Максим махнул рукой в направлении яхты и продолжал:

– Корешок вечером телефонировал Дэвиду о нашем прибытии. И в типичной для него манере пригласил нас всех на ленч сегодня. Но Дэвид однозначно отказался, потому что ты его гостья, и он не хотел бы тебя огорчить.

Образовалась небольшая пауза. Максим поглядел на Камиллу в упор:

– Огорчить моим присутствием, если сказать точнее. – У него вырвался невеселый смешок, и вдогонку своим мыслям он добавил: – Дэвид потом позвонил Корешку сам, чтобы сказать, что я не должен обижаться.

– Ну и как ты?

– В общем-то нет, не обиделся. Но это заставило меня призадуматься. Я понял, что должен принести тебе извинения, Камилла.

– И с этой целью ты здесь?

– В некотором смысле.

– Как это понимать? – зондировала почву Камилла, не сводя с него глаз и держась начеку, готовая к беде.

Она ожидала неприятностей и уже готова была обороняться. Он был самый привлекательный мужчина, какой ей когда-либо встречался. Более того, она много лет была в него влюблена. Он совершенно запросто мог стать ее погибелью. Ей необходимо быть бдительной.

Сперва Максим не ответил на ее вопрос, но потом заговорил медленно, виноватым голосом:

– Мне очень жаль, Камилла, очень жаль. Я плохо поступил с тобой, и конечно же, ты не заслужила такого легкомысленного обращения. Это было очень худо с моей стороны.

Поскольку она молчала, оставаясь спокойной, он спросил:

– Ты принимаешь мои извинения?

– Да.

Максим улыбнулся:

– Тогда давай поцелуемся и – мир!

– О нет-нет! – закричала она. – Никаких поцелуев. – И отпрянула, протягивая ему руку. – Давай пожмем руки и – мир.

Он засмеялся. Его позабавил испуг Камиллы. Он пожал ей руку, но довольно формально, затем неожиданно нагнулся и поцеловал ей пальцы.

Прикосновение его губ взвинтило Камиллу. Она вырвала руку, отступила к столику и взяла бокал с шампанским, налитый им раньше. Стараясь скрыть свой страх, она повысила голос до неестественной для нее высоты:

– Если уж Дэвид был столь тверд, уберегая меня от огорчений, то каким же образом Корешок уговорил его позволить тебе прийти сюда вечером?

– Корешок не имеет к этому никакого отношения, – сказал он, придвигаясь ближе к ней. – Я позвонил Дэвиду с яхты сегодня утром. Я сказал, что хочу тебя видеть. Объяснил, что мне необходимо принести тебе извинения, что я хочу также, чтобы мы снова стали друзьями. И он предложил мне зайти приблизительно в семь тридцать. На коктейль.

– И он так легко согласился? – спросила она недоверчиво, подумав, что Дэвид – явный предатель.

– Ничуть. Он был очень тверд со мной. Мне пришлось долго его уламывать. Но в конце концов он сдался.

О да, подумала Камилла, по части уламывания, когда тебе надо, ты большой спец. Это мне очень хорошо известно. Но сказала она другое:

– Я по-прежнему совершенно уверена, что вы вдвоем очень ловко меня надули.

– Прошу тебя, не думай так, Камилла. И не сердись на Дэвида. Этот славный человек действительно очень тебя любит. Он считает, что поступил правильно. Он в самом деле имел наилучшие намерения, кстати, так же, как и я.

Теперь взгляд, брошенный на него Камиллой, был холодным, оценивающим.

– Когда я спросила тебя несколько минут назад, пришел ли ты сюда ради того, чтобы извиниться, ты сказал на это «в некотором смысле». Я хотела бы знать, что ты при этом имел в виду.

– Послушай, Камилла, я пришел сюда не только ради извинений. Я опять хотел тебя видеть, разговаривать с тобой, пригласить тебя на ужин.

– Нет, нет, я не смогу! – закричала она. Панический страх вновь охватил ее. – Я ужинаю здесь. Одна.

Он только улыбнулся.

Дрожа от злости, она сказала холодно:

– А тебе, случайно, не приходит в голову, что я не хочу ужинать с тобой?

Пропустив ее вопрос мимо ушей, он спокойно заметил:

– Дэвид распорядился, чтобы повар приготовил кускус. Это одно из моих любимых блюд. Обычно я ел кускус в ресторане «Эль Джазир» в Париже. – Он снова улыбнулся ей: – Так что мы здесь отужинаем вдвоем.

Она подалась на шаг назад, чтобы сохранить дистанцию:

– Я была права! Вы оба меня обманули!

