Деда я обнаружила в гамаке за домом. Судя по всему, в сотый раз перечитывал любимый роман Стивена Кинга. Странно, временами я была готова поклясться, что дедовский маразм не более чем игра, позволяющая дедуле избавляться от назойливого внимания окружающих. Кому охота общаться с умалишенным? Но иногда он умудрялся достать даже меня, и тогда я разве что не рычала, поскольку наши разговоры напоминали общение немого со слепым. Но могу сказать совершенно точно: деда я обожала. Даже когда его маразм зашкаливал за все мыслимые показатели. В детстве он всегда стоял за меня горой и прикрывал перед родителями мои мелкие шалости. Он же (а не мама, хоть она и уверяет обратное) научил меня читать, и первой самостоятельно и с интересом прочитанной книгой для меня стала «Занимательная физика» Перельмана. Он не отговаривал родителей, когда матушке с отцом приспичило делать карьеру в Штатах, рассудив, что каждый имеет право на собственные ошибки, если ему так хочется. Зато решительно принял мою сторону, когда я воспротивилась отъезду, и отстоял меня, как видите.

— Привет, деда! Как дела?

— Спасибо, Лизонька, все в порядке. Жаль только, поговорить не с кем с тех пор, как умерла Элейн. Ничего не поделаешь: собственное долголетие это и дар, и проклятие.

Понятно. Сегодня он опять в роли Пола Эджкомба, а дача — дом престарелых. Любимая сказка, черт побери. И кто меня надоумил подсадить дедулю на Стивена Кинга? И кто кричал, что «старшее поколение не поймет и не примет его книг»? Вон, наглядный пример в гамаке покачивается.

— Я тебе собеседника привезла. Как зовут — не знаю, так что придумай ему имя сам. Еда и всякие миски в сумке. Если не сложно — расчесывай его хоть иногда, а то у бедолаги шерсть мигом сваляется, потом стричь придется.

Я посадила кота к деду на руки. Дед робко погладил его между ушей, на что котяра разразился таким благодарным урчанием, что ему бы позавидовал колхозный трактор. Дед улыбнулся как ребенок, на голову которого свалился такой подарок, о котором он и думать не смел, и вот теперь он спрашивает: это точно его? Ошибки нет? Правда? От умиления у меня противно защипало в носу. А еще говорят, что циников похлеще сценаристов поискать надо.

Дабы не дойти до той точки, когда на глаза навернутся слезы, и мы тут втроем дружно зарыдаем над своей судьбой на потеху соседям, я отправилась собирать на стол. Минут через десять дед присоединился ко мне. Кота он держал на руках и отпускать не собирался. Впрочем, тот и не рвался нисколечко. Обнял деда лапами за шею и прижался большой лохматой башкой к его шее. Манто из дикого тушкана.

Отдав должное покупным салатам и полуфабрикатным котлетам, мы отправились обратно в сад дышать свежим воздухом и «завязывать жирок», как говорила покойная бабушка. Жирок свой мы холили и лелеяли, поскольку с ним в нашей семье всегда были проблемы. Наши кости категорически отказывались им обрастать. Конституция такая, что ж поделать?

Вспомнив наставления Темы, я спросила деда:

— Слушай, расскажи мне о своих вулканах. Как они это… извергаются? И про лаву. Правда, что на ней можно яичницу жарить? В «клубе кинопутешественников» один мужик хвалился, что ему примус на вулкане нафиг не сдался, если есть свежая лава.

Дед послушно завел разговор про вулканическую деятельность. Рассказывал он добротно и обстоятельно, но без огонька, словно читал намертво заученную лекцию очередному студенческому потоку. Чувствуя, что еще немного, и точно засну, я неожиданно для себя брякнула тоном Штирлица:

— Я все поняла, дед. А теперь поговорим всерьез. О чем ты хотел меня предупредить? Время пришло.

Дед дернулся, как будто его облили кипятком. Черт, кто ж меня за язык тянул? Дурацкая шутка. Но тут началось такое, что подумать над собственной глупостью времени у меня уже не осталось.

— От ясной погоды на сорок пять к закату. Удар коленом. Зри в корень. Кровавые бриллианты. Наследство Евдокимыча.

— Дед, ты чего? — опешила я. — Какие, к лешему, бриллианты?

— Кровавые. Наследство Евдокимыча.

Чувствуя, что голова моя идет кругом, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления.

— Дед, я все поняла. Будь спокоен.

— Враги повсюду, — отозвался он, понизив голос и склонившись вплотную к моему уху. — и они тоже знают про бриллианты. Время уходит, поэтому торопись. И будь осторожна!

