Блейк указал на открытую дверь.

– Ну а теперь давай пойдем вниз, хорошо?

Обед оказался без преувеличения превосходным. Кроме необычных блюд – кордон-блю из цыпленка и глазированной моркови, к которым подавалось лучшее белое вино, какое Энди когда-либо пробовала, – ей доставили удовольствие компания и разговор за обедом. Они ели не в столовой комнате, а на кухне, что было, конечно, более обыденно, но еще и очень сближало их.

Они смеялись и болтали и ни разу не погрузились в неловкое молчание. Даже странно в самом деле! После того что Энди слышала от Блейка о его свиданиях, она ожидала, что за обеденной беседой он превратится в невоспитанного нахала. Вместо этого он был любезен и весел. Даже очарователен.

Когда они пообедали, Энди помогла Блейку собрать посуду и отнести ее в раковину. Потом она с удивлением наблюдала, как он ополаскивает тарелки и складывает их в посудомоечную машину. Она понимала, что это бесцеремонно, но удержаться не смогла:

– Блейк Донован моет посуду?

Он поморщился.

– Нет, я просто ополаскиваю грязные тарелки, а затем кладу их в посудомоечную машину. Вот и все. Они покроются жирной коркой, если я оставлю их в раковине до утра, когда придет Эллен. – Включив посудомойку, он вымыл руки.

Энди, сложив на груди руки, прислонилась к гранитной стойке.

– Это и называется – мыть посуду, – заметила она.

– Это называется гигиеной, – возразил Блейк, вытирая руки.

– Угу! – Подойдя к двери, Энди оглянулась на него через плечо.

– Ты готов идти наверх?

– Готов.

Забежав на минутку в ванную комнату, Энди пошла следом за Донованом наверх. Поднявшись, он повернулся в сторону своего кабинета, но Энди замешкалась, услышав какой-то странный звук в другом конце коридора. Она прислушалась, пытаясь понять, что это был за звук. Казалось, кто-то что-то царапает, а затем слышалось тихое поскуливание.

– Что это? – спросила она.

Блейк оглянулся на нее.

– Ты о чем?

– Об этом странном шуме… – Она сделала несколько шагов в сторону дверей, за которыми слышался непонятный звук. – Мне показалось, что это… – Она остановилась и снова прислушалась, чтобы убедиться в своей догадке.

– Нет там ничего, – быстро проговорил Блейк, которого, казалось, охватила паника. – И никого. Или это горничная. У нее иногда… У нее синдром Туретта… – Но он тут же поправился: – Хотя нет, я хочу сказать, что там мышь. Мыши… Много мышей. Больших мышей. Пойдем отсюда. Завтра же вызову санитарную службу.

Подбоченившись и прищурившись, Энди взглянула на стоящего перед ней мужчину.

– Блейк Донован, вы оставили себе щенка?

– Я… – Это или так, либо он там прячет какую-нибудь миссис Рочестер[9].

Скребущееся существо издало абсолютно собачье тявканье. Не спрашивая разрешения, Энди распахнула находящиеся перед ней двери, и к ней выбежал тот самый пушистый корги, которого она оставила у Блейка месяц назад.

– Так и есть! – воскликнула она.

Энди наклонилась, чтобы обнять возбужденного щенка, который то лизал ей лицо, то покусывал ее за руку.

Вздохнув, Блейк опустился рядом с ней на колени.

– Точнее, я не оставлял его у себя. Просто у меня не было времени вернуть его.

– Вернуть его можно было только в течение десяти дней, и ты пропустил это время. – Как только маленький корги понял, что может добраться и до лица Донована, он оставил Энди и бросился к своему хозяину.

– Тогда я отдам его кому-нибудь. – Блейк с готовностью погладил щенка и прижался щекой к меховому комочку, который вылизывал ему ухо.

В груди у Энди потеплело.

– Нет, не отдашь, – с уверенностью сказала она. – Он тебя любит. И ты любишь его. – Если ей не показалось, щеки Блейка покраснели.

– Вовсе нет. – Он не стал смотреть ей в глаза. Он действительно покраснел.

Энди почувствовала, что тает. Черт, человек с собакой – это круто! Она знала, что не зря купила этого корги.

– Как его зовут? – спросила Энди, стараясь не замечать усиливавшегося возбуждения.

– Щенок.

Она рассмеялась.

– Разумеется! Креативность никогда не была твоей сильной чертой. – Энди погладила собаку, и при этом ее рука случайно коснулась руки Блейка. Почувствовав это, он поднял на нее глаза. Взгляд его темно-голубых глаз оказался мягче, чем когда-либо прежде. И он сковал ее. Полностью заворожил. Зрительный контакт всегда был их криптонитом[10].

