– Ровным счётом ничего. Я собираюсь в театр в пятницу. Хочешь присоединиться?

– Господи, Брайан. Я похож на человека, который ходит в театр?

– Вот уж точно, сейчас я сморозил глупость, – рассмеялся я. – Стоит только представить тебя во фраке…

– Эй, эй, только без грубостей! Кстати, фрак мне очень даже к лицу.

Я легко толкнул его между лопаток, и Рэй тут же расправил плечи.

– Вот такая осанка должна быть у человека, который носит деловой костюм. И, тем более, фрак.

– Чёрт, я уже пожалел, что поехал с тобой. За полчаса ты десять раз успеешь прожужжать мне все уши по поводу делового стиля и того, какая у меня должна быть осанка! Да моя бы воля – я бы приходил на работу в джинсах. Ладно, может, в брюках и рубашке. Но только без этого дурацкого костюма… он меня раздражает. В нём я чувствую себя идиотом.

И Рэй красноречиво потеребил галстук.

Я остановился на перекрёстке и стал наблюдать за стоявшими впереди машинами.

– Как ты провёл выходные?

– Сидел дома, – ответил Рэй коротко. – Читал. В последнее время у меня нет настроения гулять. Может, я старею?

– Ну уж точно не устаёшь на работе.

– Ха-ха. Очень хорошо. У тебя и на этот раз получилось меня поддеть. Надья прожужжала мне все уши насчёт этой твоей подруги. Вы, наверное, хорошо повеселились?

Я сдержанно кивнул.

– Да, мы неплохо погуляли. Это всё, о чём Надья тебе говорила?

Рэй нахмурился.

– А она должна была сказать мне что-то ещё?

– Мы с ней кое-что обсуждали. Правда, это касается, прежде всего, её и меня.

– Её и тебя? Чёрт, Брайан, но мы же с тобой об этом уже говорили!

– Нет, вот как раз об этом мы ещё не говорили.

Рэй поболтал остатки кофе в бумажном стакане.

– Думаешь, нам надо об этом поговорить? – спросил он немного неуверенно.

– Думаю, что нам просто необходимо это обсудить. Но не в такой обстановке.

Желательно, после работы. У меня дома, например.

– Всё это начинает меня раздражать, – признался Рэй.

– Это не может тебя раздражать, так как ты до сих пор не знаешь, в чём дело. А вот меня это раздражает очень сильно. Меня раздражает твоё поведение. И меня раздражает твоя жена, которая вешается мне на шею.

Рэй отвернулся от меня.

– Может, ты всё же объяснишь ей, что не стоит этого делать?

– О, да вы просто генератор идей, сэр! – Я тронул его за плечо. – Посмотри-ка на меня, Рэй. Это не моя проблема. Это ваша проблема. И я тут уже не при чём. Даже если Надья думает иначе. Во всяком случае, после того вечера всё в моей голове встало на свои места.

Рэй устало потёр виски.

– Так что же между вами произошло? Может быть, она призналась тебе в любви, а?

– Я миллион раз говорил ей, что превращаюсь в чудовище, если меня пытаются посадить на поводок. Но она мне не верила. Придётся это продемонстрировать.

– Как же мне всё это надоело, если бы ты знал. Почему я не могу жить спокойной жизнью? Почему постоянно случается что-то… такое?

Я снова повернул голову к нему.

– Ты уверен, что ты хочешь услышать моё мнение по этому поводу?

Рэй выбросил пустой стакан в мусорную корзину.

– Ладно, Брайан. Давай не будем о плохом. Это выводит меня из состояния психологического равновесия.

– Я всегда мечтал о таком взгляде на вещи. Когда ты сталкиваешься с какой-то проблемой, то просто запихиваешь её подальше в душу. И вообще об этом не думаешь.

Наверное, стоит того, да? Всегда хорошее расположение духа. Не делай такое лицо.

Я просто думаю вслух.

Я пришёл на работу свежим и выспавшимся. И даже с улыбкой на лице (несмотря на не очень приятный разговор с Рэем и совсем не приятными событиями на выходных), чем удивил своих коллег – они и подумать не могли, что я могу выглядеть жизнерадостным. Сегодня галстук был на мне, ровно как и белоснежная рубашка, которую мне совсем недавно подарила Марика. Она решила, что обязательно купит мне что-то из одежды, и выбор пал на белую рубашку Я объяснил ей, что белых рубашек у меня предостаточно, ведь большую часть дня я ношу деловой костюм. Но Марика ответила, что белых рубашек много не бывает. И мне пришлось согласиться.