* * *

Одно было Камилле ясно: Дэвид – первостатейный конспиратор. Он ушел, чтобы не быть Максиму помехой. Он устроил для них ужин в саду при свечах, где их обслуживали Али и Меноубах, его дворецкий и домоправитель. Как только стемнело, перед самым ужином Али включил потайные прожектора, осветившие фонтаны, апельсиновые деревья и цветочные клумбы, сразу проступившие из темноты. Сад приобрел совершенно фантастический вид. К тому же Али запустил романтическую музыку, заранее подобранную Дэвидом.

Круглый стол был поставлен под эвкалиптами на лужайке, сбегавшей вниз, к темному морю, посеребренному луной. Вечер был просто сказочный: исчерна-синее безоблачное небо, полное звезд, теплый воздух, напоенный ароматом жасмина.

Али то и дело подливал ей в хрустальный бокал охлажденное белое вино, и Камилла почувствовала, что начинает расслабляться. Она обнаружила, что не так уж голодна, всего лишь разок-другой поддев на вилку кушаний.

Вопреки своей воле и элементарному здравомыслию она сызнова подпадала под обаяние Максима, завороженная его чарами, гипнотизирующим голосом, исходящим от него теплом. Будучи полжизни влюбленной в него – да, ей тогда было двадцать пять, – она знала, что перед ним она особенно беззащитна. Вот и сейчас она хохочет над его россказнями, с удовольствием выслушивает все, что он говорит, и рада, что она с ним, плененная его магнетизмом.

Он был так прямодушен и прост с ней, что в какой-то момент во время ужина Камилла чуть было не спросила, почему он тогда, в январе, так неожиданно исчез из ее жизни. Но сдержалась. Испугалась его ответа – да, она не хотела его услышать. Не была уверена, что сможет уместить его в своем сознании, если Максим признается, что поступил так потому, что по-прежнему любит Анастасию. Эта мысль остановила ее, и она напомнила себе о том, что дала слово не поддаваться его ворожбе. Но никак нельзя отрицать, что в этот вечер он особенно хорош. Он ее ослеплял. И потому, когда он поцеловал ее в щечку, благодарный за раскат смеха, которым она отозвалась за какую-то его остроту, и потом, когда поднял ее руку и поцеловал кончики пальцев, она не отняла руки и не протестовала.

За крепким сладким кофе, поданным в маленьких чашечках, Камилла пристально всматривалась в лицо Максима при свете свечей, силясь понять мотивы его поведения. Похоже, он был здесь не только ради того, чтобы извиниться перед ней и поужинать.

После очень затянувшейся паузы, когда он ответил на ее долгий пытливый взгляд своим немигающим, она задала ему вопрос:

– Чего ты хочешь?

– Я хочу тебя, Камилла.

– Надолго ли?

– На эту ночь. И еще на две недели – пока я в этих местах.

– А потом?

– Не знаю.

– Что ж, по крайней мере, ты честен.

– Я хочу быть с тобой честным, Камилла. Меньшее тебя не устроит. Тем более теперь. Ведь верно? Ответь мне.

– Я тоже хочу тебя, не стану отрицать. Но… я боюсь.

– Не бойся. Обещаю, что я больше тебя не обижу.

– Ты меня обидишь тем, что будешь меня любить, всколыхнешь мои чувства, а потом уйдешь и не вернешься.

Он хранил молчание. Ни один мускул не дрогнул на его красивом лице.

Спокойно молчала и она.

Они поедали друг друга глазами, сгорая от взаимного желания.

– Я не стану твоей любовницей.

– Я знаю, – сказал он. Голос его был так же тих, как ее. Отодвинув стул, он поднялся. – Пойдем, прогуляемся по саду, – предложил он, помогая ей встать.

Она позволила ему взять себя под руку, чувствуя, как воля покидает ее, едва только дело касается Максимилиана Уэста. Вдруг он остановился, положил руки на ее обнаженные плечи, а затем повернул ее лицо к себе и стал разглядывать, легко прикасаясь к нему пальцами:

– Ты так прелестна, Камилла, и я страшно хочу тебя. Но не стану себя навязывать. Решение за тобой.

– Я тоже тебя хочу, Максим, – прошептала она. Он наклонился к ней и слегка поцеловал в губы, но тотчас отпрянул:

– Может быть, пойдем в дом?

В ответ Камилла могла лишь кивнуть.

Максим запер дверь спальни, прислонился к ней спиной и стоял, глядя на Камиллу и изо всех сил сдерживая себя.

Она вошла первой и теперь, неподвижная, как статуя, стояла посреди комнаты в полосе лунного света, лившегося через распахнутое окно.

Чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее давило у него в груди. Она была очень красивая женщина, настоящая английская роза. Она всегда держалась строго и благородно. Однако за этим фасадом благовоспитанности пряталась земная, чувственная, чрезвычайно желанная женщина. Именно этот контраст в ней больше всего волновал Максима, огнем разливаясь по жилам. С первого же момента их любовной близости он сразу почувствовал ее мощную сексуальность, дававшую ему силу вновь и вновь. С Камиллой он достигал оргазма по нескольку раз за ночь.

В течение трех месяцев, что они были вместе в прошлом году, она всякий раз полностью удовлетворяла его, когда они занимались любовью, причем так, как не могла ни одна другая женщина, кроме Анастасии, ныне для него потерянной. Он отогнал мысли о своей жене. Экс-жене. Думать о ней сейчас было для него губительно. Если он вызовет образ Стасси, то не сумеет ничего. Но не ради этого он проделал весь этот путь, разыскивая Камиллу, желая вновь быть с ней в постели, вновь разжечь чувства и восстановить связь. Теперь он не имел права завязнуть в раздумьях о прошлом. Меньше всего он сейчас нуждался в осечке такого рода, в душевном разладе. Он и так пребывал в нем на протяжении последних шести месяцев.

Максим правильно оценил Камиллу. Она была не из тех женщин, что легко меняют сексуальных партнеров, и он не сомневался, что после него в ее жизни других мужчин не было.

– О, Максим… – тихо произнесла Камилла, глядя в упор на двинувшегося к ней Максимилиана и делая шаг навстречу.

Он сбросил на стул пиджак, снял галстук и принялся торопливо расстегивать сорочку на ходу. Он остановился перед Камиллой и, улыбаясь, медленно размотал на ее шее длинный шифоновый шарф, вынул серебряные гребни из ее волос, каскадом полившихся на плечи и грудь.

– Сними это, – мягко велел он, прикоснувшись к лифу ее платья.

Она послушно сбросила платье и прижалась к Максиму голой грудью.

Он легким поцелуем коснулся ее губ, затем нагнулся и поцеловал груди. Округлые, упругие и высокие, похожие на груди девочки. Он продолжал осыпать их поцелуями, подводя Камиллу к кровати. Плавно опустил ее, склонился над ней, снял с нее туфли, стянул серые ажурные трусики. Поочередно отстегнул подвязки, осторожно стянул один чулок, затем другой.

Ее глаза неотрывно смотрели ему в лицо.

– Я постоянно думал о тебе, постоянно хотел тебя, месяцами. Не желаю сейчас все испортить спешкой.

– Да, – прошептала она. Сердце у нее учащенно билось, ее трясло. В ней начинал разгораться жар, чего с другими мужчинами у нее никогда не бывало. Только с Максимом Уэстом. Стоило ему взглянуть на нее, и она возбуждалась. Одна его манера снимать с нее белье уже доводила ее до экстаза, распаляла влечение. Она прикрыла глаза и подавила стон вожделения, не желая хотя бы малейшим звуком вызвать срыв напряжения, нараставшего в нем, в них обоих. Я хочу тебя, думала она. Сию минуту. Сразу. Сейчас же. Немедленно. Бери меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Максим. Максим, я любила тебя одного. Всю мою жизнь. Я любила одного тебя. Бери меня.

Он ласкал ее тело, но вдруг остановился и отодвинулся от нее. Она услышала его шаги по плитке пола. Открыв глаза, она увидела, что он расстегивает молнию на брюках. Он стоял возле стула и торопливо раздевался. Она жадно наблюдала за ним, смакуя в воображении каждый контур, каждую линию его тела: широкие плечи, стройные бедра, длинные ноги. Обнаженный, он вернулся к ней. И ее сердце дрогнуло, когда она увидела, как он возбужден.

Максим лег с ней рядом, обнял ее, поцеловал крепким, долгим поцелуем, горячим ртом вобрав ее губы. Она ощущала его мягкий сладостный язык, глубоко вбирала в себя его дыхание. Их тела слились.

Камилла лежала на прохладной простыне, блаженно наслаждаясь им. Она же клялась, что больше никогда не подпустит его к себе. А сейчас сама диву давалась: и зачем только она произносила эту клятву? Реальное значение имело лишь то, что происходило сейчас. Вот так, вместе предаваться любви, его рот на ее губах, его руки на ее теле. Его чудесные руки. Они были нежны, порхали по ней, по ее грудям, слетали по бедрам вниз, находя и лаская самую потаенную и нежную часть ее существа.

Она вновь раскрыла глаза, любуясь им, целующим ее живот, ее бедра, наблюдая за его губами, ласково пощипывающими ее по пути туда, куда они стремились и где, как всегда, наконец замерли. К его губам присоединились и трепетные пальцы, чтобы, вылущивая ядрышко ее женственности, быстро подвести ее к кульминации – он знал, как это сделать. Но, как только она ощутила дрожь приближения конца, она тут же попробовала сдержать себя.