Лаурелин Макджи - Женщина его мечты

По крайней мере, щенок не оттолкнул его. Быть может, именно поэтому Блейк все еще не избавился от него. И хотя он сказал Дреа о своем намерении сделать это, он не мог заставить себя исполнить свое обещание.

Звонок зазвонил снова. На этот раз Блейк поднял глаза на часы своего дедушки, висевшие в гостиной, и понял, что экономка ушла домой больше двух часов назад. Господи, шел уже десятый час вечера! Кто мог так поздно прийти к нему?

Охваченный не просто обычным любопытством, Донован поставил свой бокал со скотчем и положил на кофейный столик открытый детективный роман. Вставая, он взял на руки щенка, а затем уложил того на только что оставленное им теплое местечко в кресле.

– Подождите! – крикнул Блейк, а затем, плотнее запахнув халат, направился к двери. – Я иду, – сообщил он таинственному гостю.

Но прежде чем отодвинуть щеколду, Донован посмотрел в глазок, однако увидел лишь какую-то женщину с прямыми каштановыми волосами. Она смотрела на подъездную аллею, так что он видел лишь ее спину. Хм! На вид женщина была вполне безобидна. Да и спина у нее привлекательная. Блейк наконец полностью отодвинул щеколду и открыл дверь.

– Могу я помочь… – Он осекся, когда женщина повернулась к нему лицом. Донован едва смог скрыть свое изумление при виде ее. Это была Эндреа. Абсолютно неузнаваемая. Одетая в то, что он мог принять за ночную сорочку под каким-то смешным розовым кардиганом.

– Блейк… – Ее рот открылся, как будто она хотела сказать еще что-то, но запуталась в следующих словах.

Блейк понимал это чувство. Глядя, как она стоит у его двери с глазами, накрашенными так, будто она собирается ходить по клубам, и с волосами, выпрямленными и висевшими безжизненными прядями вокруг ее лица, – да, он лишился дара речи.

Правда, его охватило возбуждение, когда он понял, зачем она пришла. Оно было настолько сильным, что его плоть зашевелилась под пижамными штанами, однако сила его интереса к ней уступала нелепости ее внешности. Она стала слишком безвкусной. Чрезмерно накрашенной. И совсем не была похожа на Энди.

И Блейк невольно сделал то, чего делать было ни в коем случае нельзя: он засмеялся.

И это не был тихий смешок. Это был полноценный, раскатистый хохот, который так и завибрировал в нем. Донован обхватил себя руками, чтобы сдержать этот смех, но безрезультатно. Все это было слишком смешно, чтобы остановиться.

И хотя глаза Блейка застило слезами, он разглядел выражение лица Дреа, на котором унижение боролось за первенство с разочарованием. Этого он не хотел. Совсем не хотел. Но прежде чем он успел взять себя в руки и объяснить свое поведение, Энди повернулась и решительно пошла прочь.

– Эндреа! – крикнул ей вслед Донован, но его оклик оказался каким-то сдавленным и невнятным. Он сделал еще одну попытку: – Эндреа, подождите!

Ответом ему была тишина.

Немного успокоившись, Блейк убедился, что дверь не захлопнется у него за спиной, и побежал прямо в тапочках следом за ней. Он знал, что у нее нет машины, поэтому она не могла уйти далеко. Подумав о том, что она может спуститься в метро в этом прикиде, он снова едва не расхохотался. И еще его беспокоила ее безопасность.

Хотя нет, не беспокоила. Потому что никто не подойдет к женщине в таком виде.

Смех, да и только.

Но когда Блейк обежал сбоку свой гараж, он увидел, что она уехала, и лишь задние фары ехавшей по улице машины говорили о том, что Дреа тут была. Все остатки смеха с шипением вылетели из него, как воздух выходит из лопнувшего воздушного шара.

Что же, черт возьми, произошло?

Понятно, что ее визит никоим образом не был связан с бизнесом. Тогда почему она убежала так быстро?

Конечно, его смех был чрезмерно заливистым, ну и ладно. У нее был очень странный вид. И неужели она ждала, что он отреагирует как-то иначе? С каждым шагом к своей передней двери Блейк обретал все бо́льшую уверенность в том, что он совершил какую-то ужасную ошибку. А это означало, что он должен извиниться. Опять.

Черт побери!