Полковник молча оценила мой внешний вид, прочитала короткую лекцию о вреде опозданий и вернула мне оружие. Когда пистолет занял место у меня в кобуре, и я почувствовал себя полноценным сотрудником, полковник отдала мне небольшую папку.

В таких обыкновенно хранились планы совещаний и прочая мелкая документация. Я открыл папку, просмотрел содержимое и подумал, что было бы неплохо принести в офис подушку и одеяло. Набросанный полковником план работы включал в себя столько, что этого вполне хватило бы на два таких отдела, как мой. Я вспомнил, что у меня полно и своей собственной работы. И с трудом сохранил на лице выражение каменного спокойствия.

– Начальство решило оплатить твой "отпуск", Брайан, – сообщила мне полковник. – За это ты дожен поблагодарить меня. Это первое. Второе. Ты летишь на пресс-конференцию в Иерусалим.

– Правда? – оживился я, подумав, в первую очередь, о ремонте машины – и только потом об Иерусалиме. – Какие хорошие новости.

– Но только после того, как будет сделана вся срочная работа.

Я помрачнел, но полковник, конечно же, не обратила на это никакого внимания.

– Удачи. И сделай мне одолжение – постарайся впредь не расстраивать меня опозданиями.

Рабочая неделя, безусловно, началась с правой ноги. На совещании у меня создалось впечатление, что мои подчинённые очень рады моему возвращению. Я даже немного испугался – не началась ли какая-нибудь повальная эпидемия любви к начальникам? Но, подумав, решил, что не стоит долго рассуждать на эту тему.

Лучше просто использовать ситуацию. Я сказал, что рад вернуться к своим обязанностям, чем вызвал довольно-таки искренние улыбки на лицах слушателей, после чего в двух словах обрисовал создавшееся положение. Улыбки тут же испарились. Но я всё же решил, что совещание удалось на славу и, пожелав всем хорошей недели, отправился к себе.

Через неделю, когда все срочные дела были сделаны, я получил обратно свой свободный график. И заказ на две статьи, которые тоже были срочными. У полковника редко бывали иные поручения. Но она клятвенно пообещала мне, что это последняя преграда на пути к желанной командировке. И у меня не было иного выбора, кроме как согласиться.

Статьи в офисе я не писал никогда. Уж слишком неподходящая там была атмосфера.

Кроме возможности максимально сосредоточиться на работе, мне было необходимы определённые условия, чтобы настроить себя на журналистскую работу. За обычным компьютером я писать не мог. Сразу терялись мысли, я начинал чувствовать, что кресло у меня неудобное, а от кристаллического монитора устают глаза. Болела голова, уставали глаза. Я чувствовал себя неуютно – какая уж тут работа.

Дома всё обстояло наилучшим образом. Во-первых, у меня был портативный компьютер.Точнее, у меня было два портативных компьютера. Один я приобрёл для поездок, и пользовался им только во время пресс-конференций. Это была совершенно чудесная вещь, очень практичная бизнес-модель. Компьютер стойко переносил мои бесконечные командировки и ни разу не потерял ни капли информации, которая для меня всегда была на вес золота. Второй же был самым обычным портативным компьютером, довольно-таки старым, но всё же рабочим. Ему я доверял гораздо меньше, чем первому, и поэтому никогда не забывал распечатывать сделанную работу.

Ещё одно удобство работы в домашних условиях заключалось в том, что я не был прикован к одному месту. При желании можно было развалиться на диване или же, забравшись в кровать, завернуться в одеяло. Больше всего я любил именно последнее.

Первую статью я закончил за три дня. Посетившая меня муза (если она, конечно, существует – а не является плодом моего воображения) решила остаться надолго, и я принялся за план следующей. И, наверное, закончил бы – только мой компьютер, не выдержавший такой активности с моей стороны, жалобно пискнул и отключился, унося с собой начало работы.

Предыдущая статья была сохранена и даже напечатана на случай поправок, но вот план последней ушёл безвозвратно.

Я разозлился и обругал компьютер, хотя прекрасно знал, что делу это не поможет.

Конечно, можно было бы достать второй, но вдохновение моё ушло вместе с настроением работать, и поэтому я решил в очередной раз выпить кофе.

Было восемь утра. Этой ночью я решил не устраивать посиделок до рассвета и встал рано, и это портило настроение ещё больше. Никаких планов, кроме работы, у меня не было – и я совершенно не представлял, чем буду заниматься весь день.

