По городу гонялись недолго. Лихач оправдал свое название, он полностью выложился на этой погоне, то есть выжал все что мог из старенького «жигуленка», который показывал немыслимые результаты – до ста сорока километров в час. Безусловно, ехать с такой скоростью по столице может себе позволить только президентский кортеж, ради которого ликвидируют любые пробки. Лихачу же приходилось порой еле тащиться. Спасало то, что иномарка с японцем в пробках двигалась так же медленно. Подруги с водителем попытались представить, куда именно движется иномарка, но не отгадали совсем чуть-чуть. Это оказалась не Красная площадь, а выставочный центр.

Японец вышел из машины у входа и с благоговением посмотрел перед собой. Люся рассчиталась с водителем-лихачем, тот сунул ей свою профессиональную визитку, и они расстались вполне дружелюбно, намереваясь обязательно встретиться, если снова придется кого-то догонять.

Но бегать за японцем больше не пришлось. Он спокойно и медленно зашел в ворота.

Его интересовал фонтан. Тот самый, с позолоченными скульптурами и свежими струями воды. Светлана нисколько не сомневалась, что это должно было что-то значить. Об этом фонтане вспомнил и Макс-Михаил. Скорее всего, как догадалась она, они должны были здесь встретиться. Теперь японец пришел, а форварда нет. Он забыл об этой встрече! И что теперь прикажете делать?! Подбежать к японцу и извиниться за своего беспамятного возлюбленного? Она замешкалась, глазами спрашивая подругу, как поступить. Люся так же молча ответила ей, что торопиться не стоит. Куда теперь Сикаморо денется?

Он никуда не девался, достал фотокамеру и принялся делать снимки у фонтана. Обратился с просьбой его сфотографировать к какой-то жительнице ближнего зарубежья, долго объяснялся с ней на пальцах, пока наконец-то к нему не подошел худощавый паренек с тоскливыми глазами замученного высшим образованием студента. Студент перевел жительнице просьбу, та радостно кивнула головой и щелкнула японца, прыгнувшего в фонтан.

Светлана огляделась в поисках правоохранительных органов. Но те не спешили выуживать иностранцев из фонтана, и японец вдоволь наплескался в его живительных струях, не обращая никакого внимания на свою импортную одежду. Жительница очумело щелкала фотокамерой и цокала языком. Студент, глядя на все это действо, кисло ухмылялся. Японец неистовствовал от радости и что-то кричал на своем японском языке.

– А что он кричит? – поинтересовалась Светлана у студента.

– Он кричит, – вздохнул студент так, как будто был вынужден сказать необыкновенную глупость, – «Увидеть „Дружбу народов“ и умереть!»

– Нет, – удивилась Люся, – я еще понимаю, насчет Парижа! Но умирать в фонтане?!

– У разных людей разные пристрастия, – рассудила Светлана и поблагодарила студента.

Подруги прошли к ближайшей лавочке и сели на нее, наблюдая за Сикаморо.

– И что теперь с ним делать? – брезгливо посмотрела на японца Люся. – Говорить об отношениях?

– Люся, тебе не кажется, что он немного не в себе?

– Да, как-то не очень хочется связывать себя с мокрым сумасшедшим.

– С сухим тоже бы не хотелось, но что делать?!

Они не успели ничего сделать. Навороченная японская техника, не боящаяся ни воды, ни огня, запикала в кармане мокрого пиджака Сикаморо, и он рысью бросился к оставленной у входа иномарке. Подруги бросились за ним следом, но поймать машину не смогли. Как ни странно, не помогла даже яркая Люськина юбка, задранная практически до пояса, мужчины, проезжающие рядом с ВВЦ, на нее не велись.

– Вызовем лихача? – Люся покрутила в руках обретенную час назад визитку.

– Все равно уже не успеем, – пожала плечами Светлана. – К тому же все, что нужно, мы узнали. Фонтан как-то связан с обоими мужчинами. Я думаю, если нам не удастся проследить дальше за Сикаморо, то после моего рассказа Макс обязательно все вспомнит. Все или, по крайней мере, то, что связано с японцем. К тому же у нас есть Пушкин.

– И Топа, – чему-то улыбнувшись, напомнила Люся. – Если что, то мы можем попросить его проследить за японцем.

– Нет, – не согласилась с ней подруга, – ему поручим отслеживать Викторий с божественной фамилией. Среди них должна же оказаться та, у которой совсем еще недавно был Михаил!

– Должна, – кивнула Люся, – но это не факт. Может, у нее тоже отбило память?

