А я развил воистину олимпийскую скорость.

27

В десять тридцать я был у церкви Сен-Поль-Сен-Луи. Сердце мое билось где-то в горле.

У главного входа в храм – пышное сооружение в стиле барокко, которое вырисовывалось на фоне серого парижского неба, точно памятник доброй надежде, – толпились люди.

Все они были нарядно одеты и, сгрудившись под разноцветными зонтиками, оживленно болтали и смеялись, поглядывая в одном и том же направлении. Вне всякого сомнения, они ожидали прибытия счастливой пары.

Еще ничего не потеряно!

Двери церкви были широко распахнуты, и я бросился внутрь. Ни души. Повсюду разноцветные цветочные гирлянды. Где Изабель?

Я выскочил на крыльцо, и глазам моим открылось зрелище, заставившее мое бедное сердце замереть, а ноги прирасти к земле.

В дальнем конце двора стоял винтажный «ситроен» небесно-голубого цвета, с огромным белым бантом на бампере.

Гости разноцветной волной хлынули к машине. У «ситроена» маячил жених, в котором нетрудно было узнать Снейпа. Кто-то услужливо держал над ним черный зонтик. Жених ждал, когда из недр машины появится невеста, чтобы подать ей руку. Пока я видел лишь ногу в белом чулке да кусочек кружевной вуали, застрявший в дверях автомобиля. Почему-то красавица не спешила выпархивать наружу. Что-то тут было не так.

Я потер глаза, словно не доверяя остроте собственного зрения. И тут меня озарило. Пронзенный страшным предположением, я превратился в каменное изваяние.

Снейп не собирался помогать невесте выйти из машины. Он только что усадил новобрачную в кабину. Подтверждая правоту моей догадки, он обошел «ситроен» с другой стороны и сел за руль. Хлопнула дверца, зарокотал мотор. Минуту спустя автомобиль под аплодисменты гостей медленно выехал с церковного двора.

Изящная ручка в белой кружевной перчатке помахала на прощание через полуоткрытое окно.

Я опоздал.

28

Ноги мои подкосились, и я опустился на крыльцо, усыпанное лепестками роз. Впрочем, будь оно сплошь покрыто собачьим дерьмом, я все равно уселся бы, так как не имел сил стоять.

– Вы поедете в ресторан? – спросил некто, материализовавшийся из окружавшего меня вакуума.

Я поднял глаза. На ступеньках крыльца стоял молодой человек под зеленым клетчатым зонтиком.

– Потрясающая свадьба, да? – жизнерадостно воскликнул он. И с пылом добавил: – И пара просто шикарная!

Я смотрел на него, как смертельно раненное животное глядит на охотника, вонзающего нож в его сердце.

– Вы тоже из оркестра?

Я отрицательно покачал головой, ощутив при этом острый приступ черной меланхолии, которую называют загадкой русской души. Наверное, то было действие ауры, распространяемой многочисленными русскими музыкантами. Впрочем, у моей меланхолии имелись и другие, более веские причины.

– Значит, вы друг Дмитрия? – не оставлял меня в покое несносный тип под зонтиком. Он буквально излучал дружелюбие и приветливость. – Отличный парень Дмитрий, правда?

Я окинул разговорчивого юнца взглядом, прикидывая, как лучше сбить его с ног – ударом под дых или в челюсть.

Но стоило мне подняться на ноги, как мысль о том, что я навсегда потерял Изабель, шарахнула меня, словно огромный каменный шар, которым сносят дома. Покачнувшись, я махнул рукой:

– Нет-нет, я не друг Дмитрия. Я не был на свадьбе, и вообще, оказался здесь случайно, – пробормотал я и поплелся прочь.

Дождь прекратился. Я брел куда глаза глядят.

29

Порой ощущаешь, что красота лишь усугубляет твою печаль. Даже если находишься на одной из прекраснейших площадей мира.

Не знаю, относится ли площадь Вогезов к числу таковых, ибо в мире слишком много площадей и пока у меня не было возможности посетить их все. Но могу с уверенностью сказать, что это одна из прекраснейших площадей в Париже и что я просидел на ней два часа.

Я брел по кварталу Маре, как лунатик, и наконец оказался в оазисе тишины. Красота, окружавшая меня, не развеивала мою грусть, но делала ее еще пронзительнее.

Я долго сидел на скамейке, чувствуя себя дряхлым стариком, которому некуда больше спешить. Все, что ему осталось, – вспоминать прожитую жизнь со всеми ее тревогами и разочарованиями. Игра, которую я вел, закончилась поражением. Отныне я больше не игрок, а наблюдатель.

