Впрочем, как бы его ни звали, этот парень приходил в кабинет Блейка всего несколько недель назад для того, чтобы попытаться убедить его помочь в продвижении по службе одного из членов команды. Дело уже пошло, но оставалось еще немало хлопот.

Зато можно не сомневаться, зачем он сюда пришел.

– Дженнингс, документы для Фуллман были представлены. Она скоро получит повышение. – Блейк, снова повернувшись к двери, попытался вставить ключ в замок.

– Все именно так, мистер Донован. – Дженнингс всегда такой надоедливый? – Но я бы хотел отозвать свои рекомендации. Могу я войти и обсудить это с вами?

Черт, нет! Но ему даже нечего сказать. Что ж, придется импровизировать.

– Позднее. А сейчас у меня остывают суши. – Он поморщился. Суши вовсе не остыли. Боже, какой ужасный экспромт! – Я хочу сказать… – Но он больше не мог ничего придумать. Слишком много крови отхлынуло к неподходящей части его тела.

– Это действительно важно, – умолял его Дженнингс. – Мне нужно всего лишь несколько минут вашего времени.

Блейк тихо выругался.

– Очень хорошо. – Повернувшись, он поставил еду на стол секретарши. – Говорите!

Дженнингс скептически посмотрел на него.

– Прямо здесь? Полагаю, лучше бы нам потолковать в вашем кабинете. При закрытых дверях.

При закрытых дверях… Именно за закрытыми дверьми Блейку хотелось находиться в это мгновение. Только ему хотелось быть там с Эндреа Доусон, а не с безымянным Дженнингсом.

Брэд!

Вот его имя! Судя по выражению его лица, Брэд Дженнингс не уйдет, пока они не покончат с делом. Вздохнув, Блейк слегка приотворил дверь кабинета и сказал нарочито громким голосом, чтобы Эндреа могла услышать его:

– Конечно, мы можем поговорить в моем кабинете. Прямо сейчас, проходите. – Блейк помолчал, чтобы у нее было время натянуть на себя одежду, если в этом была необходимость. Блейк едва сдержал стон досады из-за того, что упускает такую возможность.

Когда тянуть время дольше стало невозможным, чтобы его не приняли за полного идиота, Донован толкнул дверь и осторожно вошел в кабинет. К его удивлению, в комнате никого не было.

Та-ак! Хотя об этом ему даже беспокоиться не стоит. Однако если Эндреа здесь нет, то куда она делась? Времени на размышления не было. Блейк жестом указал Дженнингсу на стул, а затем закрыл за ним дверь, прежде чем пройти вокруг стола к своему месту.

– Итак, вы говорите, что хотите отозвать свои рекомендации для повышения Фуллман? – Честно говоря, эта просьба удивила Блейка. Всего несколько недель Дженнингс с энтузиазмом говорил о своей поддержке.

Дженнингс откашлялся.

– Да, сэр. Мисс Фуллман не оправдывает себя. Она всегда опаздывает, если вообще приходит на работу. Она растерянна и не сосредоточена. Тодд, Джерри, Сьюзан, Аарон – мы все вынуждены убирать ее беспорядок.

Тут внимание Блейка привлекло какое-то движение в комнате. Старясь оставаться как можно более безучастным, он посмотрел через плечо Дженнингса в сторону стола Энди. И она была там! Ее голова появилась над столом, за которым она пряталась от него на полу.

На полу за столом… Этого они еще не делали, не так ли?

– А у нее было разрешение пропускать всю эту работу? – Взгляд Блейка вернулся к Дженнингсу. Он заморгал, пытаясь вспомнить, о чем спросил его. Ах да!

– Ей разрешено брать отгулы. Хотя, конечно, я не могу обсуждать это с вами.

У Фуллман, как только сейчас вспомнил Донован, был психически больной муж. Но она отказалась взять отпуск, предложенный Блейком, желая сохранить хоть что-то нормальное в своей жизни. Однако, несмотря на то что она опаздывала и отсутствовала в офисе чаще обычного, он не заметил, чтобы это сказалось на качестве ее работы. Или он что-то пропустил?

Если да, то у него не было ни малейшего представления о том, что это может быть. А вот Эндреа, например, потеряла три пуговицы. Точнее, ее сорочка была широко распахнута на груди, и Блейку это было хорошо видно, потому что она стояла за своим столом. Выходит, она ждала его, частично раздевшись.

Боже, о боже!

