Алина Кускова - Женись, я все прощу!

– Какая гадость, – брезгливо морщилась Люся, вытрясая содержимое коробки на пол.

– Может, не будем смотреть? – предложила Настя.

– Еще чего, – фыркнула Люся, – врагов мы должны знать в лицо!

– Но здесь же одни груди и попы, – надулась та.

– А-а-а! – Мимо них, устроившихся прямо на полу у шкафа, пронесся Смолкин. Он заметил краем глаза, чем они занимаются, и добавил, скрываясь в туалете: – А, стервы! О-о-о!

– Как его довела жизнь, – вздохнула Настя.

– Он сам себя довел, – Люся указала на фотографии. – И мы, – она серьезно поглядела на подругу, – его божья кара за разгульное поведение, его наказание!

– Да, – согласилась с ней Настя, – мы – настоящее наказание.

Вечер пришел неожиданно и быстро. Сумрак надвинулся на городок, когда девушки еще возились со шкафом. Смолкин к этому времени уснул, что позволило беспрепятственно утащить из спальни телевизор. Люся не собиралась жить на диване, но, понимая, что Смолкина в данный момент лучше не трогать, решила провести на скрипучем ложе последнюю ночь.

Сегодня они нашли Смолкину занятие поинтереснее, расследование собственной свадьбы. Озадаченный только чисткой организма, Федор метался весь день. Завтра, в воскресенье, Люся решила все-таки отвезти его на дачу к своей маме. А если тот снова почувствует себя плохо… Впрочем, в том, что он будет здоров и бодр, она уже не сомневалась.

Настя не могла остаться еще на одну ночь. Что подумают соседи? Какие страшные сплетни поползут по их небольшому городку! Будто бы они живут шведской семьей. От этого удара ей уже не оправиться. Настя вздохнула, шепотом пожелала Смолкину «спокойной ночи» и отправилась домой, но с четко разработанным планом дальнейших действий в кармане пальто.

А Люсе ничего не оставалось делать, как караулить своего новоиспеченного муженька. Она принялась смотреть сериал, успев нагрубить еще трем девицам, дозвонившимся до Смолкина.

Артемида Степановна Селиванова растила девочку, отказывая себе во многом, если не сказать во всем. Она надеялась, что со временем из той вырастет хорошая, покладистая дочь, благодарная матери за все ее мучения и лишения. Людмила выросла, но благодарить не спешила. Мало того, что она не обрадовала родительницу получением высшего образования – Селиванову-младшую с треском выгнали из химико-технологического института за хроническое непонимание процессов взаимодействия веществ. Устроила-то Артемида Степановна дочь в вуз по знакомству за определенное вознаграждение. Так та еще и не оправдала надежд матери на быстрое и удачное замужество. Хотя Людмиле на протяжении всей жизни, как Митрофанушке-недорослю, внушалось, что если не хочешь учиться, то нужно жениться, то есть идти замуж. Артемида Степановна звала свою дочь перезрелой грушей и, как и все нормальные матери, оказавшиеся в таком трудном положении, пыталась ее познакомить с состоятельными мужчинами.

Естественно, все они были в возрасте, внешность имели соответственную: лысинка да животик. Но разве можно обращать внимание на такие мелочи, когда у этой лысинки лежит солидная сумма в банке, имеется трехэтажный особнячок и в гараже томится парочка иномарок – для себя и для будущей половины. Людмила наотрез отказывалась становиться этой самой половиной. Так что все усилия Артемиды Степановны свелись к абсолютному нулю.

И вдруг вчера дочь призналась, что вышла замуж. Такого удара в спину Артемида Степановна не ожидала. У нее на примете как раз был один солидный бизнесмен, ищущий хозяйку для своего ранчо. Мать не стала устраивать истерику и закатывать неблагодарной дочери скандал. Она тихо и спокойно пригласила молодоженов к себе на дачу. Должна же Селиванова-старшая познакомиться с мужем собственной дочери, которая ее даже на свадьбу не пригласила! О том, что свадьба была «комсомольской», она и слышать не хотела. Впрочем, что еще можно было ожидать от этой вертихвостки?!

Дочь согласилась и обещала приехать с новоявленным родственником завтра. Артемида Степановна попыталась прозондировать почву насчет положения зятя в обществе, состояния его бизнеса и так далее. Но получила лишь небольшой отчет Людмилы о том, что жених не богат и не хорош собой. Что заставило ее дочь выйти замуж за подобное ничтожество, Артемида Степановна не знала и собиралась найти ответ, лично увидев господина Смолкина. Нет, а фамилия-то какая идиотская?!

