– Что будет, то будет, – повторил Максим и нежно поцеловал ее, крепко держа в своих объятьях. Нет, он ни за что не хотел ее отпускать. Они оба принадлежали друг другу. Две половины сходятся, чтобы образовать целое.

В тот момент там в розарии между ними возникало нечто, и они оба это поняли, хоть оно и осталось неизреченным.

42

– Я намерен жениться на моей мечтательной красавице, – ни с того ни с сего заявил Максим Алану Трентону. Ранним утренним рейсом они летели в Лондон, возвращаясь в понедельник домой после затянувшегося уик-энда в Париже.

Корешок посмотрел на друга.

– Да, знаю, – сказал он. – Конечно, я знал об этом еще в субботу вечером.

– Боже милостивый! – воскликнул Максим. – Неужели у нас все было так ясно?

– По крайней мере для меня. Любовь я могу опознать с первого взгляда, если coup de foudre,[20] как говорят французы, происходит в моем присутствии.

– Да, старина, меня как молнией шибануло. Я жутко в нее влюбился. Хочу, чтобы она стала моей женой и матерью моих детей, и я намерен прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Поделюсь с тобой секретом, Корешок: от одной мысли, что буду вдали от нее, я делаюсь по-прежнему больным. – Максим покачал головой. – Со мной такого никогда еще не бывало, боюсь, влип я крепко.

– Я все понимаю, Граф, она красивая девочка, у нее симпатичная, теплая и дружелюбная натура. – Корешок поколебался, но потом спокойно добавил: – Она, конечно, очень еще молода.

– Это верно. Зато, с другой стороны, в свои восемнадцать она податлива, можно лепить.

– Я бы на это не слишком рассчитывал. Анастасия может оказаться не столь мягкой и пластичной, какой ты ее себе воображаешь.

Максим вскинул бровь и посмотрел на Корешка своим пронзительным взглядом:

– Что дает тебе повод так думать?

– То, что я наблюдал в субботу вечером. Во-первых, я полагаю, у нее есть характер и сила воли; готов поспорить на что угодно: она упряма, как черт. И потом, девочка умна. Многое мне вспомнилось в этот уик-энд такое, о чем я слышал о дочери Деревенко не впрямую, а косвенно, в разговорах моих родителей. Она блестящая ученица, у нее незаурядный интеллект, она так же художественно одаренная натура, как и ее мать, которая, кстати, если ты этого еще не знаешь, весьма известный и высоко ценимый в Париже дизайнер по интерьерам.

– Анастасия ничего мне об этом не говорила. Боюсь, мы были слишком заняты друг другом.

– Короче, девушка она исключительная, Максим. Я уверен, что она не из податливых.

– Да, да, я с тобой согласен, Корешок, и я рад, что она такая. Податливость вовсе не та добродетель, которую я ценю в женщинах. Ты, как никто, должен бы это знать. Когда я употребил слово «пластичная», я имел в виду, что такой женщине не свойственны косность, душевная неповоротливость, что она гибкая, готова обучаться. Я хочу женщину, которая будет идти вровень со мной, расти вровень со мной. Я не хочу жену из мягкой замазки, из которой можно вылепить в точности то, что мне надо.

„Да неужели?" – подумал Корешок, но сказал другое:

– Тогда, я вижу, ты нашел в Анастасии свой идеал женщины. – Корешок слегка поерзал в кресле и наклонился к Максиму: – Ты говоришь, намерен жениться. А как насчет ее родителей? Им не покажется, что она еще чуточку молода для замужества в этом году?

– Безусловно. Но Анастасия считает, что мы можем наметить это на будущий год, когда ей исполнится девятнадцать.

– Ты, значит, уже сделал ей предложение? – Теперь настала очередь Алана поднять бровь.

Максим хихикнул:

– Более или менее. В субботу вечером, и как бы между прочим. Но она знала, что я об этом всерьез, и я знал, что она тоже всерьез, и она подтвердила это словами. Мы понимаем друг друга, Алан. Правда, это так. – Максим умолк, посмотрел в иллюминатор, затем опять перевел взгляд на друга: – Факт, конечно, весьма экстраординарный, но мы с ней – на одной волне.

– Счастливчик! Надеюсь, глядишь, и у меня будет с женщиной что-нибудь в этом роде, с такой же взаимностью.

– Не сомневаюсь, будет и у тебя. А как с Камиллой Голленд? По-моему, вечером в субботу тебе с ней было очень недурно. Потом у вас было свидание и в воскресенье. Она тебя заинтересовала?

– Меня-то да, будь у меня хоть полшанса. Но ее ко мне лично не тянет нисколечко, хоть тресни.