– Придется ударить ее по голове, чтоб все вспомнила, – мстительно прошипела Светлана, чувствуя в этой женщине потенциальную соперницу.

– Придется? – испугалась Люся. – Мы что, станем драться?! Подруга, ты спятила! Устраивать мордобой из-за мужика? Это не приведет ни к чему хорошему.

– Да, эта стерва не приведет ни к чему хорошему, – вздохнула Светлана.

Они вернулись на лавочку и принялись обсуждать сложившуюся ситуацию. Она сводилась к одному-единственному обстоятельству: выяснению, кто они, стервы или лохушки. Такой принципиальной классификации подверглись все особы женского пола у Людмилы Малкиной. Себя она считала стервой. Подруга на ее глазах превращалась в бесхребетную лохушку, чего она не могла допустить ни в коем случае. Та артачилась, перекладывала с больной головы на здоровую, объясняла свое поведение большим чувством и наплывом эмоций и лохушкой называться категорически отказывалась. Светлана клятвенно обещала подруге, что после того, как поможет форварду найти самого себя, отпустит его на полную свободу выбора и после вероятного ухода не проронит ни одной слезинки.

– Не верю, – как великий Станиславский говорила Люся и вредно щурила свои зеленые глаза. – Ты была готова прыгнуть в фонтан следом за японцем, схватить его за грудки и вытрясти из него признание, сама не знаешь какое. Что тебя сдержало – и не знаю.

– Если бы он позвонил и сказал мне «Прыгай!», то сегодня я бы прыгнула. – Светлана испугалась собственных слов. – Сегодня. Но он не звонит. И я не ручаюсь за то, что будет завтра. Люся, я так стараюсь его забыть! Так стараюсь! Ну, не так как он, конечно же, не совсем так.

– Старайся. – Люся сжала ее руку. – Старайся не поддаваться этому красавчику. Еще неизвестно, в чем он тебе соврал. А если во всем?!

В это верить отчаянно не хотелось.


Как только Светлана вернулась домой, раздался звонок в квартиру. Она с замиранием сердца пошла открывать дверь. Чуда не случилось, на пороге стояла мама с незнакомцем. Парень был похож на оторванного от сохи крестьянина с большими удивленными глазами. Светлана поморщилась и вспомнила, что на днях мама предупреждала ее о том, что к ним приедет родственник, Светланин троюродный брат. Светланин кандидат на семейное счастье. А вдруг мама не шутит, вдруг оно и свершится?

Мама сунула ей родственника за дверь и заявила, что собралась в гости к своей приятельнице. Это был запрещенный ход. Светлана пожала плечами, проводила маму до лифта злым взглядом, но выставлять родственника за дверь не стала. Если она пускает в свой дом незнакомцев, то родственника должна принять с распростертыми объятиями. Но только как родственника.

Светлана улыбнулась и провела его на кухню. Она знала, что мужчину, прежде чем начинать с ним говорить о погоде, следует накормить. Поставив перед ним тарелку с холодными котлетами и салат, она уперла руки в подбородок и «впала в детство». Колю она знала с юных лет, когда каждое лето проводила в деревне у тетки, маминой сестры, пока та устраивала свою личную жизнь. Личная жизнь у нее так и не устроилась, зато участились набеги деревенских жителей на их столичные квартиры. Москву за то время, пока росла Светлана, успела посмотреть вся деревня – в какой-то мере все они оказались их родными и близкими. Когда Светлана выросла и переехала в бабушкину квартиру, набеги родственников производились на маму. Изредка, как это случилось сегодня, она приводила гостей к ней.

На Колю, как сразу же догадалась Светлана, возлагались особые надежды. По сравнению с тем временем, когда его помнила Светлана, он значительно вырос и возмужал.

– Вот, значит, – пробасил братик, стеснительно ковыряясь вилкой в салате, – окончил техникум, отслужил в армии, накопил на свой участок, пришел срок. – Светлана улыбнулась и удивленно приподняла брови наверх. – Нет, за то, что я по пьянке трактор в реке утопил, меня судить не стали, – охотно пояснил он, – выгнали с работы. Только я после этого, – он провел ребром ладони по своей шее, – ни-ни! Ни в коем разе! Мне теперь некогда, землю обрабатывать надо. Пятьдесят соток – это тебе не шутка.

Светлана шутить и не собиралась. Она знала, что такое дача, и страдала на шести сотках, а тут речь шла о пятидесяти. Какие шутки, это уже похоже на каторгу.

– Хозяйка в доме нужна, – признался Николай под ее тяжелым взглядом, – может, пойдешь за меня? Ты своя девка, ладная, скромная, работать тебя не заставлю, будешь мне борщи варить и пацанов рожать.