Федор, уставившись на Артемиду Степановну, молчал, переминался с ноги на ногу и тупо улыбался. Он с утра не сказал ни единого слова своей супруге. Ему не хотелось с ней разговаривать, почему-то ее голос Смолкина перевозбуждал. В плохом смысле этого слова. Федор молчал всю дорогу, пока они тряслись в переполненной электричке, тащились по полям и тропинкам к обветшалому домику с серо-буро-малиновым забором и вредной теткой возле крыльца. Эта тетка и по совместительству мать его супруги показалась ему безумной фурией, сбежавшей из психбольницы и прихватившей с собой полинялый плед, в который наспех замоталась по дороге.

Он вспомнил народную истину: «Хочешь узнать, какой станет твоя жена через пару десятков лет, погляди на ее мать». Люська Селиванова должна была превратиться в толстую, ярко раскрашенную колоду: с синими тенями на веках, с тонкой жесткой полоской бордового рта на одутловатой физиономии и тремя рыжими прядями, собранными на макушке в пучок, напоминающий фигу. В голове Федора вновь пронеслась мысль: какого черта он женился?! Он тяжело вздохнул и тут же получил тычок в бок от Люськи. Оказалось, нужно было что-то ответить на мамочкино приветствие.

– И мне тоже, – пробормотал Смолкин, – очень приятно.

– Еще бы! – съязвила фурия и, повернувшись к ним спиной, зашагала в дом.

Смолкин грустно подумал о том, что эти две женщины способны с ним сделать все что угодно: удушить, повесить, прирезать. И никто не кинется на его одинокий крик о помощи! Он огляделся. Шесть соток, где находилась дача Селивановых, казались совершенно пустынными, как и соседние владения. Окружающие участки кусты с намечавшейся жиденькой листвой наводили ужас и тоску. Безлюдные улочки дачного поселка тоже не внушали особого доверия. Федор расправил плечи и решил, что просто так он им не дастся. Однако, приближаясь к дому, он заметил на соседнем участке копошащееся существо. Поодаль с ведрами двигалось еще нечто подобное, и дальше, через участок, возилась парочка согнувшихся в три погибели огородников.

– Я не стала в этом году сажать картошку, – заявила Селиванова-старшая, проследив взгляд гостя. – Разбила газон с цветами. Слава небесам и Тихону Аркадьевичу, который мне помог. – При этом она просверлила глазами дочь: мол, от той никакой помощи век не дождешься.

– Я же работаю, мама, – попыталась оправдаться Люська.

– Он, между прочим, тоже, – многозначительно отозвалась мать, – трудится. На ниве малого бизнеса.

– Он что, комбайнер? – решил поддержать разговор Смолкин. Наживать себе еще одного врага ему не хотелось.

– Он бизнесмен, – презрительно сказала Артемида Степановна и открыла дверь, пропуская молодых. – Переобувайтесь в тапки! У меня стерильная чистота, – скомандовала она.

Люся подмигнула ему и принялась переобуваться. Федор последовал ее примеру.

Судя по тому, какие тапки ему достались, мужчины в этом доме водились редко. По крайней мере те, которых можно было в приказном тоне заставить переобуваться. Из чего Федор и сделал вывод, что он будет единственным мужчиной в их семье. А в таком случае ему придется, несмотря на мягкий, доверчивый характер, бить кулаком по столу. Сегодня этого делать он не станет, но в следующий раз… Нет, следующего раза он допустить не должен! Развестись с Селивановой раз и навсегда! Федор подошел к столу и стукнул по нему кулаком. Артемида Степановна в недоумении подняла на него свои засиненные глазищи.

– Крепкий стол, – пояснил Смолкин, – не шатается.

– У меня все крепкое, – заявила та и поставила на стол бутыль с самогоном.

– Мама, – Люся снова толкнула Смолкина в бок, – у нас с этого дня сухой закон.

Федор потер свой бок в том месте, где, по его расчетам, после всех жениных тычков точно образуется синяк, и горестно вздохнул. Действительно, пить ему нельзя ни в коем случае. Иначе неизвестно, чем все это может закончиться. Люська в суде заявит, что прожила неделю с законченным алкоголиком и потребует материальную компенсацию морального ущерба. Свидетелей у нее полным-полно. Нет, он не доставит ей такого удовольствия. Впрочем, развестись с ней нужно прилично. Мама скандала не переживет. Его мама, а не эта фурия с самогоном.

– Ага, – мстительно вставила Артемида Степановна, придирчиво разглядывая осунувшегося Смолкина, – допился, значит.

– Ну, почему сразу допился? – заступилась за Федора Люська.

