Ирина Щеглова - Женщина – птица парная

— Разумеется! — возмутилась жена. — Не понимаю, к чему ты клонишь? Если намекаешь на отношения Лены и Глеба, так и скажи. В идеале да, любовь, но в реальности? Ее не всегда встретишь. Вот люди и вступают в брак, — она слегка запнулась, — с тем, кто подвернется.

— Вот именно! — Я не собирался сдаваться. — Без сомнения, институт брака был необходим человечеству, особенно в те времена, когда женщина одна ни за что не выжила бы и не подняла детей. Всякий брак, так или иначе, как-то регистрировался. Во все времена у всех народов мужчину и женщину как-то представляли общине, в которой существовали, и богам, которым поклонялась община. Свадьба — это такое таинство, мощный ритуал, уходящий корнями в такую древность, что сейчас, пожалуй, нет смысла искать первопричины его появления. Хотя, если мы заглянем в Библию, первое бракосочетание произошло очень просто: Господь, создав мужчину и женщину, велел им «плодиться и размножаться» и сказал, что «прилепится жена к мужу, и будут одна плоть». Собственно говоря, это все. Коротко и просто. А, как известно, что Бог сочетал, человек не разлучит…

С тех ветхозаветных времен воды много утекло, один Всемирный потоп чего стоит! Понятное дело, ритуал брачного соединения усложнился, но в то же время и упростился. Это в том случае, если мужчина просто брал женщину силой на войне или по какой-то иной надобности. Просто по праву сильного. Женщины, как и мужчины, покупались и продавались, занимались продажей собственного тела. И те, и другие создавали гаремы, это когда блуд был узаконенным, или просто блудили на стороне, когда многобрачие не дозволялось. Но изначально Бог создал мужчину и женщину! Заметь! Не одного мужчину и четырех жен и не одну жену и десяток мужчин, а именно его и ее. Так что же с нами произошло?

— Ты чего на меня набросился! — возмутилась Аня. — Тоже мне, кухонный проповедник! Если тебе есть что сказать, напиши книгу и издай. Глядишь, денег заплатят.

— Ты думаешь, все можно измерять деньгами? — Сам не знаю, из-за чего так возбудился, но меня определенно несло.

— А что тут плохого? Покупает же Лена дурацкие книжки из серии «Как влюбить в себя любого». Так чем ты хуже американских авторов? Пусть лучше тебя читает.

Я отмахнулся:

— Все, что я тут высказал, старо, как мир, и никому не интересно.

— Ты сделал такой вывод только потому, что вообще ничего не хочешь делать, — парировала жена.

Вот как с ней разговаривать после этого?

И я покинул поле боя. То есть удалился с кухни с гордо поднятой головой. Но не чувствовал себя побежденным. Внутри бродили мысли и просились наружу.

Я открыл ноутбук и записал:

Мужчина и женщина

Если взять за основу библейскую историю, можно сделать такой вывод: в какой-то момент после грехопадения и изгнания из Рая человек потерял чистоту помыслов, потерял что-то очень важное, даже главное. И приобрел вместо этого утерянного алчность. И с жадной поспешностью начал стремиться к обладанию. Эта жажда скоро стала распространяться на все, что окружало человека: не только на землю и всевозможные блага на ней, но и на других людей, в частности на женщин. Говорят, когда-то был матриархат, женщина правила родом, а мужчина ей подчинялся. Не знаю, не знаю… Может, и было что-то, но, скорее всего, нет.

Я задавался вопросом: ну почему совокупление — плохо? Что такого в том, что женщина и мужчина хотят друг друга и, так сказать, осуществляют свое желание. Вспомним святого, победившего свою похоть. Кажется, его звали Антонием, и он лет тридцать провел в пещере. Спрашивается: зачем? Зачем, если сам Создатель велел плодиться и размножаться? И до меня дошло наконец! Этот человек понимал, что у него нечистые помыслы. Понимаете? То есть он не может полюбить женщину, одну, единственную, не может стать мужем и отцом. А способен только на блудные желания и действия! Именно поэтому человек ушел в пещеру. Подумайте! Какой образ! Пещера, большая или маленькая, неважно, как бы олицетворение всех женских пещер, совокупность, объединение. Антоний ушел весь на тридцать лет в темноту и боролся с собой. Точнее — с собственной греховностью, уничтожал в себе беса. Потому что чистый человек с чистыми помыслами даже не станет задумываться над своей похотью, он ею не обладает. Он умеет любить, эта способность дарована ему Богом, с любовью этот человек рождается в мире и с любовью смотрит на него. Потому для него другой человек не может быть объектом страсти, а только объектом любви, в которой греха нет и в помине. Но мы-то не знаем или забыли, что есть любовь.