Энди по-разному представляла себе, как встретит ее Блейк, но что он разразится смехом, ей даже в голову не приходило. Такое унижение! К тому времени, когда она вернулась домой, вся подводка для глаз стекла по щекам черными потоками. Милая Лейси, вечная ее утешительница! Налив Энди вина, она забралась в постель вместе с ней.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Энди смогла успокоиться настолько, чтобы рассказать обо всем сестре. И вместо того чтобы сказать: «Я же тебе говорила», – Лейси пыталась хоть как-то утешить Энди, придумывая все новые объяснения нелепому поведению Донована:

– Может быть, он просто очень удивился, увидев тебя, – предположила она.

– И этим объясняется его смех? Необузданный хохот, Лейс! Я же говорю не о простой усмешке. Он был потрясен. – «Унижена» – это недостаточно сильное слово для описания ее чувств. Скорее опозорена. Безмерно оскорблена.

Промочив выпрямленные волосы, слезы свели на нет все усилия Лейси, и та ласково убрала вновь закудрявившиеся локоны с лица сестры.

– Знаешь, некоторым людям довольно трудно выражать сильные чувства, – промолвила она.

Энди знала. Лейси была как раз из таких людей. И если только она не пела, от нее можно было добиться лишь поверхностных чувств.

– Судя по тому, что ты рассказывала о Блейке, он знаком с этой проблемой, готова об заклад биться.

Вытерев слезы с щеки рукавом жалкой ночной рубашки – утром она ее сожжет, – Энди возразила:

– Да, у Блейка есть проблема, но не эта. Его проблема заключается в том, что он полный кретин. – Помноженный на десять. Даже на двадцать.

Потянувшись через голову сестры к ночному столику, Лейси взяла коробочку, обтянутую тканью.

– Действительно кретин? Может, он просто не умеет выражать свои чувства? Он мог отреагировать не так, как надо, потому что привык скрывать эмоции. Если он был застигнут врасплох или сильно взволнован, то, возможно, твое появление вызвало у него неожиданную реакцию – смех. К тому же ты сегодня вечером совсем не похожа на Энди. Да появись ты дома в таком виде, я бы тоже сильно удивилась.

Лейси тоже бы засмеялась. Но совсем иначе, не так ли?

– Ты преувеличиваешь, сестренка. – Сев, Энди громко высморкалась и повернулась к сестре. В глазах Лейси было столько сострадания и понимания, что у Энди защемило сердце. Она улыбнулась и пожала сестре руку. – Но все равно спасибо тебе. Я очень ценю твои попытки успокоить меня.

Лейси улыбнулась в ответ.

– Хочешь, я останусь с тобой спать?

– Да, пожалуйста.

Энди покусывала губу, поднимаясь на лифте к офису Донована. Как же ей хотелось, чтобы сегодня был вторник или четверг. Тогда она могла весь день шопинга лежать в постели и плакать. Но была пятница, а по пятницам она должна была приходить в офис. При других обстоятельствах она могла бы позвонить и сказать, что у нее назначены встречи с потенциальными невестами. Или даже заявить, что она заболела. Но если она сделает это сегодня, Блейк поймет, что она его избегает, и догадается, почему.

А это будет означать, что он выиграл.

Но этого Энди ему не позволит. Только не после прошлого вечера.

Энди успокаивала себя тем, что первой оттолкнула его. Она так и цеплялась к этому маленькому факту, позволяя ему подталкивать ее вперед, пока она одевалась и ехала к офису. Поначалу она даже испытала самодовольную радость от этого. Однако чем ближе становилась встреча с Донованом, тем бо́льшая часть этой радости превращалась в нечто другое – в гнев. В яростный гнев. Как он посмел? Как посмел этот мерзавец заставить ее почувствовать себя такой жалкой? Мысль о сексе первой пришла в голову ему, не ей! И если он не понял, как унизила ее эта ситуация, она сама объяснит ему это.

Когда двери лифта раздвинулись, Энди уже превратилась в новую женщину – решительно настроенную и уверенную. Тяжелыми, но смелыми шагами она направилась к кабинету Блейка. Пройдя мимо секретарши и даже не поздоровавшись с ней, Энди опешила, увидев Блейка, поджидавшего ее посреди комнаты с красной розой в руке.

На одну тысячную долю секунды ей захотелось принять предлагаемое Донованом перемирие.

Однако Энди тут же отбросила прочь эту мысль. Черт, так легко ему не отделаться. Она была обижена. С нее живьем содрали защитную оболочку. И глупым цветком дела не исправить. Особенно таким убогим, как роза. Как неоригинально!

Не замедляя шага, Энди вырвала розу из руки Блейка и переломила стебель цветка пополам, не обращая внимания на боль от уколов шипами. Затем она бросила розу в корзину для мусора, стоящую у ее рабочего места, чувствуя при этом на себе взгляд Донована. Господи, да пусть смотрит, сколько хочет! Пусть видит, что так грубо сотворил собственными руками.