– Мужчина в ее жизни есть?

– Сдается, что нет и давно не было. Кажется, у нее с кем-то была связь, и даже очень на это похоже, но он умер. Вдруг, скоропостижно скончался. Она интересная женщина, Граф, и вовсе не такая, как можно о ней подумать, учитывая ее шикарный вид и все такое прочее. Она глубока и отзывчива, у нее вполне интеллектуальный склад ума, и в этот уикэнд я обнаружил, что она очень чувствительна в самых разных смыслах и далеко не пустышка блондиночка из кинозвездной мелюзги.

– Я и не считал ее такой. Она слишком хорошая театральная актриса, чтобы быть пустышкой. Но поскольку у нее никого нет, ты мог бы ее еще раз пригласить.

– Уже пригласил, – признался Корешок, смущенно ухмыляясь, – и она согласна. Мы ужинаем в пятницу в «Ле А».

Максим шлепнул друга по руке и засмеялся:

– Спрашивается, почему я всегда думаю, что ты не мастер рвать подметки на ходу?

– Да брось, Граф, я же не такой плейбой, как ты!

– Ты отлично знаешь, что это голая фантазия британской прессы, – запротестовал Максим, как всегда, сразу переходя в оборону, даже если поводом была шутка. В этой области чувство юмора его подводило.

– Да знаю я, знаю, – извиняющимся тоном сказал Корешок, – не заводись. Ты когда возвращаешься в Париж повидаться со своей дамой сердца?

– В этот уик-энд. Но не в Париж. В Канн. Анастасия с матерью отправляются к себе на виллу в четверг, так что я, думаю, подскочу туда самолетом утром в пятницу, устрою себе длинный уик-энд на Лазурном берегу.

– Остановишься у них?

– Не приглашен я, Корешок.

– Если хочешь, можешь остановиться на вилле моих родителей. Кстати, она в полном порядке и наготове, и там нет ни души.

– Спасибо, ценю твое предложение, но – благодарю. Я собираюсь заказать двухкомнатный номер в отеле «Карлтон». Это удобней.

– Если передумаешь, дай знать. – Корешок сидел, откинувшись на спинку кресла, но вдруг резко выпрямился и взглянул на Максима: – Как же ты полетишь утром в пятницу? Я считал, у тебя на этот день назначена встреча в Шеффилде с генеральным директором «Хардкасл Сильверсмит». Насчет приобретения компании.

– Все так, но я собираюсь ее перенести. В Йоркшир я съезжу в среду. Так что никаких осложнений.

– Это уже клинчует! – воскликнул Корешок.

– Что значит «клинчует»? – не понял Максим.

– То и значит, что ты ставишь женщину выше дела. Раньше ты никогда так не поступал. Выходит, Анастасия для тебя означает весь твой мир.

– Так и есть. Тем не менее, если я не повидаю Анастасию в ближайший уик-энд, я не смогу это сделать до начала августа.

– Почему? Ты разве не собираешься пожить с нами на Ривьере в июле?

– Боюсь, Корешок, не получится до конца первой недели августа. Мне очень жаль, но ничего не поделать. Я должен съездить в Берлин повидать тетю Ирину, а из Берлина полечу в Нью-Йорк на встречу с банкирами Уолл-стрит.

– Да, Граф, у тебя в этом месяце напряженное расписание.

– Все не так страшно, и честно говоря, меня это нисколько не выматывает. – Образовалась небольшая пауза, в течение которой Максим внимательно смотрел на Корешка, а потом, ухмыльнувшись, сказал: – Так ты будешь моим главдругом, а?

– Ты еще спрашиваешь! – тоже ухмыльнувшись, воскликнул Корешок.

Максим поджидал Тедди в гриль-баре «Савоя». Этот отель был одним из ее любимых мест, поскольку вызывал весьма романтические ассоциации, что и явилось главной причиной, побудившей его избрать для их встречи «Саввой». Ему хотелось, чтобы она была в соответствующем умонастроении, когда он будет рассказывать ей об Анастасии.

Он пришел первый и, когда она вскоре появилась в дверях бара, невольно восхитился ее видом. В свои сорок Тедди стала по-настоящему интересной женщиной. Годы пощадили ее, и благополучие брака с Марком отразилось на ее лице выражением счастья. Она излучала спокойную уверенность, осуществленность чаяний, удовлетворение, и глаза ее искрились. Тедди, мысленно произнес он, моя дорогая, любимая моя Тедди. Что стало бы со мной, не будь тебя? Пока я рос, ты была главной и единственной опорой в моей жизни, и ты ею навсегда останешься, как бы там ни было. Он очень любил ее, и ее одобрение было для него существенно важно.

