– Раз уж об этом зашла речь, то мне хотелось бы задать тебе вопрос, – перебила его Камилла. – Максим, когда я пришла на яхту, перебрался из своего люкса и предоставил его мне. Это очень мило с его стороны. Но не понимаю, что мешает ему тоже занимать каюту-люкс. Насколько мне известно, на яхте три таких.

– Да, три. Одна у тебя. Мы с Марцией занимаем другую. Третья всегда заперта.

– Почему?

– Она принадлежит Анастасии. Ею пользуется только она.

Камилла недоуменно уставилась на него:

– И все равно не понимаю.

– Когда они разводились, Максим сказал ей, что она может себе оставить все, что захочет. Дом в Мейфере, виллу в Больё, апартаменты на Пятой авеню, эту яхту. Буквально все. Любое имущество, какое ей ни заблагорассудится. Но единственное, что она потребовала – это свой люкс на яхте, чтобы пользоваться им, когда она пожелает покататься с Максимом и детьми. Она также сказала, что предпочла бы, чтобы, кроме нее, никто в этой каюте не бывал. Он уважает ее желания. Каюта заперта. Если, конечно, Анастасия не на яхте.

– Почему только люкс? Почему же она не потребовала всю яхту?

Корешок приблизил к ней лицо и сказал тихо:

– Анастасия не захотела от Максима ничего, кроме денег, которых ей хватало бы на комфортную жизнь. Ни его шикарных особняков, ни яхты. Видишь ли, она развелась с ним не потому, что возненавидела его. Она развелась с ним из-за того, что чересчур сильно его любила, и потому вовсе не хотела содрать с него шкуру живьем. Конечно, любовь ее малость чокнутая и жадная. Анастасия всю свою жизнь выстроила вокруг него, сделала его сутью своей жизни и ее концом, центром своего бытия. – Корешок поморщился, грустно качая головой: – Так не годится. Ни для кого. В конце концов она поняла это и оставила его, в некотором смысле спасая себя.

– Но Максим, должно быть, ее любил. Она же наверняка это знала, – заметила Камилла.

– Знала. Но все-таки она не могла приспособиться к его жизни, к его бизнесу, к его распорядку. Он не тот, кто отсиживает с девяти до пяти, и никогда таким не был. Если он за что-то берется, то выкладывается, делает свое дело с азартом, с блеском…

– Для чего ему это? Почему он продолжает приобретать компанию за компанией, бесконечно расширяя свой бизнес?

– По натуре он создатель империй, основоположник династий. И не может он жить наперекор своему естеству, Камилла. Он и в этом блистателен, как я только что сказал.

– Но ведь наверняка теперь он достаточно богат. Он же мультимиллионер.

Корешок улыбнулся:

– Дело абсолютно не в деньгах. Дело в его потребности создавать, в ощущении того, что все вокруг подвластно тебе. Удовольствие в то и дело возникающих головоломных проблемах, в их решении. Ты пойми, это же все равно, что спросить у альпиниста, почему он хочет влезть на Эверест.

– И почему же он хочет?

– Потому что туда надо лезть. Покорять. Максиму тоже надо покорять.

– А разве Анастасия этого не понимала? – тихо спросила Камилла, приподняв бровь.

– Думаю, что понимала. Но от понимания ничуть не легче. Во всяком случае, для нее. Я всегда чувствовал, что у нее слишком хрупкая психика. По-моему, женщина, если захочет подладиться под жизнь Максима, должна быть не совсем без норова. – Помедлив, он добавил: – Ты смогла бы. Подладиться смогла бы.

– Так, по-твоему, я с норовом?! – воскликнула она с вызывающим видом.

– Молю Бога об этом! Да, в тебе есть некоторая норовистость, Камилла, в воде не тонешь, в огне не горишь. Ты только пойми меня правильно. Когда я говорю «норовистость», я имею в виду умение противостоять, силу, волю и несгибаемость. Не путай слово «нрав» со словом «вздорность». Большая разница. Женщина, у которой есть чуточку норова, может быть и эмоциональной, и тонко чувствующей, и мягкой, и любящей. Все это такие вещи, которых у тебя…

– Спасибо тебе, Корешок, на добром слове.

Он улыбнулся:

– А вот у вздорной женщины подлинные чувства напрочь отсутствуют. Ее участь – капризы.

– По твоим словам получается, что Анастасия была недостаточно стойкой, чтобы сдержать натиск бизнеса на жизнь Максима?

– Именно, если учесть, что он полностью отдается делу. Но это было бы еще полбеды. Как тебе, возможно, известно, перед самым разводом у Анастасии случился нервный срыв, но теперь ей уже намного лучше, она делает грандиозные успехи.