А затем дед откинулся обратно и чуть ли ни на весь дачный поселок вопросил:

— А как там поживает твой приятель?

От неожиданной смены темы разговора я подавилась и закашлялась.

— Какой приятель, дед?

— Стивен Кинг, кто же еще! Вы же с ним — сценаристы?

— Ну да, можно и так сказать, — отозвалась я, чувствуя себя потенциальной пациенткой сумасшедшего дома. Или актрисой со сломанными ногами, от которой требуют, чтоб она сыграла балерину.

— Ну вот, увидишь его на работе — скажи, пусть еще книжку напишет. Очень мне его творчество по душе. Не забудешь, передашь?

— Куда ж я денусь, дед? Только он больше писать не хочет. Говорит — надоело. И столько леса на его книги извели, а ему деревья жалко.

— Ну, ты его хорошенько попроси. Скажи, что не для себя — для деда стараешься. Пусть уважит старика. А я ему елку посажу, пусть не переживает за лес.

Вот так. Стивен Кинг уже мой коллега по работе. За соседними столами, наверное, сидим. Каждый день друг другу приветы передаем.

Вот и пойди, определи, что это было? Цирк с конями. Бриллианты кровавые, Евдокимыч какой-то со своим наследством. Интересно, из какой книжки дед это выцепил? Вроде, я ничего отечественного ему в последнее время не привозила. Может, кто из соседей дал почитать? Ладно, сейчас не до того, а потом я пошарюсь у деда в библиотеке. Не мог же он это просто взять и придумать!

Я еще с полчасика посидела на гостеприимной даче, а потом дед с котом на плечах проводили меня до калитки, и я отправилась обратно в пыльную и душную столицу. Трясясь в электричке, от нечего делать я еще раз припомнила все, что сказал дед. «От ясной погоды на сорок пять к закату. Удар коленом. Зри в корень», и дальше про бриллианты. Галиматья какая-то. И какие это враги не дремлют? Соседи по даче? Плюс мифический Евдокимыч. Нет, ничего не сходится!

Ехать было долго, поэтому я так и сяк прикидывала, не мог ли дед говорить о каком-нибудь конкретном человеке. Но о ком? Среди наших родных никого с таким отчеством не было. Среди немногочисленных дедовых приятелей и учеников — тоже. На дачах — никого. Значит, все-таки из книги. Знать бы еще из какой! Когда дед входит в образ Пола, мне с ним общаться легко и просто, потому что я знаю содержание «Зеленой мили», и знаю, какие реплики он от меня ждет. А тут полная засада.

Хорошо хоть с котом разобрались. Кот приобрел новый дом, дед — приятеля. Теперь им не так скучно будет. Единственная проблема, это если Машка позвонит и потребует своего кота обратно. Но что-то во мне говорило, что она этого не сделает. По крайней мере, в зомбированном состоянии.

Черт. Что же все-таки делать с Машкой? Пропадет ведь. Этот Вова — стопроцентный сектант. Наверняка Машку гипнозом убедил в собственной неотразимости, а теперь манипулирует ею, как хочет. И зачем ему нужна именно Машка?

Я вспомнила свою подругу и вздохнула. Да, неудивительно. С ее внешностью она лакомый кусочек для любого, не только для Вовы-спортсмена, эксперта по дыханию. И погода, как назло, теплая стоит. Вот была бы холодень, тогда никаких проблем. Вова из Машкиного дома в пять секунд вылетел бы пробкой. Но пока наступят холода, эта парочка вполне успеет навестить ЗАГС, и тогда пиши пропало. Засада.

На вокзале я чуть-чуть подумала, ехать домой или сразу отправиться к Теме, и выбрала второй вариант. Почему-то лицезреть Толика мне сейчас не хотелось до полного душевного отвращения. И без него проблем хватает.

Добравшись до Темы, я ничего не стала рассказывать ему о словах деда, а рухнула спать. Тема был настолько счастлив, что я вернулась без кота, и ему больше не придется глотать супрастин, что даже не поинтересовался, когда же я собираюсь оставить его квартиру. И то хлеб.

* * *

Утро понедельника началось как обычно: печально и без азарта. Работать после выходных не хотелось никому. Хотя каждый из нас и понимал, что других вариантов нет, хоть тресни. Чего бы не случилось, каждую неделю наша группа должна выдавать на-гора положенное количество серий. Творческий конвейер, или как говорила про себя Агата Кристи, «я — автомат, я безотказный сосисочный автомат». Вот и мы такие же, безотказные…

Вяло пообсуждав, кто где и как провел свободное время, мы приступили к очередному блоку серий. Поскольку маскировать дальше беременность Милы было бы полным маразмом, дружно решили, что ее мать, сиречь Ирина, это наконец-то обнаружит. А потом начались разногласия, да такие, что остальной персонал нашей конторы зашхерился по кабинетам, в ожидании, пока пройдет буря.

