– Здесь должна быть «Скорая помощь», – принялась оглядываться Роза Алексеевна.

– Не нужно вмешивать в наши дела третьих лиц, – зашипел на нее Телегин, отрываясь от Бочкина и мелкими шажками подбираясь к лыжам. – Федоров! Ты жив?

Из сугроба донеслась нецензурная брань, прерываемая мешавшим снегом.

– Господа, он жив, – констатировал Телегин и отошел таким же принужденным манером обратно. – Тяните его за ноги! Если он что-нибудь себе сломал, то я подпишу ему премию.

– О! – воскликнула Эллочка. – Мне как раз не хватает на новую шубку из облагороженного сиамского крота! Борис Аркадьевич, можно и я что-нибудь сломаю?! – и она занесла над его головой доску.

– Элеонора, прекрати ехидничать, – поморщился тот. – Твои шутки неуместны. Дело серьезное. Это может попахивать производственной травмой.

– Надеюсь, – вздохнула Туманова, – с Федоровым обойдется, как всегда, одним ушибом мозгов.

– Такое впечатление, – пробормотала Маша, – что их у него нет и ушибаться нечему.

Доставали лыжника Суконкин с Бочкиным. Федоров засел крепко и не смог выбраться, потому что принялся активно перебирать руками, перепутав снег с водой, и все больше и глубже закапывался. Его тянули за лыжи до тех пор, пока в руках спасателей не остались одни ботинки с незавязанными шнурками. Тогда из белого сугроба показались черные заношенные носки в мелкую дырочку.

– Надеюсь, – поморщилась Туманова, глядя на это безобразие, – до его трусов вы не доберетесь.

– Он тяжелый, – пропыхтел Суконкин, – сроднился со снегом.

– Выкопал себе пещеру и греется, гад, – пробурчал Бочкин. – А мы из-за него должны мерзнуть!

– Давайте я вам помогу! – кинулась к ним Маша.

Она залезла на сугроб, который, как ни странно, выдержал ее небольшой вес, и, схватившись за ногу Федорова, принялась ее тянуть на себя. За вторую тащили мужчины.

– Развлекаетесь, Маша?

Маша повернулась на голос и увидела смеющегося Ивана.

– Так вот на какое задание вы спешили.

– О! Какой кадр, – воскликнула Эллочка. – А вы только Морозову знаете или знакомитесь со всеми девушками подряд?!

Она вышла вперед и загородила Ивану проход.

– Через одну, – усмехнулся он, за плечи отодвигая ее в сторону.

– Тогда я как раз после той, которую вы пропустили…

– Элеонора, – возмутился Телегин, – прекрати флиртовать! Товарищ пришел оказать нам посильную помощь! Не стесняйтесь, присоединяйтесь к тащащим. А то внутри сугроба человек задыхается.

Иван галантно подал Маше руку для того, чтобы она спустилась и не мешала. Маша не стала спорить, все-таки у мужчины больше сил и возможностей, отошла к коллегам наблюдать за происходящим. Но привлекательный брюнет оказался не только профессиональным саночником. Он ребром ладони проделал отверстие в снегу, затем докопался до пострадавшего, аккуратно освободив от снега его лицо.

– Где чувствуете боль?!

– В душе, – признался прослезившийся Федоров. – Первый раз в жизни встал на лыжи и скатился с горы. Обидно!

– Ничего, научитесь. С завтрашнего дня открывается школа лыжника.

– Открытие будут обмывать?! Приду обязательно, – пообещал Федоров.

– Закройте глаза, – посоветовал ему Иван, – сейчас мы вас вытащим.

Через пять секунд перед коллегами стоял живой и невредимый начальник ОТК. Без лыж, ботинок, в одних дырявых носках на босу ногу.

– Спасибо, братцы! – и полез обниматься.

Но его остановили, принялись растирать, обувать, ругать.

– Это он? – кивнул в сторону Федорова Иван, подошедший к Маше.

– Кто?

– Ваш парень. Вы так активно боролись за его жизнь.

– Нет, это не он. Просто я очень человечная.

– Тогда это тот руководящий работник, привыкший командовать другими.

Иван кивнул в сторону Телегина.

– Это не совсем он, – замялась она. – И вообще это не то, что вы подумали.

– Глядя на вас, – прищурившись, сказал Иван, – я не знаю, что думать.

– Машуня! – к ним подошла Эллочка. Ну как же без нее! – Познакомь с очаровательным незнакомцем. А то живем в одном месте, встречаемся, а имен друг друга не знаем. А вдруг потом встретимся в большом городе?

– Вряд ли, – усмехнулся Иван.

– Это Иван, это Элеонора, – брякнула Маша, понимая, что отвязаться от назойливой секретарши не удастся.