– Нет, я не ожидаю, что вы расскажете мне, что происходит в ее личной жизни… – Дженнингс был немногословен, – но ее не стоит повышать. Не в то время, когда…

Дженнингс продолжал говорить, но все внимание Блейка было сосредоточено на Эндреа. Господи, что она делает? Ей следует по-прежнему прятаться за столом. Или, если она хочет выскользнуть из кабинета, ей нужно, по крайней мере, привести в порядок одежду. Блейк пробежал пальцами по пуговицам собственной рубашки, надеясь, что она поймет его жест.

Она поняла.

А вот Дженнингс – нет.

– Что такое? – спросил тот. – Вы хотите, чтобы я продолжил?

– Да-да, пожалуйста. – Донован покрутил пальцами пуговицы, притворяясь, что именно это он и хотел сделать.

Пока Дженнингс продолжал излагать свою жалобу, Блейк наблюдал за тем, как Энди на цыпочках идет к двери кабинета. Ее рука легла на ручку двери, и Блейк весь сжался, надеясь, что ей удастся тихо выскользнуть наружу.

Не удалось.

Вообще-то Эндреа и не пыталась убежать. Она открыла дверь громко, а затем метнулась на другую ее сторону, чтобы к тому моменту, когда Дженнингс оглянется на шум, у него создалось впечатление, что она только что вошла, а не вышла.

Блейк прикрыл глаза одной рукой. Что бы Эндреа ни задумала, это произведет на него впечатление, можно не сомневаться.

– Мистер Донован, прошу прощения, я не знала, что вы не один. – Ее голос был нежнее и выше, чем обычно. – Очень не хотелось бы вас беспокоить, но мне в самом деле нужно поговорить с вами.

Блейк заставил себя улыбнуться.

– Мисс Доусон, я веду разговор с…

– Прямо сейчас, мистер Донован. – Теперь Блейк услышал в ее голосе тот самый начальственный тон, к которому он уже привык. Но потом, похоже, Эндреа вспомнила, что к чему, и добавила легкое «пожалуйста».

Без сомнения, ей надо что-то сказать ему.

Блейк встал.

– Прошу прощения, на минутку, Дженнингс. Моя… м-м-м… – Он был так взволнован, что забыл, какую должность дал своей свахе. – Ей нужно поговорить со мной.

С этими словами Блейк поспешил к Эндреа, предполагая, что она огорчилась из-за срыва их планов на время ленча.

– Мне очень жаль, Дреа, я тоже расстроен, – тихо произнес Донован, подходя к Энди. – Я постараюсь избавиться от него как можно скорее.

Она покачала головой.

– Я совсем не это хотела тебе сказать. То есть да, я огорчена, но я хотела бы сказать кое-что об этом парне.

Блейк оглянулся на мужчину, которого оставил в своем кабинете.

– О Дженнингсе? – переспросил он.

Что Эндреа вообще может знать о нем? Когда тот в последний раз приходил к нему в кабинет, ее вообще не было в офисе, а работал Дженнингс совсем на другом этаже.

– Да, о Дженнингсе. Он все выдумывает о Фуллман.

Лишь потому, что Блейк заподозрил то же самое, он прислушался к словам Эндреа.

– Почему ты так считаешь? – спросил он.

– Она ему нравится. Да, действительно нравится. Я думаю, что он предложил повысить ее, полагая, что это поможет ему вырасти в ее глазах, но даже после этого она отказалась встречаться с ним.

– Нет, это невозможно, – возразил Донован. – Дженнингс – менеджер. Он не может встречаться со служащей. Это против правил.

Эндреа с сомнением посмотрела на него.

– Да-да. И все следуют этим правилам, – язвительным тоном заметила она.

Вот так.

– Как бы там ни было, когда она его отвергла, он был оскорблен. Она оттолкнула его. Дженнингсу это не понравилось. И это его ответная мера, – проговорила Энди.

Что ж, теория интересная. В такой теории может быть смысл. Но откуда Эндреа может об этом знать? Он спросил ее.

– Все очень просто, – ответила Эндреа. – Он называл ее только по фамилии, а остальных служащих по именам. Дженнингс пытается дистанцироваться от нее. Если бы он произнес имя Фуллман, то, вероятно, стал бы суетиться и нервничать. Как он называл ее, когда в последний раз приходил к тебе?

Блейк попытался вспомнить.

– Только не Фуллман. Вероятно, он называл ее имя. Я его не запомнил, – сказал он.

– Конечно, не запомнил. – Эндреа подмигнула ему.

Господи, как же она сексуальна, когда делает это!

– К тому же на нем сейчас нет оранжевого галстука. – Должно быть, она заметила это, когда они вошли в кабинет. – Да, прежде чем ты возразишь, я скажу, что знаю: никто тут не носит оранжевого, кроме меня. Но этот парень обычно ходит как раз в оранжевом галстуке. Во всяком случае, именно в нем я встречала его каждый день у кофе-машины. Однако сейчас он отвергает оранжевое, и обычно это служит признаком сексуальной подавленности. А еще он щелкает челюстью – очередной признак.