– Он говорил, они – друзья…

– Да. Она по-прежнему его любит, целует его следы и все такое… Но это дружба на расстоянии вытянутой руки. И это единственный способ для нее держаться в рамках, при той любви, какая у нее к нему… Я уверен, что у нее нет желания еще раз подвергать себя испытанию его стилем жизни.

Камилла кивнула, продолжая молчать. Ее подмывало спросить у Корешка, продолжает ли Максим любить Анастасию, но она придержала язык. Она предпочитала не знать о его чувствах к бывшей жене.

Неожиданно в бар вошел Дэвид Мейнс.

– Доброе утро! Доброе утро! – воскликнул он и тем самым прекратил дальнейшие разговоры об Анастасии.

– Чертовски жаркое утро, – сказал Дэвид, отдуваясь. – Испепеляющее. Не возражаете, если я к вам подсяду на чашечку кофе? Или у вас приват-беседа?

– Да ничего подобного, – возразила Камилла и сразу встала. Она направилась к буфету налить кофе для Дэвида. Поставила чашку на стол рядом с ним.

– Спасибо, дорогая, – поблагодарил он.

– Как продвигается сценарий? – полюбопытствовал Корешок.

Дэвид поднял большие пальцы на обеих руках:

– Просто колоссально. Я сделал открытие: мне нравится писать на яхте. Полная и блестящая изоляция, ничто не отвлекает.

В этот момент в проеме двери появился Максим с пачкой бумаг в руках. Прислонился с равнодушным видом к косяку:

– Всем доброе утро. Я должен несколько часов поработать, но, прежде чем исчезнуть, хочу чтобы вы знали: я прикидываю, как увеличить наше плавание еще на десять дней. Кто за?

И хотя обращался он ко всем, его блестящие темные глаза смотрели на Камиллу.

– Я, дорогой мой, – сразу ответила она с милой улыбкой.

– Пиши меня, шкипер, – сказал Дэвид.

– Идея – блеск, Граф! – воскликнул Корешок. – Нам с Марцией затея по душе.

Максим расплылся в довольной улыбке:

– Лейны и Тернеры снимаются завтра, как планировалось. Им лететь обратно в Лондон и в Штаты. Так что остаемся мы впятером.

54

Десять дней обернулись двумя неделями. «Прекрасная Мечтательница» подходила к Сицилии, побывав у берегов Мальты, в Ионическом море, где бросали якорь у нескольких греческих островов. Там в конце концов яхта развернулась и взяла курс на Танжер.

Теперь, когда другие гости отбыли, Камилле показалось, что Максим до конца расслабился и чувствует себя вполне привольно. К ее вящей радости, большую часть времени он проводил с ней. Похоже было, что он никак не может вдоволь насладиться ее обществом. Хотя он и работал всю неделю по нескольку часов в день, тем не менее был внимателен, заботлив и полон тепла. Ночью в ее люксе он бывал так же страстен, как месяц назад, когда впервые приплыл в Танжер, разыскивая ее.

Однажды вечером после ужина, когда остальные расползлись по каютам, Максим дольше обычного задержался у бара на главной палубе. Поскольку команда тоже отдыхала, они остались совсем одни, и тогда Максим сказал вполголоса:

– Я хочу кое о чем поговорить с тобой, Камилла.

– Давай, конечно, но о чем? У тебя такой серьезный тон и вид взволнованный.

– Нет, нет, я не волнуюсь. Но я серьезен. – Он властно задержал ее взгляд на себе, прежде чем сказать: – Как ты смотришь на то, чтобы выйти за меня замуж?

Камилла остолбенела. Такого поворота она ожидала менее всего и потому сидела молча, глупо уставившись на него.

Он усмехнулся:

– Ты чего-то испугалась, моя радость. Даже дар речи потеряла. Однако, прежде чем ты скажешь свое «ага» или «не», позволь объяснить тебе, что, если мы поженимся, в действие должны будут вступить кое-какие фундаментальные правила. Можно я расскажу тебе какие?

Камилла утвердительно кивнула. Ей было безразлично, что за правила он выставит: став его женой, она согласилась бы на любые. Она была влюблена в него до одури, готова была принять его на каких угодно условиях, оставаться его любовницей, если иначе никак нельзя, и все только для того, чтобы не потерять его.

– Если ты выйдешь за меня, я не хотел бы, чтобы ты отказалась от своей карьеры, – сказал он. – Она всегда была существенной частью твоей жизни, Кам, и для меня очень важно, чтобы ты оставалась актрисой. В кино, на сцене. И еще мне хотелось бы, чтобы в январе ты снималась в фильме Дэвида.