Она знала заранее, что реакция матери на новоявленного супруга будет резко отрицательной, но не до такой же степени. Все-таки следует принять во внимание, что это Люська вышла за него замуж, а не какая-то проходимка. Впрочем, она как раз и есть та проходимка, которая на самом деле не вышла замуж. Но знать об этом маме совершенно необязательно. Пусть думает, что дочка замужем, и тогда, может, закончит подсовывать ей некондицию в виде лысинок. Пусть знает, что Людмила живет мирно и счастливо с этим болваном. Но болваном называть Смолкина вправе только она. Почему-то неприятно, когда это делают другие. Не значит ли это, что она питает к Федору какие-то чувства?

Люся поглядела на Смолкина, кружившего, как хищный орел, над бутылью, и поняла, что никаких особых чувств, в отличие от Настасьи, она к нему не питает. Да и не может питать. Он не мускулистый брюнет с карими глазами, а полная тому противоположность.

– И как же вы встретились? – Артемида Степановна усадила их за стол и принялась пытать.

– Мамочка, я же говорила, что мы с Федей вместе работаем, – напомнила Люся.

– Ага, – сказала та, направляясь в кухню за провиантом, – производственный роман! Вместо того чтобы трудиться на производстве на благо общества, вы занимались чем попало!

– Мама, – укорила ее Люся.

– Что мама?! – Артемида Степановна поставила на стол блюдо с пирожками. – На работе нужно работать, а не заниматься обустройством личной жизни.

– Правильно, – поддержал ее Федор, применяя свой излюбленный метод обольщения дам. – Я тоже, Артемида Степановна, всегда говорил вашей дочери, что на работе нужно работать.

– Правда? – недоверчиво покосилась на него хозяйка и прошла за чайником. – А почему вы так быстро решили пожениться? – выкрикнула она оттуда.

– Почему же быстро, мама? – пожала плечами Люся.

– Правильно, Артемида Степановна! – перебил ее Смолкин. – Я тоже говорил Люсе, что слишком быстро!

– Неужели?! – уже теплее спросила вернувшаяся с чайником Артемида Степановна. – И что же вы теперь собираетесь делать?

Смолкин в порыве искренности чуть было не крикнул, что лично он собирается как можно быстрее развестись, но вовремя сдержался. Вряд ли мать девушки, только что выскочившей замуж, мечтает о разводе молодоженов. Он любезно улыбнулся и сказал:

– Прислушиваться к вашим мудрым советам, Артемида Степановна. Вы такая умная женщина, вы вообще такая… – он старался изо всех сил. – Такая обворожительная!

Та в изумлении плюхнулась на стул. Такого пассажа от своего зятя она не ожидала. Тем не менее Артемиде Степановне было весьма приятно.

– Нужно было слушать молодого человека, – сказала она, обращаясь к дочери. – Он трезво мыслит!

Люся засмеялась. Смолкин был, как всегда, неотразим в своей чрезмерной лести дамам. За что, по большому счету, те его и любили. Он умел преданно глядеть в глаза, вовремя говорить ласкающие слух комплименты и тяжело вздыхать, изображая разрывающие его мужскую душу истинные, нежные и глубокие чувства. Он многое умел, когда хотел. Сегодня и Артемида Степановна попалась на его удочку. Смолкин – и вдруг трезво мыслит?! После двух дней беспробудного пьянства? Может быть, он о чем-то догадался?!

Но тот уже обсуждал с мамой неблагоприятные последствия скоропалительных браков. Люся пригляделась к Смолкину. Что интересного и загадочного в нем могла найти Настасья? Как жаль, что сегодня ее нет с ними. Ведь нужно и дальше продолжать показывать брак с хорошей стороны, не забывая при этом наносить Смолкину мелкий вред. Люся надеялась, что настоящим вредителем станет ее мать, которая ни при каких обстоятельствах не должна была принять новоявленного супруга с распростертыми объятиями. Но вдруг начала это делать.

Артемида Степановна во многом соглашалась с зятем. Вернее, тот соглашался с ней практически во всем, чем вызвал в теще волну благожелательного к нему расположения. Ко всему прочему, Федор еще изловчился, чтобы у Артемиды Степановны свалился со стола пирожок, лежавший возле кружки с чаем. Смолкин в мгновение ока поднял пирожок с полу и подобострастно водрузил его обратно. В любом другом случае Артемида Степановна выговорила бы необразованному тупице, что подбирать с полу пирожки и класть их на стол не просто не культурно, а вообще немыслимо! Но она сдержалась и сухо поблагодарила Смолкина. Тот ничего не понял и остался доволен.