– Коль, – засмеялась Светлана, – вот, сколько тебя знаю, ты всегда такой! А как же ухаживать за девушкой? Говорить ей красивые слова о любви? Может, я только что со свидания вернулась, а тут ты со своими борщами!

– Неправда, – заявил ей родственник, – твоя мама сказала, что твой беспамятный тебя бросил.

Крыть было нечем. В минуту отчаяния она сама призналась маме. Правда, это было сказано по телефону, когда та смотрела свой любимый сериал, но старческим склерозом мама не страдала, а жаль.

– Коль, – Светлана не могла на него сердиться и продолжала улыбаться. – Я не скромная, я же москвичка! Стерва! Какая из меня хозяйка в доме?! Пацаны – только если Лужков повысит декретные. Коля, Коля Куликов! Зачем ты приехал в столицу?! Здесь жен не ищут, здесь ищут гламурных подруг жизни. А ты к нам со своими пятью десятками соток.

– Неправда, – бурчал Коля, – ты хорошая, я знаю. А бабы, они везде одинаковые, как только дурь с них слетает. Это все напускное. Вот только с декретными у нас не получится. Ты работать не будешь.

– Нет, Николай, – вздохнула Светлана. – Не могу я за тебя идти. Ты мне как брат, ты мне ведь действительно брат. И люблю я тебя как брата.

– Между троюродными можно, – махнул рукой гость, – я узнавал. Да я и не тороплю, подумай неделю-другую, пока я у твоей мамы поживу. Прикупить нужно кой-чего для хозяйства.

– Люська, – простонала сквозь смех и слезы Светлана, как только Николай от нее ушел. – Люська, ты права, я полная лохушка! Если Макс не вернется, то я, честное слово, выйду замуж за своего деревенского родственника и уеду с ним на его пятьдесят соток полоть огурцы и собирать колорадских жуков с картошки! Ах нет, он хочет, чтобы я родила ему пацанов.

– Светка! Ты стерва! Настоящая стерва! Так поступают только стервы, пожалей парня, ему и так досталось, целых полгектара земли.

– Привет, приехали, – Светлана изумилась. – И это говоришь мне ты?!

– Да, я тебе говорю, послушай меня, пожалуйста, не бросайся в крайности, дождись своего форварда, – выпалила Люся и перевела дух. – Лануся, подумай, куда мне лучше поехать Робинзоном: на Валаам или в Африку? Федор говорит, что нужно готовиться к штурму Джомолунгмы…

– Это у меня-то крайности?!

Глава 6

Не можешь избежать насилия, постарайся получить удовольствие

Сыщик Топтыгин склонился над несколькими листками со списками имен и фамилий. Его задумчивый вид говорил о том, что в очередной раз он получил задачу повышенной сложности. Сложность заключалась в том, что ему предстояло самостоятельно провести обзвон всех лиц, попавших в этот список. Для этого придется тыкать пальцем в кнопки телефонной трубки и задавать один и тот же дурацкий вопрос. Топтыгин не любил физических действий и предпочитал работать головой. Он склонился над первым листком.

– Так, Виктория Васильевна Райская, замужем, трое детей от разных браков, – бубнил он своему ужу, который флегматично рассматривал процесс нудного поиска из прозрачного аквариума. – Сорок восемь лет. Не указано, блондинка она или брюнетка. А мы кого ищем, Иннокентий, а? Правильно! Мы ищем брюнетку. – Топа набрал телефонный номер. – Добрый вечер, Виктория Васильевна. Вам привет от Михаила. Какого Михаила? А вы случайно не брюнетка? Нет, я не из той парикмахерской, где вас ободрали как липку, покрасив под красное дерево. Нет, я не Михаил… – Он положил трубку на рычаг и с глубоким удовлетворением вычеркнул Викторию Васильевну из списка. – Если так пойдет дальше, – он снова обратился к ужу, томящемуся в заключении, – то мы не успеем и к утру. Придется отсортировать дам по принципу полового созревания. Какие тебе, Кеша, нравятся дамы? Правильно, молодец, полностью с тобой согласен. Нам нравятся двадцативосьмилетние! Самый смак с мякотью, который хочется мять и мять. Немного капризны, зато опытны. Желчны, но с чувством юмора. Умеют ценить прекрасное. – Топа с нежностью поглядел на ужика и вспомнил Людмилу. – С них и начнем. Потом – малолетки, а за ними те, кто годится им в матери. Кстати, если они ищут свою соперницу, то ей должно быть не более сорока. Точно, не более сорока. Если, конечно, мужик не любитель антиквариата.