Я поднялся и отправился в ванную, по пути выдернув из розетки телефонный провод. Мне не хотелось никого слышать. Я хотел превратиться в человека-невидимку и замереть между двух миров. Чтобы я не видел никого, и чтобы никто не видел меня.

Отражение в зеркале напоминало труп, больного анорексией, наркомана в ломке, алкоголика с похмельным синдромом, но только не меня. Я сдержал обреченный вздох, смочил волосы холодной водой и побрел на кухню с намерением перекусить.

Испорченные продукты отправились в мусорную корзину, и в холодильнике стало пусто. Я подогрел вчерашнее жаркое, вымыл тарелки и развалился на диване со стопкой полученных по почте счетов.

…Когда я открыл глаза, в гостиной было темно. Я потянулся, и лежавшие у меня на коленях письма спланировали на пол. Часы показывали семь вечера, хотя у меня было такое ощущение, что за окном раннее утро.

В очередной раз потянувшись, я опять принял позу довольного жизнью человека, но вспомнил, что собирался навестить мадам.

…Дорожное полотно, во влажном зеркале которого поблескивали звезды, само стелилось под колеса машины. Ночь выдалась спокойной и тихой. В такие минуты в воздухе витало что-то пугающее и романтическое. И мимолетное – ведь ночи, как ни меряй, короче дней – и поэтому такое восхитительное.

Нет ничего лучше, чем осознавать, что ты распоряжаешься своим временем. Я не торопился. Почему бы не подумать о приятном? Или влюбиться, например. Хотя нет. Наверное, лучше не стоит.

…Мне открыла Ада. Сегодня на ней не было платья, но простой брючный костюм сидел на ей не хуже вечернего туалета.

– Что с тобой? – вырвалось у нее.

– Работа, – вздохнул я. – Можно войти?

– Ты ужасно выглядишь! – И она тут же взяла меня за руку, будто испугавшись, что я не смогу самостоятельно подняться по лестнице. – Идем. Я отведу тебя к мадам.

Мадам лежала в кровати и читала книгу.

– Как тебя угораздило завалиться в такой час? Ты и до этого был невоспитанным, а теперь вообще потерял всякий стыд! – Она отложила книгу и поднялась. – Ты свободна, Ада.

Девушка легко кивнула и испарилась.

– Зачем ты пожаловал? – спросила меня мадам, присаживаясь у зеркала. – За массажем? За советом? Просто поговорить?

– Ни от чего вышеперечисленного я не откажусь, – заверил ее я. – Но есть еще кое-что. Точнее, кое-кто.

Мадам оглядела себя в зеркало и пару раз провела расческой по волосам.

– Не уверена, что ты ей сейчас понравишься, гаденыш. Уж больно ты отощал.

– Сегодня я прямо-таки нарываюсь на комплименты!

– Правда, дитя мое – лучший комплимент.


…Мадам провела меня в восточное крыло здания.

– Зимой тут тепло, – сообщила мне она тоном экскурсовода, не сбавляя шаг.

Меня это не интересовало, но я подумал, что было бы вежливо с моей стороны порадоваться за девушек. Пусть и молча.

Мадам остановилась перед одной из дверей и постучала.

– Войдите, – раздалось из комнаты.

Мы воспользовались приглашением.

Комната напоминала скорее номер отеля, чем квартиру. Впрочем, у каждой девушки было постоянное место жительства в городе, и особых удобств им тут не требовалось. Дорогой ковер смотрелся странновато, но зато покрывала и подушки ручной работы делали обстановку теплой и домашней. Стен в квартире не было, и я невольно улыбнулся, вспоминая студенческие годы.

– К тебе гости, милая, – сказала мадам.

Лианна стояла у окна и смотрела вниз. На ней был легкий шелковый халат почти до пят, из-под которого выглядывали мягкие домашние тапочки. Вид у нее был отсутствующий, и гостей она явно не ждала. Мне стало стыдно за неожиданный визит, да еще и в такой час.

– Угости гаденыша чем-нибудь покрепче, – наказала Лианне мадам. – А я не буду вам мешать. Спокойной ночи.

Когда мадам оставила нас, Лианна отвела взгляд от окна, посмотрела на меня и улыбнулась.

– Не ждала? – спросил я коротко.

Она покачала головой, по-прежнему глядя мне в глаза.

– Нет. Но… я о тебе думала. У тебя что-то случилось?

– Все хорошо. Просто было много работы.