– То есть, иными словами, ты предпочитаешь, чтобы я была занята своим делом в то время, когда ты командуешь своей империей.

– Да. Но ведь это лучше и для тебя. Ты великая актриса, ты в расцвете своего таланта, у тебя блестящая карьера. У тебя есть имя, очень громкое имя. Мне совсем не хотелось бы, чтобы ты от всего этого отказалась, пожертвовала результатами своего труда, всем, к чему стремилась много лет. Я хочу, чтобы ты имела успех, испытывала чувство удовлетворения от достигнутого.

– Я должна работать, Максим, точно так же, как ты. Иначе они выволокут меня в смирительной рубашке. Да я просто не знала бы, куда себя девать, откажись я от сцены.

– Я тебя понимаю, Кам. Теперь слушай дальше. Мне требуется большое пространство. Оно мне нужно для того, чтобы как следует делать свое дело. Я не хочу, чтобы ты обвилась вокруг меня, превратив меня в цель своего существования. Я должен много ездить по белу свету, перемещаться, и я надеюсь, ты это понимаешь. Конечно же, ты сможешь бывать со мной в более продолжительных путешествиях. Я буду очень рад этому. Но не в коротких деловых поездках. Они бывают слишком напряженными, я по горло занят встречами. Я не хочу никаких помех, не хочу, чтобы меня отвлекало от дел беспокойство за мою жену. Я всегда точно устремлен и нацелен, у меня стопроцентная сосредоточенность. Я не могу быть иным. Бизнес – огромная и жизненно важная часть моего бытия.

– Я это знаю.

– Также бывают периоды, когда мне необходимо видеться с Анастасией и с нашими детьми, Аликс и Майклом. Дни рождения, некоторые праздники… Тебя это не будет огорчать, как ты думаешь?

– Нет, конечно. Я думаю, было бы довольно странно, если бы ты с ними не виделся по важным поводам. А как на это посмотрит Аликс с Майклом, если ты на мне женишься? Вторые жены не всегда пользуются успехом.

– С этим проблем не будет. Они оба уже большие. Аликс теперь двадцать, Майклу девятнадцать как-никак. Они взрослые.

Она кивнула.

– Ну что ж, давай дальше. Каковы остальные твои фундаментальные правила?

– Больше нет – это все.

Камилла молчала, вид у нее был задумчивый.

– Ну а с твоей стороны? Возможно, у тебя есть какие-то основные правила?

– Нет, Максим, у меня нет.

– Выйдешь за меня замуж?

– Конечно, выйду.

То, что это единственное, чего она когда-либо по-настоящему хотела, она говорить не стала. Максим засиял и обнял ее.

– Ты же знаешь, я не могу быть холостяком, не так устроен. По натуре я для этого слишком моногамен, – сказал он, слегка касаясь ее щеки. – И я никогда ничем тебя не обижу, милая.

– Я в этом уверена.

Он наклонился к ней, расцеловал и прошептал ей в волосы:

– Мне откупорить шампанское сейчас, чтобы мы отпраздновали наше вступление в супружество? Или мы это сделаем в постели?

Она молчала. Высвободившись из его объятий, она встала и подала ему руку. Максим взял ее под руку, и они отправились к ней в каюту.

В своем нетерпении он едва мог дождаться, пока она разденется и ляжет. Страсть яростно взыграла и взорвалась почти сразу, как только он овладел ею, и впервые за все эти недели любовных игр он выкрикнул ее имя в момент кульминации.

Значительно позднее той же ночью, после любовного акта, но не такого поспешного, как первый, и доставившего ей удовлетворение, он сел в постели и заглянул ей в лицо:

– А давай не будем ждать, Кам. Давай поженимся немедленно.

– Когда тебе угодно, – сказала она, протянув руку и гладя ему затылок. Ее взгляд был полон любви.

– Мы совершим это завтра, – объявил он, расплывшись в широчайшей улыбке. – Или послезавтра. Через несколько часов мы придем в Танжер. Британский консул поможет нам. Первым делом я отдам все необходимые распоряжения. У тебя как, все в порядке?

– У меня всегда все в порядке, когда я с тобой, Максим.

Это был золотой ноябрьский денек, день бабьего лета.

Ярко светило солнце в чистейшем, без единого облачка, небе живой, безукоризненной голубизны. Камилла остановилась на ступенях особняка в Мейфере, где они теперь вместе жили после свадьбы. Глубоко вдыхая пьянящий воздух, она радовалась дивному дню. Идеальный день для загородной поездки.