– Ну, знаешь, люди обычно не дают имен животным, которых не хотят оставлять. – Его сестра когда-то разработала такую теорию, касающуюся мужчин. Кстати, назвала она ее «Не давай имени щенку».

Энди стало любопытно, какой смысл он вкладывает в ее имя, пусть даже ненавидимое ею прозвище Дреа, когда произносит его с такой нежностью.

Снова обретя дар речи, Энди спросила:

– Так ты все-таки оставил его, да?

– Посмотрим. – Но выражение его лица говорило «да». Встав, Блейк протянул руку Энди, чтобы помочь ей. – Пойдем. – Она помедлила, и он смущенно потер лоб. – Что? – спросил Блейк.

Возможно, она начинает влюбляться в него, вот что. И вся ее ревность и ярость, направленные против Джейн, были вызваны чувством собственничества. Да, Энди влюбляется. И испытывает из-за этого чувство вины, потому что чем лучше она узнавала Блейка Донована, тем больше понимала, что он вовсе не такой, каким показался ей вначале. На самом деле он просто фантастический человек.

Впрочем, даже если отношения между ними развиваются органично, она не собиралась говорить ему о своих чувствах, чтобы ничего не испортить.

– Ничего. Ты просто удивляешь меня, вот и все.

Встретив его подозрительный взгляд, Энди добавила:

– Приятно удивляешь. – Но повторять это еще раз не нужно. Энди запишет это в список своих побед, хотя данная победа и не принесла ей того удовлетворения, на которое она рассчитывала. История с щенком казалась какой-то таинственной, но чудесной?.. О черт! Все ее сегодня удивляло.

– Мне надо это обдумать, – сказал Блейк, взмахом руки приглашая Энди встать. – А теперь пойдем.

Засмеявшись, она сунула свою руку ему в ладонь.

– Так не терпится начать?

Но она права. Ей тоже не терпелось. Но не начать войну в пинбол, которая должна была состояться между ними, а… продолжить то, что происходит между ней и Блейком. Эту удивительную, потрясающую и чудесную… вещь.

Ну и войну в пинбол. Ради нее стоило спешить.


Блейк поверить не мог в то, каким великолепным выдался вечер. Он оказался лучше, чем все, что было у него с Эндреа, а за последний месяц они вместе делали много такого, что ему нравилось. Очень нравилось. А этим вечером они все еще одеты. По сути, ему было веселее с Эндреа, когда они смеялись и играли на каждой пинбол-машине в его игровой комнате, чем во время любого из свиданий за последние месяцы. И еще он был более расслаблен, чем когда-либо прежде.

Блейк не знал, к чему приведут их отношения, но чтобы ломать над этим голову, он погрузился в игру. Выяснилось, что его служащая – профессионал в пинболе. Она набирала очки хорошо, почти так же хорошо, как он. Энди оказалась лучшим противником из всех, что у него когда-то были. Идеальный матч для него.

Донован наблюдал, как она опытной рукой управляет лапками-флипперами в игре Балли Уильямса «Доктор Кто» – самой любимой его игре. Господи, какая же она сексуальная – ее глаза горят, следя за металлическим шариком, из ее рта вырываются беззвучные оха и ахи, а ее груди под футболкой так и колышутся, когда она увлекается игрой.

То, что Блейк продолжал выигрывать, когда совсем рядом с его руками находилось такое искушение, говорило об истинной силе его характера. Руками… Его руками… Его руки накрывают ее груди и ласкают…

– О нет! – воскликнула Дреа, отвлекая Блейка от не слишком целомудренных мыслей. – Это же экстра-шарик. Сильно я напортачила в последней игре. Что я делаю не так?

Усмехнувшись, Блейк приблизился к ней сзади.

– Ты сможешь сделать это. Я помогу.

– Хорошо. – Она говорила почти шепотом, словно моля его подойти еще ближе.

Донован накрыл ладонями ее руки, лежавшие на кнопках по бокам пинбол-машины. Как же приятно было прикасаться к ней! Слишком приятно. Легкое прикосновение к ее мягкой коже обожгло его ладони. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не прижаться к ней сзади, не надавить на нее чреслами.

«Сосредоточься на игре, приятель!» Блейк вздохнул – забудь о соблазне! – и отправил себя в Би-зону.

– Вместо того чтобы наблюдать, куда катятся шарики, – проговорил он, наклоняясь над ее плечом, – сосредоточься на флипперах. – По-прежнему направляя своими руками ее руки, он нажал на кнопку, когда шарик подкатился к выходу. Флиппер толкнул шарик, и тот покатился, добавляя Блейку очередную тысячу очков.