– Ты услышала это из другого конца комнаты? – Надо внимательнее следить за тем, что он порой произносит себе под нос.

– Как я могла не услышать? Он делал это очень громко. – Энди поежилась, как будто этот звук был к тому же неприятным. – И наконец, Дженнингс то и дело откашливается, когда говорит о Фуллман. Это очевидный знак его эмоциональной вовлеченности.

Блейк едва не подавился. Интересно, эта же мысль приходит ей в голову, когда он откашливается рядом с ней? Нелепый анализ. Не так ли? Хотя для Дженнингса он, возможно, подходит. Но есть единственный способ узнать наверняка.

Стараясь не кашлянуть, Блейк сказал:

– Спасибо тебе, Эндреа. Я благодарен тебе за твои слова и отнесусь к ним с должным вниманием.

Оставив Эндреа в приемной, Донован закрыл дверь и вернулся к своему столу.

– Прошу прощения, – извинился он, глядя Дженнингсу прямо в глаза. – Но прежде чем мы вернемся к разговору о Фуллман… Еще раз скажите, как ее зовут?

Менеджер неловко заерзал на стуле.

– М-м-м… Эншли, – ответил он.

Неужели у него на лбу проступили капли пота? Похоже, что так. Хм!

– Видите ли, Дженнингс, в нашей компании есть люди, которые не обращают особого внимания на правила. Например, на братскую политику. Некоторые служащие, несмотря ни на что, встречаются друг с другом. – Его голос прозвучал виновато, когда он это сказал? Донован не позволил себе думать об этом. – За долгие годы я уволил лишь одного или двух человек за нарушения такого типа. – Он этого не делал, но блеф не помешает.

Дженнингс опустил глаза на пол.

Да, Блейку пришлось согласиться, что это действительно был случай безрассудной страсти. Эндреа не ошиблась в своих суждениях.

Хм!

Выходит, вот в чем талант Эндреа? Даже удивительно, сколько всего она смогла узнать из каких-то пустяков. Блейку было неприятно признаваться в этом, но она зря тратила время на своей нынешней должности. После того как она завершит эту историю с поиском ему пары, он, возможно, подыщет ей более подходящее место в фирме. Такое, где она сможет использовать свои умения, находясь в гармонии с политикой компании. Быть может, в отделе кадров.

Ну а пока он все еще должен заниматься ситуацией Дженнингса.

– Есть другие работники, которые помнят об этой политике, – продолжил Блейк. – Я предполагаю, что то, что может показаться отталкиванием кого-то, на деле является всего лишь чьей-то попыткой следовать правилам, чтобы сохранить свое место. – Вот так. Это должно унять острую боль. Не то чтобы Блейка очень волновали чувства Дженнингса, но тот был хорошим работником, как и Фуллман, и Блейку хотелось, чтобы запутанная проблема была разрешена. – В этом есть смысл, не так ли?

– Да, сэр. – Дженнингс щелкнул челюстью – вот оно! Эндреа права: звук действительно очень громкий.

– Ну а теперь вернемся к Фуллман, – вновь заговорил Донован. – Вы действительно считаете необходимым отозвать ее продвижение?

Менеджер покачал головой.

– Вообще-то нет, – проговорил он в ответ. – Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что она не так уж плоха. Вообще-то она прекрасный работник. – Он встал. – Кажется, у меня просто был плохой день. Мне надо проветриться.

Блейк встал следом за ним.

– Это я понимаю, – сказал он. – У всех нас бывают плохие дни. – Проводив Дженнингса до двери, он распахнул ее перед ним.

Тот один раз кивнул.

– Благодарю вас, мистер Донован. Прошу прощения, что из-за меня у вас остыли суши.

Опустив глаза на пол, Блейк почесал переносицу. Холодные суши. Да уж…

– Кто-то что-то сказал про холодные суши? – Эндреа стояла у дверного косяка, держа в руках пакеты с суши, а на ее лице появилось недоуменное выражение.

Господи, она действительно просто невероятна! Это касается работы, само собой. Как она спасла его в этой ситуации, это ведь только ее рук дело! И еще это касается ее наготы. В этом плане она тоже невероятна. Захлопнув позади себя дверь ногой, Эндреа поставила пакеты на пол и стала расстегивать блузку.

– Тогда нам лучше сделать что-нибудь, чтобы согреть их, не так ли?

Блейк всегда считал, что уни при подаче должны быть комнатной температуры. Но теперь, кажется, ему предстоит выяснить, что он ошибался.