Добравшись до стойки ресепшн, за которой оказалось подозрительно пусто, Михаил Вячеславович вздохнул с облегчением. Музыка, звучавшая за дверями, уже не казалась такой убийственно-громкой. Или, может быть, он оглох, пока пробирался через веранду к отелю?

Лобби гостиницы выглядело бедно, если не сказать нище. Крашеные стены местами потрескались, несколько кресел, разместившихся вдоль стены, казались такими хлипкими и истертыми, что в них было страшно садиться – под весом человеческого тела они вполне могли бы рассыпаться. Сквозь символическую ковровую дорожку, брошенную вдоль покосившейся стойки ресепшн, тут и там проглядывал пол. Но главное, все помещение насквозь пропахло какими-то отбросами и выглядело так, будто не убирались в нем добрый десяток лет.

Фадеев перестал что-либо понимать: конспирация конспирацией, но они с Надей уже не в том возрасте и положении, чтобы настолько себя не уважать. Конечно, давным-давно и ему случалось жить в похожих условиях – взять распределение на Север после летного училища, – но с тех пор, к счастью, многое изменилось.

Он решил, что найдет этот номер 325, заберет Надежду, и они моментально отсюда уедут. Будет гораздо лучше, если он увезет ее к себе – проберутся как-нибудь незаметно, – чем задыхаться от смрада и глохнуть от грохота в этой дыре. Нужно быть сумасшедшим, чтобы заплатить здесь за комнату!

Лифт не работал – Михаил Вячеславович взбежал на третий этаж, зажимая нос. Дверь на этаж открыл своей карточкой. В полутемном коридоре по обе стены красовались хлипкие белые двери. Господи, а он-то уже забыл, какой непривлекательной выглядит бедность. Удивительно только, как хозяева этого бедлама разорились на современные входные замки? Или это была своего рода политика – экономить на количестве персонала. Клиент сам пришел, сам ушел, никого не трогает и не дергает. Будет уезжать – карточку просто оставит в номере, а дверь за собой захлопнет. В Европе Фадееву случалось в свое время останавливаться в подобных дешевых отелях самообслуживания, только там было все-таки гораздо приличнее.

Отыскав нужную дверь, он постучал. Без ответа. Рассудив, что Надя могла еще не приехать, Фадеев открыл дверь в комнату и вошел, с досадой подумав о том, что придется здесь ждать. Борясь с отвращением, он нащупал в стене выключатель, нажал. Крохотная комнатка озарилась неприятным желтым светом.

Михаил Вячеславович в изумлении застыл на пороге. Кровать оказалась разобрана, а под одеялом – укрывшись с головой – лежала Наденька. Ее волосы разметались по подушке темными прядями.

Фадеев услышал громоподобный стук собственного сердца, дыхание его сбилось. Он хотел сразу же броситься к ней, но в последнюю секунду испугался: лет-то сколько прошло!

– Наденька, – позвал он охрипшим голосом.

В ответ она не проронила ни звука. Неужели спит?!

– Надя, – позвал он уже громче, дрожа от волнения, – Надя, я здесь!

Она по-прежнему молчала. Даже не пошевелилась. Но ведь говорил он громко. Что же такое?!

За долю секунды в его голове пронеслось множество мыслей. А что, если у Надежды проблемы с алкоголем или наркотиками?! Он же не знает ее жизни – за эти годы многое могло измениться. Ее странное поведение – вчера отказалась встречаться, сегодня прислала записку. И этот ужасный отель, так непохожий на роскошный ресторан, в котором он ее встретил, – две разные жизни!

Господи! А если это он во всем виноват? Она не смогла за долгие годы его забыть, смириться с тем, что потеряла единственную любовь, и не прижилась в новой, пусть даже шикарной, жизни. Надя несчастна с этим своим американцем, а роль процветающей дамы играет только на публике. Возможно, у нее нет детей, нет любимого дела – якоря, который не дает человеку разрушиться в череде бурь и волн безжалостной жизни! Надя казалась ему такой сильной и независимой. Но вот и она не выдержала разлуки с любовью. Далось ей это скоропостижное замужество заодно с чертовой Америкой – не могла дождаться его? А теперь во всех ее кошмарах виноват только он – тот, кто ее любит! Он должен спасти ее, должен спасти!

Вне себя от ужаса, Фадеев бросился к кровати, упал перед Наденькой на колени, забыв о том, что минуту назад брезговал даже ходить по этому полу. Он схватил в свои ладони тонкую руку, выброшенную из-под одеяла, со всей своей страстью прижал ее к горячим губам.