Она жестом пригласила меня сесть.

– Я поищу спиртное. Но ничего не обещаю. Я не пью, знаешь ли.

– И не куришь. Да, я помню.

Я сел в темно-зеленое кресло и оглядел квартиру. Почему-то первым, что бросилось мне в глаза, было отсутствие телевизора. Вероятно, потому, что и я считал эту вещь лишней. Вместо телевизора у Лианны было радио, большое и старое. На таком я в свое время ловил волну, где играли уже давно вышедшую из моды музыку (и от этого музыка, надо признать, только выигрывала). А еще тут был проигрыватель – такой же старый, как и приемник. Я поднялся и, приблизившись к столу, принялся разглядывать пластинки. Эдит Пиаф. Джо Доссен. Шарль Азнавур. «Deep Purple». «Queen». Классика и джаз. Напротив стола находилась книжная полка, которая была явно мала для того количества книг, которым располагала хозяйка. На книжной полке можно было найти книги на любой вкус – от любовных романов до фантастики. В кресле между подушек прятался детектив Чейза с заложенной между страниц открыткой. На невысоком столике в углу стояли безделушки вроде хрустальных фигурок и свечей. А на подоконнике разместились фотографии в серебряных рамках.

– Представляешь, я нашла целую бутылку бренди, – восхищенно поделилась со мной Лианна.

– Может, ты выпьешь со мной? – поинтересовался я. – Чтобы я не чувствовал себя алкоголиком.

– Вот уж нет. У меня от одного запаха спиртного голова кружится.

Она подошла к приемнику и с завидным упорством, знакомым лишь только тому, кто когда-либо имел дело со старым радио, начала крутить ручку настройки. Радио хрипело, шипело и свистело, но Лианна не отчаивалась, и через несколько минут нашла волну. Не поверите – ту самую.

Ди-джей бодрым голосом заканчивал начатую фразу:

– … без пробок и аварий. Ну, а сейчас для ночных слушателей звучит группа «Gorky Park». Песенка называется «Незнакомец». Лучше бы нам всем быть осторожнее и обходить стороной незнакомцев. А, впрочем, иногда они становятся нашей судьбой…

– Ой, я очень люблю эту песню! – сказала Лианна.

– Да это же Джим! – воскликнул я. – Ну и ну! Он до сих пор там работает!

– Откуда ты знаешь, что его зовут Джим?

– Было время, я слушал эту волну сутками. Он всегда вот так представляется: «Эммм… ребята, я никого не разбудил? Или же вы решили эту ночь без сна? За рулем? В постели с красавицей? Впрочем не важно, где вы и с кем вы, потому что если с вами старина Джим, то все в порядке, уж будьте уверены». Он ужасно любит слово «впрочем». А еще он всех называет стариками и старушками.

Лианна расхохоталась.

– Точно!

– Я заметил, что у нас с тобой много общего. Музыка, книги.

Лианна легко повела плечами.

– Да, наверное. Знаешь, я о тебе думала. О том, что ты мне тогда сказал. Про поцелуй с незнакомым мужчиной.

– И какие ты сделала выводы?

– Что я ни капельки не жалею. Я бы просто так тебя не поцеловала. А ты обо мне думал?

– Я? Да….немного, – ответил я и тут же поймал себя на мысли, что хотел сказать «не знаю», но мой язык меня не послушался. – Просто я был занят, и…

– Ты, наверное, хочешь покурить, – заботливо сказал мне Лианна. – Я открою окно.

– Не стоит, будет холодно. Я подойду сам.

Я приоткрыл ставни и, закурив, посмотрел на небо. Там уже появились облачка, и луна, прежде напоминавшая выцветший золотой шар, превратилась в расплывчатое пятно.

Лианна подошла ко мне.

– Знаешь, я хотела тебе сказать, – проговорила она. – В тебе есть какая-то загадка. И я чувствую, что должна ее разгадать.

– Не стоит этого делать. Это еще никому не приносило ничего хорошего. А тебе – тем более.

– Почему? Что во мне не так?

– Я не хочу тянуть тебя туда, где тебе будет плохо.

Она положила руку на подоконник и попыталась заглянуть мне в глаза.

– Что там такого, что мне нельзя видеть?

– Очень много всего. Если не все.

– Ну и ладно, – ответила она после паузы. – Подумаешь! А мне все равно.