Я вздохнул и, подперев голову рукой, посмотрел в окно. Следовало отвезти компьютер в мастерскую, а также купить еду и оплатить счета. И ещё мне очень хотелось навестить мадам. Моя рука уже потянулась к телефонной трубке – но в последний момент я решил, что неплохо было бы сделать ей сюрприз.

Погода была просто великолепная. Светило солнце, и после трёх дней добровольного заточения дома каждая клеточка моего тела жаждала тепла и свежего воздуха.

Оставив прохладный офис мастера, я надел очки и с деловитым видом побрёл вперёд без определённой цели, разглядывая витрины магазинов и людей на улицах.

Мне пришла в голову мысль, что я давно не гулял просто так. Всё больше носился по делам, смотрел только на часы и боялся потерять драгоценные секунды. Город торопился, люди суетились и бежали куда-то. А я шёл просто так, предоставленный самому себе. Только потому, что мне этого хотелось.

Минут через тридцать я набрёл на книжный магазин и, по своему обыкновению, застряв там на целую вечность, с улыбкой получившего подарки ребёнка вынес оттуда светло-зелёный пакет с несколькими новинками. После этого я купил небольшую бутылку сока, так как жажда мучила меня уже давно, и, усевшись в парке, принялся за одну из купленных книг.

Мадам моего визита не ждала – сюрприз удался.

В доме было очень шумно, что меня удивило. Обычно в такой час все отдыхали.

Готовились к вечеру, если говорить точнее.

– Привезли мебель, – пояснила хозяйка коротко, прикуривая от зажжённой мной спички. – Ужасный бардак. Сбиваюсь с ног. Как ты, гадёныш? Я давно тебя не видела.

– Дела? Смотря в каком плане…

– У тебя есть дурацкая привычка всё усложнять.

– Марика здесь?

– Она собирается уезжать. Можешь заскочить к ней ненадолго.

Я повернулся и пошёл по направлению к лестнице, но мадам заговорила снова.

– Но только после того, как мы закончим разговор. И не поворачивайся спиной к даме, сукин сын!

Я обернулся.

– Но ты ведь сказала, что занята?

– Если ты хочешь, чтобы тебя отпоили коньяком, лучше говорить прямо. И не надо мне вот этих спектаклей а-ля "я никому не нужен".

Стоявшая рядом Ада прыснула со смеху.

Мадам кивнула ей с улыбкой.

– Если что-то понадобится, дорогая – я у себя.

Я не нуждался в том, чтобы меня отпаивали коньяком – но всё же милостиво принял предложение мадам. Мы сидели на её балконе и смотрели на город.

Мадам размышляла.

– Ты наломал слишком много дров. Тебе впору ставить у себя дома камин.

– Дело в том, что я немного запутался со всем этим. То есть… я не могу сказать, что остался равнодушным к тому, что мне сказала Надья. Я, конечно, могу сыграть всё, что угодно. И могу сделать какое угодно лицо. Но это совсем не значит, что я чувствую то же самое.

– Думаю, ты понимаешь, что ты – центр всего этого, гадёныш. Да?

– Думаю, ты понимаешь, что я и понятия не имею, что мне делать?

– И не дерзи мне. Ты ужасно себя ведёшь! Пора тебя отшлёпать.

Я посмотрел на остатки коньяка в бутылке и после секундного колебания разлил всё по рюмкам.

– Может быть, мне уехать? Куда-нибудь подальше?

– Как бы далеко ты не уезжал, от себя ты не уйдёшь. Ты любишь эту женщину, Брайан. Просто не хочешь себе в этом признаться. Ты даже представить себе не можешь, как это больно – каждое утро открывать глаза и думать о том, что на расстоянии вытянутой руки есть твой человек. Но этот человек твоим никогда не будет. Только потому, что он не верит самому себе. А Надья… Надья странная женщина. Но одно я могу сказать тебе точно – она не для тебя. И ты не для неё.

Тем более.

Я разглядывал крошечную птицу, которая вальяжно расхаживала по перилам балкона.

– Не верит самому себе? Что это значит?

– Ты и сам прекрасно знаешь, что это значит.

Я прижал ладонь к груди.

– И ещё у меня в последнее время болит сердце.

Мадам назидательно подняла палец.

– Тебе надо всерьёз заняться своим здоровьем. Меньше пить. Меньше курить.

И в подтверждение своих слов она закурила.

– Знаешь, – сказал я, – мне иногда кажется, что это просто какая-то дверь, которую я не могу открыть. Или же не хочу.