Я больше не ждал звонков. Мой мобильник, словно почувствовав это, не подавал признаков жизни. Судя по всему, он был сломан.

Не далее как вчера я, исполненный самого радужного оптимизма, отправился выпить чашку кофе. Невозможно поверить, что с тех пор прошло не сто лет, а всего лишь двадцать четыре часа. В течение суток я гонялся за несбыточной мечтой, надеясь, что она станет явью.

Но мечта ускользнула от меня навсегда. И теперь я сижу на скамье, смотрю на прекрасные здания, окружающие площадь, и задаюсь вопросом: что это было? Наваждение? Любовная история, разыгравшаяся лишь в моей фантазии? История, участники которой не обменялись ни единым словом, не говоря уж о поцелуях! И все же в моей жизни не было ничего прекраснее этой несостоявшейся любви.

Сумею ли я когда-нибудь забыть Изабель? Смогу ли найти женщину, которую полюблю с той же силой?

Мой неуловимый ангел, подобно Снегурочке, прыгнувшей в костер ради своего возлюбленного, растаял в воздухе. Исчез, помахав на прощание рукой в кружевной перчатке. И даже этот прощальный жест предназначался не мне.

Угнетенное состояние духа делало меня нечувствительным к архитектурной гармонии, но, как ни странно, не могло приглушить чувство голода.

Желудок мой сердито заурчал, давая понять, что невозможно сидеть здесь в прострации до скончания веков. Я нехотя поднялся и взглянул в лицо действительности.

Она состояла в том, что я не ел с утра.

А в магазине меня ждала Жюли.

30

– Дай-ка мне посмотреть! – потребовала Жюли.

Я протянул ей мобильник. В магазин я пришел пять минут назад, и пока у меня не было ни времени, ни сил рассказать Жюли о случившемся. Слова наверняка застряли бы у меня в горле. К счастью, в подробностях не было необходимости. Едва взглянув на меня, Жюли поняла, что произошла катастрофа.

– Боже мой! – воскликнула она.

– Все кончено, – махнув рукой, проронил я. – Прости, что так сильно задержался. Я пережил пару поистине ужасных часов.

Однако мне удалось перекусить, и это подкрепило мои силы. По крайней мере, у меня перестали трястись поджилки.

Жюли заключила меня в объятия.

– Мне так жаль, Антуан, – вздохнула она. – Я пыталась до тебя дозвониться, но твой телефон не отвечал.

– Я его уронил, и он сдох.

Жюли взяла у меня мобильник, отодвинула крошечную панель и вынула сим-карту. Подула в отверстие, вставила симку и подождала пару секунд.

– Ну вот! – удовлетворенно произнесла она. – Работает. Введи пин-код, и можешь снова предаваться своему любимому занятию, то есть болтовне.

– Ох, Жюли, без тебя я бы совсем пропал!

– Знаю, – усмехнулась она.

Я принялся вводить пин-код. Тут колокольчик над дверью возвестил о приходе покупателя, и Жюли, сияя улыбкой, поспешила ему навстречу.

– Добрый день, мсье. Если вам нужна помощь, обращайтесь ко мне.

– Спасибо, – кивнул вошедший. – Если не возражаете, я посмотрю книги сам.

Он принялся листать альбомы по живописи, а Жюли, одарив его еще одной лучезарной улыбкой, подошла ко мне.

– Ох, Антуан, совсем из головы вылетело! Пока тебя не было, приходила покупательница. Хотела получить заказанную книгу. Сказала, ты оставил ей сообщение на автоответчике. Но я не смогла найти ее заказ.

– Что? – выдавил я и схватил Жюли за плечи.

– Антуан, что с тобой? Ты побледнел как смерть!

– Жюли, – хрипло прошептал я. Сердце, бьющееся прямо в глотке, мешало говорить. – Как выглядела эта покупательница? Она блондинка? А книга, которую она хотела получить, называлась «Свидание в кафе „Флор“»? У нее с собой случайно не было красного зонтика?

Я сжал плечи Жюли так крепко, что она поморщилась. Потом вдруг побледнела, как видно догадавшись…

– Антуан, откуда мне было знать… – с запинкой пробормотала она. – Ты ни словом не обмолвился о книге… и о красном зонтике тоже… Я даже не знала, что твоя девушка блондинка.

– Хорошо. Хорошо. Хорошо. – Сам не сознавая, что делаю, я встряхивал Жюли, как тряпичную куклу. – Когда это было?

– За несколько минут до твоего прихода.

Я выпустил плечи Жюли. Голова у меня шла кругом.