– Угу! – Однако, похоже, Энди больше не следила за игрой. Она наблюдала за ним.

Блейк пытался держать себя в руках.

– Ты не можешь контролировать все движения одновременно, но можешь следить за одной зоной. – Голос Блейка звучал как-то неестественно, даже для него самого. Низко, будто он вот-вот надломится. – Когда заметишь движение рядом с флипперами, сразу нажимай на кнопку. – Еще один шарик покатился к выходу. На этот раз Блейк нажал на обе ее руки и услышал, как участилось дыхание Энди.

Ее лицо было повернуто к его лицу. Оно находилось очень близко. Почти прикасалось к нему. Она могла бы чуть приподнять голову и поцеловать его подбородок. А он мог повернуться и впиться поцелуем в ее губы. И, господи, разве это было бы не чудесно? Одна из его любимых фантазий начиналась так: уложить женщину поперек пинбол-машины и овладеть ею, заставить ее кричать от страсти на работающем, сияющем огнями автомате. Хорошо, быть может, это была нелепая фантазия возбужденного подростка, но он мог воплотить ее в жизнь. Хотя, возможно, без игры было бы даже лучше – только он, женщина и пинбол-машина в качестве стола. Только он и Энди.

Но эта идея отпала. Как бы ни хотелось Доновану это сделать, каким бы сговорчивым участником этого соития ни оказалась Дреа – Блейк чувствовал, что это пришлось бы ей по нраву, – это было не совсем то, чего он ждал от нее в этот момент. После удивительной душевной близости, которую они испытали, после этого чудесного, романтического вечера… она заслуживала большего.

Они оба заслуживали большего.

Да что же у него в голове, черт возьми?! Большего? С Эндреа Доусон?

Черт его возьми, но он просто изумительно себя чувствует. И это его пугало. Поэтому он ничего не предпринимал. Не овладел ею на пинбол-машине. Не повел ее вниз, в свою спальню. Даже не поцеловал ее.

Эндреа снова сосредоточилась на автомате.

– Блейк! Ты потерял свои шарики.

Да уж, так и есть.

Но она имела в виду игру. Игровые шарики он тоже потерял.

– Потерял, – произнес он вслух.

Чудовищность ситуации навалилась на Блейка, как тонна кирпичей. Он привязывается – и это плохо – к женщине, которая не имеет ничего общего с его идеалом. И он не просто привязывается к ней – он начинает ее любить. Сильно любить. Донован быстро отошел от Энди, будучи не в силах дольше прикасаться к ней, не срывая с нее одежду или не прося ее сделать что-нибудь безумное. Например, прекратить поиски глупых женщин для встреч с ним.

Ощутив внезапную перемену в его настроении – да и как она могла ее не ощутить? – Дреа потерла ладонями его предплечья.

– Ну что ж, игра окончена. Уже поздно. Мне пора идти, – сказала она.

– Да… Думаю, пора… – Ей действительно пора идти. Действительно.

Но он не хотел, чтобы она уходила.

– Мы можем обсудить твои мысли о том, с кем ты будешь встречаться дальше, завтра утром, – предложила Энди. – Первым делом.

– Да, первым делом. – Первым делом завтра он должен быть на встрече, но Блейк не стал говорить об этом Энди. И он не хотел рушить очарование вечера с ней разговорами о другой женщине. Он вообще не хотел говорить о других женщинах – так Донован ответил бы сейчас на вопрос о предстоящих свиданиях.

Он больше не боялся. Он был в ужасе.

– М-м-м… Мне нужно вызвать такси. – Энди старалась не смотреть ему в глаза.

– Я могу отвезти тебя. – Таким способом он теперь старается избегать ее взгляда?

– Отвезти? – В ее голосе зазвучала радость и печаль одновременно. Как будто она была рада его предложению, но совсем не рада ехать домой.

Или, может, он просто переносит свои чувства на нее?

– Конечно. – Блейк сделал Энди знак идти вперед. – Только после вас. – Он был смущен, испуган, и ему была нужна минута, чтобы собраться с духом. Хотя Блейк не был уверен, что одной минуты ему хватит.

Что он делает? С Джейн? С Дреа? В голове у него была полная путаница. Все его планы на жизнь пошли прахом. И единственное, что казалось ему правильным, – это женщина, которая стоит за дверью и ждет, чтобы он отвез ее домой. Донован не знал, что с этим делать. Но он не должен заставлять ее ждать.