно, стоило поднять планку.

«Кем он меня сейчас считает? Секретуткой? Легкодоступной и на все согласной». Катя поежилась и со всхлипом вдохнула воздух, пропитанный запахом клейстеровского одеколона.

– Повторить? – заботливо поинтересовался Клейстер, не уверенный, что сумел одним поцелуем купировать истерику.

– А что потом? В номера? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Катерина. Ей хотелось сохранить лицо, но как его сохранить, если все уже произошло? Или почти все.

– Домой, – сдержанно поправил ее Кирилл Антонович.

– Хм. Ясно.

– К вам домой. Адрес назовите, а то Юго-Запад большой.

Катерина послушно назвала и автоматически добавила:

– Только у нас лечь негде.

– Ну, надеюсь, на вас места хватит, а я, с вашего позволения, поеду все-таки к себе, – осадил ее Клейстер. В подтексте читалось «размечталась, одна поспишь».

Катя покраснела: «Возмутительная наглость, сначала делать двусмысленные предложения, а потом – в кусты. Неужели не понятно, что ей сейчас так нужна мужская поддержка? Любимый человек предал, да еще прямо на глазах, да при свидетелях!»

– Забудьте все, что было, – предложил Кирилл Антонович. – Так будет проще для всех.

«Нет, ну что за человек. Почему он постоянно говорит так непонятно. Привык конкурентов путать! Что забыть-то? – затосковала Катерина. – Если он про поцелуи, то это только чтобы добить меня. Еще бы утерся. Или сплюнул».

Она вдруг захотела спать. Пережитый стресс давал себя знать, и Катя, неожиданно не только для спутника, но и для себя, широко с подвыванием зевнула. После этого никакой речи о романтике быть не могло. Хотя Кирилл Антонович, предлагая все забыть, имел в виду не свой джентльменский порыв, а Сашино вероломство. И вечер мог бы закончиться приятнее, и расставание произошло бы совсем на другой ноте…

– Приехали. Где ваш подъезд? – Для Кати слова Клейстера прозвучали как «выметайтесь, девушка, хорошего понемногу».

– Вон тот.

Катя суетливо открыла дверь и неловко выкарабкалась. Ей было наплевать, как она выглядит. Хотелось одного – чтобы этот день закончился.

– До свидания, – намекнул юрист. Светские приличия, невзирая на моральные травмы, следовало соблюсти.

– Ага. До свидания. Всего хорошего, – закивала она, пятясь к подъезду.

«Вот так просто – всего хорошего, и никаких тебе слез благодарности и прочих радостей!» – обиженно констатировал Клейстер, глядя вслед медленно удалявшейся сотруднице. Словно услышав его мысли, Катерина вдруг посеменила назад и начала рвать на себя дверь.

– Что-то забыли? – он замер в предвкушении.

– Большое вам спасибо! – с чувством выпалила Катя и вприпрыжку понеслась к дому.

Клейстер разочарованно вздохнул. Это было не совсем то, чего он ожидал.


Диане в клубе не понравилось. По большому счету, она туда и не хотела, поэтому сейчас терпела собственное ленивое раздражение от Юриной бесцеремонности. Он не пытался быть галантным, пил, ел и разглядывал ее без восхищения, но с любопытством, как ребенок рассматривает жирафа или чужую машинку.

«Зачем я с ним потащилась?» Девушка злилась на себя за то, что поддалась порыву и сделала глупость, а теперь надо терпеть, поскольку она еще не придумала, как быть дальше и зачем ей нужен этот обаятельный наглец.

– Иди, что ли, потанцуй, – пожал плечами Юрий. Он тоже не знал, что с ней делать. Но любой, даже самый порядочный человек, вряд ли пройдет мимо валяющегося на асфальте кошелька. Он, как минимум, повинуясь рефлексам, сначала его поднимет, а потом уже будет думать, что да зачем.

– У шеста? – ядовито уточнила Диана. – Раздеваться надо?

– Не надо.

– А то я могу.

– Я понял.

– Хамишь?

– Поддерживаю разговор в заданном тоне.

Юра вдруг понял, что устал, словно шел-шел налегке, а потом кто-то повесил ему за плечи рюкзак с кирпичами. Музыка показалась слишком громкой, огни яркими, а день – затянувшимся. Он никак не мог решить, нужна ли ему близость с этой малознакомой девицей. Если бы он подобрал ее здесь, в клубе, то сейчас безо всякого зазрения совести оставил бы даме денег на такси и отбыл домой. Но девица была не из дешевых, ухоженная, стильная, уверенная в себе, чем-то задевавшая за живое, а потому бросать ее просто так не хотелось. Тем более что привез он ее из Ленькиного офиса, а это уже накладывало некоторую ответственность. Ответственность всегда раздражает и тяготит. Юра недовольно посмотрел на спутницу, с изумительной стойкостью глушившую коктейль за коктейлем. Что-то в ней было такое, неуловимое, но напрягавшее.