И резко отпрянул. Это была не Надина рука. Полудетская худая ладошка безвольно упала на простыню. Михаил Вячеславович, ошарашенный, осторожно отогнул край одеяла, скрывавшего голову женщины, и вздрогнут от неожиданности. Перед ним лежала молоденькая тайка. Он посмотрел в ее лицо, густо запорошенное черными как смоль волосами – как сразу не разглядел их цвета! – и ужаснулся. Рот девушки был забит кляпом.

В голове у него зашумело, мысли смешались. Он попытался вытащить тряпку изо рта девушки, но та словно намертво приросла к губам, которые, сомкнувшись, крепко ее держали. Тайка не проснулась от его прикосновений, даже не пошевелилась.

Фадеев схватил ее за руку, приложил большой палец к запястью. Он долго нащупывал, искал, взмок от напряжения и наконец нашел тонкую, едва живую вену. Пульс с трудом пробивался через тонкую кожу. Слава богу, жива! Он бросился к телефону, нажал кнопку «ресепшн». Веселый голос что-то пробормотал по-тайски. Михаил Вячеславович зачастил в ответ по-английски. От волнения он забыл, что нужно говорить, собирая фразы из двух-трех слов. Ошарашенный сотрудник отеля не понял ничего, кроме трех цифр «325», которые он как заведенный повторял в ответ на тирады Фадеева.

Через минуту служитель – молодой толстощекий парень в потертой форме – уже был в номере и изумленно переводил взгляд с иностранца на девушку. Сделав Фадееву знак ждать и не двигаться, он бросился к телефону и возбужденно заорал что-то в трубку. Михаил Вячеславович впервые в жизни видел, чтобы в глазах и речах тайца было столько агрессии: добродушное выражение лица, с которым тот появился на пороге комнаты, исчезло бесследно за считаные секунды. Глаза налились кровью, а пухлые губы дрожали от страха.

Первой приехала полиция. Четверо служителей порядка с каменными лицами молча оттеснили Фадеева в дальний угол. На девушку они даже и не взглянули. Михаил Вячеславович болезненно поморщился – есть категория профессий, которые в большинстве стран выглядят и действуют одинаково. Врачи прибыли следом. Они откинули одеяло, укрывавшее девушку, вытащили кляп, который мешал ей дышать, и торопливо ее осмотрели. А потом стали грузить на носилки. Возмущенный шепот, вздохи сочувствия доносились до Фадеева и заставляли его нервничать еще больше. В сознание тайка не приходила, и Михаил Вячеславович не знал, жива она еще или нет. Оставалось только надеяться!

Когда бригада медиков, унося девушку, скрылась за дверью, Фадеев невольно бросил взгляд на разворошенную постель, и зрачки его расширились от ужаса – подушка была насквозь пропитана кровью. Видимо, на затылке у нее была серьезная рана, которую он под волосами не заметил. Из-за потери крови, наверное, девушка и потеряла сознание. Но кому могла помешать эта бедная тайка? Кто ее так? За что?! Счастье, что он оказался рядом: еще немного – и она бы умерла в этом жутком гостиничном номере.

Один из полицейских, видимо старший, о чем-то грубо спросил. Фадеев не понял. В ответ он начал по-английски рассказывать все, что знал, – как вошел в номер, увидел девушку, сразу позвонил на ресепшн. Полицейский тупо смотрел на него. Потом жестом велел замолчать. В комнату, даже не потрудившись прикрыть постель, начали приводить перепуганных ребят с дискотеки. Михаил Вячеславович понял, что их взяли там как свидетелей. Девушки и парни, словно бараны, сбивались в стадо и без конца оборачивались на дверь. Полицейский о чем-то их спрашивал, они отвечали. Потом по приказу главного смотрели на Фадеева, торопливо кивали и один за другим подписывали непонятно откуда взявшиеся бумаги. Выполнив гражданский долг, ребята, толкая и мешая друг другу, выбирались из пропахшего кровью номера.

Остался только толстощекий сотрудник, который потел и писал что-то за колченогим столом в углу номера. Потом его отослали куда-то, и через пару минут он вернулся, протянув главному распечатку, издалека смахивавшую на ваучер отеля. Полицейский внимательно прочитал и повернулся к Фадееву. Долго морщился и размышлял, прежде чем сумел произнести одно-единственное слово – «passport».

Удивляясь, что его не просили предъявить документы раньше – все тайцы в первую очередь выкладывали на стол свои паспорта, а потом уже отвечали на вопросы, – Михаил Вячеславович вздохнул с облегчением. Сейчас установят его личность, поймут, что он не имеет ни малейшего отношения ни к девушке, ни к самой ситуации, и опустят.