Ять — значит иметь!

Ловлю себя на мысли… Наблюдая за парочками в метро или на улице, я словно бы вижу их чувство друг к другу: нежность, страсть, превосходство одного над другим или другой, демонстрацию власти над партнером, преклонение, а то и просто откровенную похоть, выставленную напоказ. «Смотрите! Я трахаю эту самку, я трахаю ее так и так, и даже так, как вам и не снилось!»

Почему-то сразу становится ясно до прозрачности, чем они занимались сегодня, о чем говорили, что будут делать в ближайшие часы и как разбегутся, оставив на память друг другу чувство резкой брезгливости или недоумения.

Больше всего жаль подростков. Они, бедненькие, только-только столкнулись со смутными, невыясненными пока желаниями, с ночными трепетными снами, с непонятным и непредсказуемым позывом. Когда вдруг потянет к незнакомой девушке, до сладкой дрожи, до горячего колотья где-то внутри, с тяжелым горячим комом внизу живота. И стоишь как дурак, обливаешься потом, а она летит, недоступная, неземная и странная, волосы развеваются встречным или боковым ветром, грудки тянутся к твоим ладоням. Но ничего нельзя, или можно?

И снова ночное томление, ее имя на губах, до стона, до невнятного полубреда. А потом отходит, отпускает, потому что прилетает другая, с терпким запахом, вздрагивающими ягодицами, смеющимся ртом… И еще, и еще! Да сколько же их!

Которая отзовется? Та, пышненькая с веселой челкой, или эта, похожая на стрекозу, а может, маленькая лисичка с раскосыми глазками и хитрой мордашкой? А хочется еще ту, что в телевизоре, с ногами от ушей, небрежной грацией, с лицом, на котором написано: как вы мне все надоели! О, уж она-то все знает! У нее опыт будь здоров!

Борьба с собой под одеялом, стыдливый восторг, волосатые подмышки и пробивающиеся усы.

Мама говорит подругам: «Совсем стал мужчиной!»

Да если бы!

А они, они, птички-чирикалки, непонятные, звонкие, порхающие? Что они?

Да ведь там все то же. Жаркие шепотки друг дружке на ушко, и это ушко, на солнце становящееся прозрачным, вдруг краснеет, а шепот все быстрее и жарче, и взгляд после того такой внимательный. «А он сказал…», «А потом посмотрел так…» — «А ты?» — «Я сделала вид, что не вижу…»

Первые робкие ростки того, что потом превратится в так называемую любовь.

Все эти голенастые пигалицы как-то внезапно, в одно лето, хорошеют и наливаются, как ягоды клубники на грядке. Созрели…

Для чего?

Вот они уже пробуют себя, осознают, ощущают. Готовы показывать себя, ловят взгляды, укорачивают юбки, носят умопомрачительные джинсы так, чтоб попа становилась похожей на луковичку, ведь у женщины попа всегда будет луковичкой, потому что так уж она устроена: бедра для того, чтоб рожать… а еще для того, чтоб вызывать желание.

Ах, далеко не все красавицы. Но у каждой наступит свой звездный час, когда именно она станет королевой бала.

А что после бала? Разбитая тыква, изорванное платье и потерянная обувь?

Красота — наказание или благо…

Не родись красивой, а родись счастливой — так в народе говорят. В юности я терпеть не мог эту поговорку. Что за бред! Даже в детском саду хорошенькие девочки вовсю пользуются своей внешностью. К ним и воспитательницы лучше относятся. Кстати, это и хорошеньких мальчиков касается.

«Ах, какой чудный младенец! Какая лапочка! Красавчик! Ангелочек! Тюсечки-пусечки…» и прочие вопли восторженных взрослых витают над красивым ребенком и помогают ему выживать в нашем непростом мире. Некрасивых детей любят только их родители, дедушки — бабушки, да и то не всегда…

Так можно ли рассчитывать на счастье, не будучи красивым?

Можно ли научить человека любить?

Написав последнее предложение, я понял, что задал один из тех вопросов, на которые нет ответа. Типа: кто виноват и что делать?

Очевидно, что необходимо подумать об этом на досуге.

И еще почему-то я вспомнил о Марининой визитке, лежащей во внутреннем кармане куртки.

Современный человек со своим эгоизмом и «самостью» буквально замкнулся на самом себе. Отвергнув любовь, он перестал любить не только ближнего, но и себя.

Глеб позвонил, когда Лена выходила из Гостиного Двора.