– Я устала, – вдруг подняла глаза Диана, недовольно оттопырив нижнюю губку. Это кукольное кокетство ей не шло, еще больше подчеркивая ее независимость и стервозность. Вот какой-нибудь белокурый ангел в этой сцене смотрелся бы весьма органично, но Юра белокурых, тем более ангелов, не любил.

– Тогда поехали отдыхать, – он все еще оставлял себе и ей лазейку. Не хотелось брать так легко, спортивного азарта не было, а без азарта нет игры.

В машине Диана вдруг насупилась и отстранилась. От нее волнами исходила агрессия.

– Чего ты как еж? Я еще ничего не сделал.

– Спасибо, что кактусом не назвал, – мрачно мотнула головой пассажирка.

– Пожалуйста.

Она вдруг посмотрела на Юру долгим пристальным взглядом, который, вероятно, должен был что-то такое ему передать, и скорее всего, нечто весьма нелестное и оскорбительное, но, кроме избытка мартини, плескавшегося в ее темных глазах, он ничего не обнаружил.

Люди редко получают желаемое. То ли причина в том, что кто-то слишком многого хочет, то ли мечтает о том, что не предназначено судьбой, так или иначе – как во времена дефицита, у фортуны приходится брать, что дают, а не то, что нужно. Диане нравились крепкие брюнеты – такие, как Крягин. А если покопаться в собственных чувствах, чего она категорически делать не желала, то вариант «такие, как» вообще можно было отбросить. Ей нравился Крягин, причем слово «нравился» даже близко не стояло к той палитре чувств, которую испытывала Диана при взгляде на свой идеал. Хотя от идеала Леонид Викторович был далек, и она прекрасно видела все его недостатки. Или почти все. Не суть. Он ей нравился в комплексе. До сегодняшнего дня Диана вообще была уверена, что и он ей симпатизирует. Да кто разберет этих мужчин, у которых мозг курсирует по организму, как «Летучий голландец», пришвартовываясь то в желудке, то вообще непонятно где. А голова у них вообще что-то наподобие ремонтного дока, куда сознание возвращается только после крупной аварии.

Девушка Диана знала себе цену и не скрывала ее от окружающих. Если кому-то казалось, что цена завышена, то это были его личные проблемы. Распродажа со скидкой не планировалась. То, что ее соперницей может стать простушка Катя, для Дианы оказалось полнейшей неожиданностью. Катерина была миленькой, непритязательной и совершенно не соответствовала уровню шефа. Да, у нее была грудь и вообще некоторая пышность, которая утонченной Диане казалась скорее дефектом, нежели плюсом. Путем задушевных разговоров с сотрудниками и с самим Крягиным она выяснила, что Леонид Викторович предпочитает стройных девиц с модельной внешностью и мозгами.

– Ему нужна баба-гвоздь, – поведала ей как-то в припадке откровенности после корпоративной пьянки Мышкина. – Он мне сам сказал.

– Прямо так и сказал? – удивилась Диана. – А почему не баба-молот или баба-пила?

– Я его честно спросила, почему он отвергает меня, – вздохнула Татьяна. – А он и говорит, что, мол, у него физическая и физиологическая несовместимость с крупными женщинами. Он ищет стройную, как березка, и умную, как советник президента.

– А гвоздь при чем?

– Так я подумала, что тогда эта мадам должна быть тощей, как гвоздь, и с головой, как у гидроцефала, чтобы весь мозг поместился.

Если воспринять информацию, поступившую от предвзято судившей о ситуации Мышкиной, объективно, то, скорее всего, Крягин всего лишь пытался отделаться от докучливой Татьяны, нарисовав ей прямо противоположный образ. Но Диане хотелось, чтобы это оказалось правдой. Влюбленные женщины слышат не то, что им говорят, а то, что им хочется услышать…

– Ты меня любишь?

– Да.

– Я красивая?

– Да.

– Я самая-самая?

– Конечно!

– Ой, девочки, он так красиво говорит, сказал, что любит, что я самая красивая и самая-самая…

Зато как приятно. И нервные клетки сохраняются, и покой в семье не нарушен.