— Она же ее мать! — с пафосом рыдала Виолетта. — Она не оставит ее в беде!

— Ирина уже подозревала свою дочь в связи с Романом, а тут такое! Наверняка выставит из дома, да еще и пендалей надает. Устроим ей шикарную сцену ревности.

— И куда отправится Мила, в таком случае? Пойдет ночевать на вокзал?

— Ты что, издеваешься или придуриваешься, не понимаю? У нас прорва второстепенных персонажей, которые только и ждут, чтобы их задействовали!

— Точно! Надо, чтобы ей помог ее предполагаемый отец, Семен.

— Так они же еще даже не знакомы! Как он ей поможет? И с каких, главное, коврижек? Просто девочку станет жалко, и он ей бабок отвалит? И квартиру ей снимет?

— А почему бы и нет?

— Да потому, что по предыстории он у нас — человек небогатый, если помнишь. Ему самому жить не на что, он и к Ирине приперся только потому, что надеялся, что она ему поможет по старой памяти. И он у нас пока не догадывается, что Мила могла бы быть его дочерью.

— Значит, надо, чтоб догадался.

— Два таких сильных события на одну серию? Не катит. Перебор.

— Тогда разнесем по разным! В чем проблема-то, не пойму!

— Проблема в том, что после того, как Ирина узнает про беременность дочери, Миле станет негде жить!

М-да. Что-то у всех неприятности с жильем, даже у мыльных персонажей. Сплошные совпадения. Интересно, а кто-нибудь из них собирается заняться ремонтом квартир? Тогда бы точно был полный аут.

— Но ведь Ирина сама беременна! — снова заканючила Летка. — Женщина в такие моменты более трепетна, более ранима. Как она может так поступить со своей единственной дочерью?

— Так, братцы, — вмешалась в общий базар Тамара, — смотрим, что потенциально несет нашим героям больше сложностей: если Мила останется с матерью под одной крышей, или если покинет ее?

— Конечно, если покинет! — вразнобой заголосили все мы.

— Значит, решено: Ирина прогоняет Милу. И прогоняет жестоко, с криками и воплями на пол-микрорайона о том, что дочь ее проститутка и спит, с кем попало. Совершенно ясно, что Мила матери не раскроет, что ждет ребенка от Романа. Серию заканчиваем тем, как неприкаянная и зареванная Мила бредет по улице в никуда, и тут ее кто-то останавливает за плечо. Кто — мы не знаем, потому что видим только руку. Мила оборачивается и смотрит испуганным взглядом прямо в камеру. Смотрит так, как будто ее сейчас убивать будут.

— М-да, это не крючок, это гарпун целый.

— А кстати, кто ее остановил? Маньяк — любитель беременных девочек?

— Маньяк у нас не прописан, так что остановит ее бывший парень Коля. Хватит ему среди массовки жаться и глядеть на Милу глазами побитой собаки. Пришла пора и поработать. Пусть предложит ей кров, еду, себя любимого, попорхает от счастья, что она рядом с ним.

— А ребенок? Она же не от него беременна!

— А он об этом знает? Мы же их уже серий десять точно, как разводим и видится не даем. Формально они друг с другом переспали, пусть и один-единственный раз. Так что никаких проблем! Пусть ведет к себе домой, гордится направо-налево, что скоро станет отцом. Он же слюнтяй и рыцарь, дождавшийся своего часа. Да и Миле в такой ситуации особенно выбирать не приходится, разве что заткнуться и принять заботу Коли. Нет, она, безусловно, будет страдать, будет порываться сказать ему всю правду, но мы ей этого сделать не дадим. Тем более, что к Коле у нее какие-то чувства остались. Не забывайте, они у нас с детства дружили, а это немало.

— А как же Роман? Он-то как позволит сначала Ирине выкинуть Милу из дома, а потом и Миле жить с Колей? Мила же его настоящая любовь, и прочие сопли в сахаре?

— Когда будут разборки с Ириной, мы его отправим на вокзал за билетами. Пару серий назад Ирина у нас выражала желание отдохнуть. Вот она и послала мужа разбираться с турагентствами. Все равно больше ни на что другое не годен. А когда он вернется домой, Милы там уже не будет. И где ее искать, он тоже не знает, потому что а) не догадывается, что она могла вновь вернуться к Коле, и б) он не знает, где живет Коля. Пусть страдает оттого, что его любимая женщина пропала. Пусть ходит по улицам и ищет ее. Пусть обзванивает знакомых. Чем не драма?