Максим заранее встал при ее приближении и обратил внимание, сколько шика в ее внешности и наряде: красивый льняной костюм темно-синего цвета с шелковой розой на плече, очаровательная белая шляпка и белые перчатки.

– Вид у тебя сногсшибательный, Тедди, – сказал он, когда она подошла к столу и он поцеловал ее в щеку.

– Спасибо, Максим, милый, – обрадовалась она, улыбаясь ему ясной, любящей улыбкой, садясь и стягивая перчатки. – Да ты и сам выглядишь не так уж плохо. Должно быть, ты хорошо провел уик-энд в Париже.

Он улыбнулся:

– Ты что хочешь?

Она перевела взгляд на его стакан:

– Если это у тебя тоник, а, по-моему, так оно и есть, то, будь добр, мне тоже.

Заказав для Тедди тоник, он наклонился к ней:

– Примерно через неделю я собираюсь навестить тетю Ирину. Ты не хотела бы вместе со мной побывать в Берлине?

– О, Максим, я бы с огромным удовольствием! – воскликнула Тедди и сделала гримаску. – Если бы только я могла, но, увы, – никак. Мы с Марком запланировали давным-давно маленький отпуск вдвоем без детишек. Поедем в Доунгэл пожить на Дромлохане. Там дом у Пеллов, где мы провели наш медовый месяц. Боюсь, сроки как раз совпадут. Но у меня есть для Ирины кое-какие вещицы, будь добр, захвати, передашь ей.

– Конечно, передам. – Он откашлялся, пытливо посмотрел на нее и сказал: – Тедди, я хочу кое о чем тебе рассказать.

Голос при этом у него был столь серьезен, что Тедди, глядя на него, даже слегка нахмурилась:

– О чем? Что такое, Максим? Что-нибудь стряслось?

– Как тебе сказать… Я тут познакомился с одной… Собираюсь на ней жениться.

Лицо Тедди озарилось радостным светом.

– О, родной мой, как я счастлива за тебя! Кто она? И почему мы с ней незнакомы, если у тебя такие серьезные намерения? Почему ты не пригласил ее домой на обед на Итон-сквер?

– Мы только что познакомились, Тедди.

– Когда? – Она слегка отодвинулась, склонила голову набок и испытующе смотрела на него.

В этот момент официант поставил перед ней стакан тоника. Максим переждал, пока они остались одни, после чего ответил:

– Все это произошло в последний уик-энд. В пятницу. То есть я увидел ее в пятницу и до субботы фактически больше не видел.

– Но сегодня только среда!

– Не имеет значения, я знаю, что у меня за чувство. Это что-то такое, чего я никогда раньше не испытывал. Она – та самая. Единственная.

Тедди была совершенно ошарашена, сидела и безмолвно смотрела на него.

– Ты ее полюбишь, Тедди, я знаю наперед, – заверил Максим. – Она как раз из тех девушек, о которых ты всегда для меня мечтала.

– О, Максим, миленький, это так… так скоропалительно. Откуда тебе знать или быть уверенным…

– Сколько времени потребовалось тебе, чтобы разобраться в своем чувстве к Марку, когда ты встретила его? – мягко спросил Максим, со значением взглянув на нее.

Она не отвечала, лишь задумчиво смотрела в одну точку.

– Да, твоя взяла. Всего несколько часов, от силы – несколько дней, не больше.

– Точно! Много времени и не требуется, чтобы человек понял, что он чувствует по отношению к другому человеку. Очень мало времени надо для этого, по моему опыту.

– Ты прав.

– В конце концов, я не намерен жениться на ней завтра же, так что у нас еще будет возможность узнать друг друга получше.

– Когда же вы думаете играть свадьбу?

– Будущим летом. Мы должны подождать год. Ты понимаешь, ей всего восемнадцать.

Тут Тедди и вовсе растерялась. Она старалась не показать это, но ей не очень-то удалось, и, отпив глоток, она поставила бокал на стол, посмотрев Максиму в глаза:

– Кто она такая?

– Анастасия Деревенко, – начал он рассказывать. И подробно описал, как они познакомились, и все прочее, что ему было известно об Анастасии.

Когда он закончил, Тедди сказала:

– Буду с нетерпением ждать знакомства с ней. Она, судя по твоему рассказу, очень незаурядная девушка… и из хорошей семьи. Я…

– Она не еврейка, Тедди, – спокойно сообщил он, перебив. – Это на всякий случай, если ты подумаешь, что они российские евреи – ашкенази. Нет, она не из них. Я надеюсь, что это не огорчит тебя и не расстроит. – Говоря это, Максим положил свою руку на ее и пытливо всматривался ей в глаза.