– Можно просто Эллочка, – пропела та карамельным голоском, сунула Маше сноуборд, сама подхватила Ивана под руку и повела прочь. – Я вот что хотела у вас спросить, как у истинного профи в этом деле…

Маша стояла и смотрела им вслед, тоскливо осознавая, что Эллочка увела у нее парня из-под самого носа. Можно сказать, лишила мечты. А Маша коварную соперницу почти простила за снотворное в новогоднюю ночь!

– Вот дрянь, – пробормотал подошедший к ней Эдик Бочкин. – Машунь, ты не переживай, ему нравишься ты, а от Эллочки он не отделался только в силу воспитания.

– Да я и не расстраиваюсь, очень нужно, – шмыгнула носом Маша. – С чего ты взял, Бочкин?! Это я тебя должна успокаивать! А ты даже не переживаешь! На коньках вон катаешься.

– Я переживаю, – вздохнул тот. – Только к чему это всем показывать? Ну, не захотела она со мной жить, ну, поменяла на другого.

– Извини меня, пожалуйста.

– Ничего.

– Я плохая и вредная.

– Нет, ты снежная. Давай-ка я тебя отряхну, а то ты станешь еще и мокрой.

– Знаешь, Эдик, вот честно, я ничего не понимаю в мужчинах, – вздохнула Маша. – Почему вот он с ней ушел? И в женщинах тоже. Почему она тебя бросила?!

– Думаю, не любила. Или испугалась.

И Бочкин принялся ее отряхивать.

А Маша стояла и смотрела на то, как удаляются в сумерки, исчезая из вида, два силуэта – мужской и женский. Женский, вот подлая натура, прижимается к мужскому самым бесстыжим образом, а мужской вообще никак на эти телодвижения не реагирует. С одной стороны, это хорошо, но с другой – все равно плохо.

– Хорошо! – выдохнул Телегин, разобравшись с незадачливым Федоровым.

– Ничего хорошего, – пробурчала Маша. – Борис! Ты должен настоять на том, чтобы Федоров и все остальные начали заниматься с инструкторами, иначе наш отдых закончится гипсом и больничной палатой.

– Типун тебе на язык, – испугался Федоров. – Я больше на лыжи – ни ногой!

– Придется, – хмуро посмотрел на него Суконкин. – Шеф заставит.

– Шеф! – взмолился Федоров. – Я не создан для лыжного спорта!

– А для какого ты создан?

– Для пивоваренного на крайний случай! Я могу за раз пять литров пива выпить. Спорим?

– Спорить я с тобой не буду, – рассудил Телегин, оглядываясь в сторону коттеджей. В окнах крайнего зажегся свет. – Так, господа, быстро все разделились на две команды!

– Зачем?!

– Будем играть в снежки! Весело!

– Какие снежки? Шеф, ты что?!

– Хотите на лыжи?

– Нет! Нет! Нет!

– Тогда играем весело! Смотрим на те окна и довольно смеемся!

Как ни странно, игра в снежки Маше понравилась. Они с Бочкиным кидались в Туманову с Суконкиным, Федорова отпустили переодеваться, а Телегин судил. Маша уворачивалась от летящего снега, звонко смеясь, чем радовала Бориса. А вот Эдику на коньках приходилось передвигаться по снегу с трудом. Телегин и сам не пошел переобуваться, и его не пустил. Это закончилось тем, что Суконкин прицелился и запустил снежок прямо Бочкину в лоб, тот не успел отпрыгнуть и взвыл, получив меткий удар противника.

– Все! – Бочкин распластался на снегу. – Больше не могу! Борис, делай со мной что хочешь.

– Молодцы, с размахом поиграли, – довольно потер руки в перчатках Телегин. – Я видел, как за нами наблюдали. Если все получится, всем подпишу премию по итогам года.

– А вы ее еще не подписали?! – изумилась запыхавшаяся Туманова.

– Эдик, больно? – Маша опустилась перед ним на колени и принялась прикладывать к его лбу снег.

– До следующей свадьбы пройдет, – горестно усмехнулся он.

Глава 4

В критической ситуации обманутая девушка способна на все, и это самое малое, на что она способна!

Первый день нового года начался для Светланы Варфоломеевой так же буднично, как перед этим пролетела праздничная ночь. Она ее проспала. Сначала пыталась достучаться до тюремщиков, начиная с дверей, заканчивая сердцами, потом прекратила это бессмысленное занятие и попыталась взять себя в руки. А когда Жираф открыл дверь и поставил откупоренную бутылку шампанского, тут же исчезнув и заперев Светлану на ключ, она напилась. Сон после выпитой бутылки был спокойным, полезным для взвинченного странными обстоятельствами организма и необременительным. К обеду она проснулась и сладко потянулась. Повернула голову на соседнюю подушку и вспомнила, что вчера ее похитили прямо из загса неизвестные люди, обвиняющие в этом ее папаньку. Верить в то, что пожилой, склонный к вредным привычкам сантехник втайне от жены и дочери вел двойную жизнь всесильного мафиози, Светлана наотрез отказалась. Если у нее вчера еще были сомнения, то сегодня, с наступлением светлого времени дня и просветления в ее голове, и те отпали. Вина целиком и полностью перекладывалась на спланировавшего это коварное мероприятие жениха и несостоявшегося мужа Эдуарда Бочкина.