Разобраться в этой путанице было невозможно. Изабель уехала на свадебном автомобиле, я видел это своими глазами. Но в магазин тоже приходила она, без сомнений. Ясно одно: мы опять разминулись. Но Изабель была здесь, и это единственное, что имело значение. Она хотела меня увидеть.

Я должен ее найти.

– Она что-нибудь сказала? – спросил я. – Умоляю, Жюли, вспомни хорошенько!

Та наморщила лоб.

– Нет, ничего… Она спросила о книге, а когда выяснилось, что такой нет, повернулась и ушла.

– Ты не видела, в какую сторону она направилась? Быстрее! – прорычал я.

Покупатель, торчавший в секции альбомов по живописи, забыл про книги и с любопытством прислушивался к нашему разговору. Но мне было наплевать.

Жюли кинулась к дверям, я – за ней.

– Кажется, она пошла по улице Бонапарта – вон туда! – Моя сослуживица махнула рукой в сторону Сены.

Я кивнул и, оставив Жюли в дверях, бросился в погоню.

31

Дождь, который непонятно зачем лил все утро, прекратился именно сейчас, когда от него был бы какой-то толк. Нельзя сказать, что погода наладилась и над Парижем сияло голубое небо. Нет, оно было затянуто тучами, дул резкий, пронзительный ветер. Но дождь, будь он трижды неладен, перестал. А это значит, что я не мог увидеть издали красный зонтик.

С бешено бьющимся сердцем я несся по улице Бонапарта, словно от этого зависела моя жизнь. Так оно и было. На бегу я окидывал взором каждую встречную женщину, заглядывал в окна кафе и магазинов. Поворот на улицу Жакоб, на Университетскую, потом на улицу Висконти… Изабель могла свернуть где угодно. А может, она сейчас покупает туфли или сидит в кафе, пытаясь подсластить клубничной тарталеткой горечь разочарования и досады? О, у нее есть все основания для недовольства! Мужчина, которого она наградила своей улыбкой и своим доверием, мужчина, которому она дала свой телефон, не соизволил перезвонить ей вовремя, а после устроил какой-то дурацкий розыгрыш. Да, этот болван явно не относится к числу счастливчиков, владеющих искусством быть в нужное время в нужном месте.

Осыпая себя проклятиями, я продолжал свой спринтерский бег. Если бы я не рассиживался так долго на площади Вогезов, если бы я не отправился жрать этот чертов салат… Если, если, если…

Мы разошлись всего на несколько минут. Она была совсем близко, но ускользнула снова. Где же мне искать ее?

– Где ты, Изабель, где ты, моя любимая? – шептал я одними губами. – Прошу тебя, не исчезай… не исчезай…

Это напоминало молитву.

Я домчался до конца улицы Бонапарта и остановился у набережной Малаке.

Изабель нигде не было. Я замер в полной растерянности, не зная, как поступить. Слишком богатый выбор: повернуть направо, повернуть налево или броситься в Сену.

Театральным жестом раскинув руки, я устремил взгляд в серое небо и взмолился:

– Сделай что-нибудь! Прошу тебя, сделай что-нибудь!

Не знаю, к кому я взывал – к себе самому, к серым тучам или к Богу, существование которого представлялось мне весьма сомнительным.

Так или иначе, моя мольба не осталась безответной. По щекам моим поползли капли влаги. Сначала я думал, что это слезы, но мгновение спустя сообразил: опять пошел дождь.

На светофоре вспыхнул зеленый свет. Я перешел улицу и стал озираться по сторонам. За спиной у меня шуршали колеса машин. По Сене неслись парусные лодки. По набережной спешили пешеходы, под зонтами и без них. Я бросил взгляд налево, в сторону моста Каррузель. Потом направо, в сторону моста Искусств. И увидел ярко-красное пятно!

32

Я бежал по набережной, не чуя под собой ног. Точнее сказать, не бежал, а летел. Красный зонтик притягивал меня как магнит. Дождь пьянил, словно шампанское. Через несколько минут я нагнал ее.

Она шла в метре от меня, ни о чем не подозревая, ее золотисто-медовые волосы рассыпались по плечам. На ней был элегантный плащ, красный зонтик слегка покачивался при каждом шаге.

Пару секунд я помедлил, наслаждаясь предвкушением счастья. А потом позвал ее по имени.

– Изабель! – произнес я и повторил чуть громче: – Изабель!

Она обернулась. Женщина, похитившая мое сердце, стояла передо мной. Я смотрел на ее лицо и упивался этим зрелищем, словно человек, долго блуждавший в пустыне и добравшийся до родника. До конца жизни мне не забыть этого мгновения.