Она сделала шаг в сторону, но не отошла, а обняла меня и прижалась к моей спине. Я прикрыл глаза и почувствовал теплый прилив нежности. Или, может, не нежности, а чего-то другого, но в тот момент мне было удобнее называть это именно так.

– Как ты думаешь, – спросил я вполголоса, – можно влюбиться в человека, которого ты знаешь всего пару дней?

– По мне – так можно влюбиться за пять секунд. С первого взгляда.

И мы снова замолчали.

Мне хотелось, чтобы это действительно оказалось влюбленностью. Причем не такой, когда ты подумываешь, что по всем правилам надо скучать и дуться, косо поглядывая на молчащий телефон. Я хотел, чтобы это оказалось той мимолетной вечностью, когда расстаешься, как в последний раз, смеешься и плачешь искренне.

– Не молчи, Брайан, – сказала мне Лианна. – Мы подняли серьезную тему.

– Правда? Ну тогда скажи мне, как это – влюбиться.

– Это когда ты… хочешь отдать человеку весь мир и отказываешься забирать его.

– А если мир мне не принадлежит?

Она улыбнулась.

– Когда ты влюблен, тебе принадлежит все. Главное – уметь отдать это даром.

Я замолчал. У человека есть разум, холодный и трезвый, который воспринимает реальность такой, какая она есть. У человека есть тело, которое порой требует пира… пира удовлетворения плоти, в частности, пира страсти и пошлых утех. Но влюбленность, любовь? Оно умрет, даже не успеет высунуть нос из своей красивой сказки в желании проникнуть в этот мир.

Но самые потаенные уголки моей души, до которых еще не добрался отрезвляющий яд, изо всех сил старались заявить о себе. Дрожали от страха, что их не заметят, и от ожидания – они так долго слепли в темноте.


…Она на воспротивилась мне, когда я сбросил на пол шелк ее халата. Меня не покидала мысль, что когда-то я делал это с азартом охотника за сокровищами, но все в жизни меняется. На смену страсти приходит что-то глубокое, подпитываемое желанием не кидаться в огонь чувства, а окунуться в спокойную воду, таящую в себе непознанное.

Нет игры увлекательнее, чем исследовать каждую клеточку тела изнывающей от желания женщины. Когда я наклонился к ее губам за невинным и по-детски откровенным поцелуем, она шепнула мне:

– Ну… войди же.

Слова, которые являются последним связующим звеном с реальностью и окутывают пеленой сладкого бреда. Слова, умереть, услышав которые, так мучительно и желанно.


…Я проснулся под утро. Сумерки еще не рассеялись. Тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и посмотрел на Лианну. Она спала, обнимая подушку. Одним из моих соблазнов всегда был соблазн овладеть женщиной вот так, когда она еще спит или же пытается выбраться из мира снов, нерешительно сопротивляясь мужчине. Но я решил оставить все, как есть. Мне не хотелось тревожить ее даже поцелуем.

Лианна, словно прочитав мои мысли, улыбнулась чему-то во сне. Я улыбнулся в ответ и поймал себя на мысли, что уже давно не чувствовал себя таким счастливым.

Глава 4

Я родился двадцать первого декабря, как раз между Стрельцом и Козерогом. Если верить астрологам, родившиеся на грани знаков Зодиака люди непостоянны и часто бросаются в крайности. Астрологов я считал не только шарлатанами, но и если не идиотами, то простаками. Посвятить свою жизнь каким-то подсчетам, строить гипотезы и предположения? Увольте. Это, по меньшей мере, глупо.

Астрологам я не верил, но в крайности бросался частенько. И тому были причины. Например, возраст.

– Перебесишься, гаденыш, – говорила мне мадам, и я это допускал.

Или же характер. Спокойствие меня утомляло. Я испытывал желание постоянно двигаться – желательно, вперед, не привык сожалеть о неоправданных надеждах и полагал, что лучший способ что-то узнать – испытать на собственной шкуре. Жизненный опыт нельзя приобрести, следуя по безопасным и проверенным дорогам.

При всем при этом я не считал себя человеком, у которого нет ничего святого. Конечно, многие люди из моего окружения со мной не согласились бы, но я не имел дурной привычки смотреть на других. Человек может быть кем угодно, но только не праведником и не святым. Ведь не я решил, что большинство путей получения удовольствия от жизни являются порочными или запретными. А что касается кармы… я о ней задумывался, когда мучался похмельем. А мучался я им ох как редко. Можно сказать, не мучался вообще.