– Встречу – убью! – в сердцах пообещала Светлана самой себе, поднимаясь с постели и испытывая острое чувство голода.

Для большинства населения страны новогодняя ночь стала настоящим праздником живота, а для Светланы она обернулась буквально голодным существованием на необитаемом острове.

– Аборигены! – прокричала она, подходя к окну. – Несите, сволочи, завтрак!

За окном властвовала важная уральская зима. Она неспешно морозила отчаянных лыжников, несшихся по накатанным трассам, развевала ветром шарфы фигуристов, мелькавших на льду разноцветными шапочками, и дарила шлейф верных снежинок саночникам, несущимся с горок. То и дело слышались радостные крики и поздравления с наступившим Новым годом.

– С Новым годом! С новым гадом! – прошептала мстительно Светлана, представляя, что сделает с подлым женихом, когда встретит его на узкой тропинке горного серпантина. – Но как же туда попасть…

– …К-хе… к-хе, шеф… – услышала она за дверью. – Ваша дочь обзывается… называет нас сволочами и требует пожрать… Извините, шеф, да, покушать… Нет, мы ее не кормили. А надо было? Вот и вы обзываетесь… Нет, мы дали ей апельсин и бутылку шампанского… Куда засунете, я не понял? А, о-о-о… Будет сделано, шеф. Хорошо, шеф. Понял, шеф…

– Тук-тук!

– Входи, жертва хорошего воспитания! Не заперто, – хихикнула Светлана.

Жираф нервно подергал ручку.

– Да пошутила я, пошутила. Заперто. Беги за ключом.

С замком завозились, Светлана поняла, что ключ он носит при себе.

– Шеф сказал, – криво улыбнулся вошедший Жираф, которого Светлана уже узнала по голосу, – чтобы мы тебя накормили до отвала. Сколько ты обычно ешь?

– Много! – обрадовалась Светлана. – И часто.

– Два пакеты еды хватит?

– Ты что? За кого ты меня принимаешь? Неси весь магазин!

– Жди. Поеду в город и привезу три пакета того, из чего не нужно готовить. Чипсы любишь?

– Слушай, Жираф, – Светлана шагнула ему навстречу, он попятился к двери. – Жирафик, я сразу поняла, что ты хороший парень и случайно оказался в этой бандитской группировке.

– И что? – подозрительно смотрел на нее тюремщик.

Как на кобру, готовящуюся к прыжку, подумала Света.

– Жирафчик, у тебя такие добрые глаза! И доверительные уши, губошлеп ты распрекрасный.

– Какие у меня уши? – напрягся тот и шагнул к зеркалу, висевшему возле двери.

– Жирафчик… кстати, а человеческое имя у тебя есть? Вот как тебя мама в детстве звала?

– Идиотом.

– Тяжелый случай. А как бабушка?

– Жорой желторотым.

– Какие у тебя суровые родственники. Жора, значит, Георгий.

– По паспорту Егор Желтов.

– Вот и познакомились, Егорушка. А я Светлана.

– Хоть папа римский. Мне-то что?

– А ничего, – нарочито небрежно пожала плечами Света. – Просто решила общаться с тобой ласково. Мне тут с вами жить, а периметр, – она кивнула в сторону окна, – как я поняла, охраняется. Буду проводить время в спокойной комфортной обстановке и ждать дальнейших указаний вашего шефа.

– И к своему хахалю не побежишь? – прищурился Жора-Жираф.

– А где он? – хмыкнула Света, глядя в окно. – И где он только…

Мимо их дома с коньками наперевес пробежал парень, очень похожий на бывшего жениха.

– Уже мерещится, – поморщилась Светлана и повернулась к Жирафу. – Жора, зачем тебе ехать в город? Отведи меня в ресторан, это будет гораздо дешевле.

– Не в деньгах дело, – задумался тот, – ваш папаша платит. А если вы начнете кричать и просить о помощи? Шеф нас убьет.

– За что это он нас убьет? – К ним присоединился поднявшийся наверх Шкаф. – Привет, кукла! Как спала?

– Шкаф, у тебя такие добрые глаза, – начала Света. – А как тебя мама в детстве звала, идиотом?