Полицейский долго сверял что-то в паспорте Фадеева и бумаге, которую не выпускал из рук. Мучился. Шевелил губами. Потом удовлетворенно кивнул и сказал что-то своим напарникам. Те, не успел Михаил Вячеславович глазом моргнуть, набросились на него, впечатали в стену и заковали в наручники. Сильно ударившись лбом, он понял, что попал в настоящую беду. И, похоже, по милости Нади…

В темном чреве грязной машины было невыносимо душно и пахло потом. Фадеева качало из стороны в сторону на деревянной скамье и пару раз так сильно тряхнуло, что он чудом не расшиб себе голову. Держаться было не за что, да и нечем: руки, скованные за спиной, превратили его – сильного мужика – в беспомощного ребенка. Светлый костюм был уже измят и перепачкан так, что стал похож на грязную тряпку, – усердные тайские полицейские изрядно повозили его по стене. Хорошо, галстука не было: не ровен час, придушили б его в таком рвении, а потом запротоколировали добровольную смерть от удушья. Было похоже на то, что у ребят с этим делом – документированием любого абсурда – все чересчур просто.

Унижение Михаила Вячеславовича граничило с невыносимой физической болью: не потому, что принятые от шершавой стены царапины неприятно саднили, а потому, что великий Фадеев за считаные минуты был превращен из человека в ничтожество. Втоптан в грязь военными ботинками, сработанными с такой чудовищной топорностью, что их хозяева, казалось, мстили всем вокруг за испытываемые от их ношения тяжкие муки.

Утешало его в этом положении, за которое он не переставал проклинать Надю, только одно: ни коллеги, ни семья всего этого не видят.

Машина остановилась. Фадеева вытолкали из автомобиля на улицу и завели в убогий полицейский участок. В узком длинном помещении с зарешеченными оконными проемами толкнули на древний стул. Вся обстановка комнаты состояла из стола, нескольких стульев и очкастого тайца, восседавшего за доисторически огромным монитором компьютера. Полицейский, руководивший арестом Фадеева, начал торопливо задавать ему вопросы, ни одного из которых Михаил Вячеславович не в состоянии был понять. Махнув в досаде рукой на преступника, то и дело, позевывая, он начал самостоятельно диктовать клерку что-то на тайском. Очкастый прилежно выстукивал с перебоями ритма.

Фадееву оставалось лишь ждать. В голове бродили самые страшные мысли. Сомнений в том, что его обвиняют в избиении девушки – или даже в ее убийстве, если бригада врачей прибыла слишком поздно, – больше не оставалось. Не было ответа на другой вопрос: как могла Надя втянула его во все это?! Неужели действительно тронулась умом от пережитого несчастья и таким образом решила ему отомстить за глупо растраченную жизнь?

Очкастый допечатал. Вытащил из воющего, словно реактивный самолет, принтера испещренные черными рунами листы и протянул их полицейскому. Тот внимательно все прочел, удовлетворенно кивнул и помахал документом перед носом Фадеева. Дружески освободил его онемевшие от наручников руки.

Михаил Вячеславович из нескольких страниц текста на тайском языке понял только одно: подписав бумагу, он даст согласие на собственное тюремное заключение или смертную казнь – слышал он кое-что о законах прекрасного Королевства Таиланд. Фадеев отчаянно замотал головой, на английском требуя переводчика. Полицейский смотрел на него разочарованно и изумленно. А услужливый очкарик тут же вскочил, обежал стол и насильно впихнул в руки Михаила Вячеславовича ручку, грозно прикрикнув на него писклявым голосом. Фадеева охватила ярость, когда он увидел прямо перед своим лицом толстые, брызжущие слюной губы очкастого. Он с трудом, но удержался от необдуманного поступка – только уничтожающе взглянул на клерка и швырнул на пол ручку. Полицейский наконец вмешался в происходящее, громко что-то провозгласив в сторону двери.

Бравые молодцы в полицейской форме не заставили себя долго ждать. Снова на улицу, снова в машину.

По изменившимся за бортом звукам и нарастающей скорости Михаил Вячеславович понял, что автомобиль вырвался за город. Страшная догадка на мгновение промелькнула в его голове, но он тут же отогнал жуткие мысли. Только не знаменитый Клонг Прайм! Машина остановилась, его вывели. Шестиметровые серые стены с молчаливой безжалостностью подтвердили худшие опасения.