— Да, Глебушек, — нежно проворковала она.

Они расстались утром, и сегодняшний вечер был свободным. Поэтому Лена с Машей собиралась в кино.

— Я соскучился, — услышала она грустный голос. «Какой он милый», — подумала Лена и улыбнулась:

— Я тоже, — ответила она.

— Приезжай, — попросил он и добавил: — пожалуйста!

Лена заволновалась. Во-первых, она еще не была дома и надо было хотя бы переодеться и сменить белье. Во-вторых, она пообещала Маше сходить в кино. Но Глеб так трогательно попросил ее приехать: он уже приготовил ужин, ему грустно и одиноко и так хочется увидеть ее.

— Ладно, милый, я приеду, — пообещала она.

Вздохнув, нажала отбой и повернулась к Маше:

— Извини, а? Сегодня не получится, сама понимаешь…

— Да ладно. — Казалось, Маша не сильно расстроилась. — Пойдем, провожу тебя до метро. У вас, я смотрю, все серьезно?

— Сама не знаю, — ответила Лена. — Глеб человек тяжелый. Никогда не знаю заранее, в каком настроении его застану.

— А ты подстраивайся, — посоветовала Маша. — Мужики вообще капризные.

— Да, мне Аня то же самое советует. Я стараюсь, хотя, честно говоря, тяжело это. Все время заставляю себя сдерживаться, чтоб не нагрубить.

Маша усмехнулась:

— Хочешь жить, умей вертеться.

— Не знаю, на сколько меня хватит, — призналась Лена.

— Надо терпеть, — убеждала Маша. Она, хоть и была моложе лет на пять, позволяла себе учить старшую подругу.

— Да не привыкла я, — постаралась объяснить Лена. — До замужества вообще не понимала, как это, если не по-моему? А потом шесть лет жила с человеком, старалась понять его и, как оказалось, совершенно не понимала. Наверное, я просто не приучена, издержки воспитания. Теперь вот расхлебываю. Никак не могу смириться с тем, что должна соответствовать, прилаживаться к кому-то, как будто навязывают несвойственную мне роль, понимаешь?

Маша в таких тонкостях не разбиралась. У нее все просто:

— Учись. Ты же женщина. Наш удел — терпеть и прощать. А стервой можно быть с кем угодно, но не с тем мужчиной, за которого хочешь замуж.

— В том-то и дело, что не знаю, хочу ли за Глеба замуж, — призналась Лена.

— Ты уж как-нибудь определись, — посоветовала Маша.

Легко сказать: определись! Сегодня утром Глеб снова настаивал на том, чтоб Лена переехала к нему. Она снова обещала подумать. Хотя видела, он обижается. Да и сама устала от жизни на два дома. Надо было решаться. Но ее терзал страх. Глеб ей вроде бы нравился. Она не пылала страстью, но и не страдала от отвращения. Он был внимателен, даже нежен. Когда Лена приезжала вечером с работы, уставшая и голодная, ее ждали вкусный ужин, приятная беседа, чистая постель и необременительный секс. Глеб никогда не позволял ей мыть посуду. Сначала это нравилось. До тех пор, пока однажды она не поняла: ему просто не нравится, когда кто-то хозяйничает на кухне. Как-то Лена помыла за собой чашку и поставила ее в сушилку. Буквально в это мгновение она почувствовала спиной тяжелый взгляд Глеба. Обернулась — он смотрел напряженно поверх ее головы.

— Что-то не так? — спросила смущенная Лена.

Он взглянул на нее, смягчился:

— Нет-нет, все нормально…

А потом, когда она отвлеклась, подошел к сушилке, заново помыл чашку и поставил ее обратно. Лена могла поклясться, что чашки в сушилке стоят в определенном порядке, который нельзя нарушать ни в коем случае!

Он не курил. И хотя делал вид, что к Лениному курению относится спокойно, каждый раз, когда она выходила на лестничную площадку, вздыхал и замечал, как это вредно. Временами Лена раздражала его, это чувствовалось, но и он частенько бесил ее. Они оба друг друга только терпели. Как же можно переехать?

Глеб встретил ее в дверях, поцеловал в щеку, улыбнулся, поблагодарил за то, что она приехала. Он мог быть и очень милым, как сегодня. Лена решила расслабиться и позволить ему вести себя так, как он привык. Она не прикасалась к посуде, ждала, когда Глеб подаст ужин, потом спокойно наблюдала, как он моет посуду. «Ну и пусть, — думала про себя, — если ему так хочется, могу потерпеть, я всего лишь в гостях».