И лишь положив свою сумку в нижний ящик письменного стола, Энди увидела у телефона целую вазу с такими же розами – их там явно было не меньше дюжины. С ними надо поступить так же. Она бросила вазу с розами в корзину. Звук разбившегося стекла и расплескавшейся воды эхом пронесся в тиши кабинета. Энди чувствовала, что Блейк ошеломлен. Честно говоря, она тоже была ошеломлена, только ни за что не покажет этого, уронив, как он, челюсть. Его шок лишь усилил ее злость. А чего он ждал? Что она улыбнется, кивнет и сделает вид, что ничего не произошло?

Нет, этого он не получит. Эндреа не из тех покорных цыпочек, с которыми она его знакомила. Она сваляла дурака, решив, что может стать такой, пусть даже на один вечер. Никогда больше! В эти выходные она начнет искать другую работу. Но пока она ее не найдет, ей придется из кожи вон лезть, чтобы, наконец, женить Блейка. Только между ними не будет больше никаких расшаркиваний. Она больше не будет стараться понять его. Никаких попыток дружбы.

Едва Энди уселась, включила компьютер и приготовилась заняться своей работой, как он, наконец, заговорил:

– Эндреа, прошу проще…

Она подняла руку, делая ему знак остановиться.

– Не надо говорить.

– Просто позвольте мне…

Энди даже не посмотрела на него, озвучивая свое решение:

– Я действительно имела это в виду, Блейк. Не надо со мной говорить. Никогда. Если только это не связано с работой.

– Дреа, я должен…

Шлепнув ладонями по столу, она все-таки повернулась к нему лицом.

– Мое имя – Энди. Или Эндреа. И когда вы будете со мной говорить – только о работе, напоминаю, – вы будете обращаться ко мне по имени. По моему имени! И не надо придумывать мне клички!

– Да будет вам, Эндреа. – Блейк сделал шаг в ее сторону.

Энди вскочила со стула.

– И не подходите ко мне. – Оглядев поверхность стола, она заметила дозатор клейкой ленты. Он был полон, но она справится. Взяв дозатор в одну руку, другой она стала отгонять Блейка к его столу.

Как ни странно, он подчинился и сделал несколько неуверенных шажков назад. Когда Блейк пересек то, что Энди считала центром кабинета, она вернулась к работе. Подойдя к стене, она приклеила кончик клейкой ленты к полу, а затем пересекла комнату, прежде чем оторвать ленту. Потом она прошлась по ковру, крепко прижимая к нему ленту. Долго она, конечно, тут не продержится, но за это время успеет продемонстрировать характер.

Закончив, Эндреа повернулась к своему боссу.

– Видите эту линию? За ней – ваша территория. – Она указала на ту сторону кабинета, где сейчас находился Блейк. – А это моя территория. – Вернувшись к своему столу, она положила дозатор ленты на место.

Блейк скользнул взглядом по линии.

– Вы, должно быть, шутите, – сказал он.

– И не думаю. – Вздернув вверх подбородок, Энди уперлась кулаками в бедра. – Не заходите за линию. Это понятно? – Возможно, она не имеет права командовать тут таким образом, но теперь ей было на это наплевать.

Но, похоже, Блейк не собирался с такой легкостью подчиняться ее условиям.

– Я буду заходить туда, куда мне захочется, так и знайте, – заявил он расправляя плечи. – Это, черт возьми, мой кабинет!

Боже, ну разве он не хорош, когда злится?

«Стоп, стоп, стоп, прекрати это! Он не хорош! Он ужасен». Весь гнев на саму себя Энди вложила в следующие слова:

– Да мне все равно, чей это кабинет! Вы останетесь на своей половине.

Блейк сложил руки на груди.

– И что вы мне сделаете, если я пересеку черту? – полюбопытствовал он.

Это был вызов? Значит, игра началась.

– Проверьте, – промолвила Энди.

С яростной решимостью, внезапно появившейся на его лице, Блейк поднял ногу и медленно опустил ее по другую сторону от ленты.

Глаза Энди расширились от гнева. Ей захотелось ударить его. Причинить ему физическую боль. Хотя, быть может, слегка помять его руками и губами, но в основном для того, чтобы сделать ему больно. Она наклонилась, чтобы схватить первое оружие, попавшееся ей под руку, – свою туфельку на трехдюймовом каблуке, – и швырнула в него.