Я снова позвонила в офис Брока, но на этот раз изменила голос. Секретарша дала мне номер факса. Я поблагодарила ее и повесила трубку. Затем я отправила письмо и до конца рабочего дня не отходила от телефона, ожидая ответа. Я прекрасно понимала, что мне не ответят так скоро, но на всякий случай все-таки не выходила из дома. Где-то после пяти позвонила Сара и пригласила меня на обед. Я была очень рада приглашению: ведь у меня в холодильнике не было ничего, кроме пакета молока и батона хлеба.

Сара Пеппер жила во дворце. Вернее сказать, в хорошо отреставрированном здании девятнадцатого века, предназначенного для королевы — королевы детской прозы. Довгуд находился в живописном местечке Северный Селем, неподалеку от Гора-Киско. Дом царственно возвышался над лужайкой, засаженной кизильником; чтобы подъехать к нему, надо было миновать длинную и извилистую подъездную дорогу. У Пепперов была квартира в Манхэттене, но Догвуд был их главной резиденцией, предметом гордости, вещественным доказательством их успеха — вернее сказать, успеха Сары. Этот роскошный дом был вообще похож на свою хозяйку: все в нем было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на публику.

Жюстина, уже много лет выполнявшая обязанности домоправительницы Сары, открыла мне дверь и представила меня. Сара, строившая из себя великосветскую даму и питавшая нездоровое пристрастие к голливудским приемам, требовала, чтобы Жюстина всегда представляла посетителей. Еще она требовала, чтобы Жюстина ходила в черном платье с белым передником, называла гостей господами, даже если они были детьми, а Сару — мадам. Пенни, Изабелла и Гейл посмеивались над причудами подруги — она была родом из Канзаса, из небогатой семьи, и сколотила себе состояние на детских книгах. Но у меня она вызывала симпатию: ведь теперь я так же, как она, пыталась заново родиться.

— А вот и Линн! — воскликнула Сара, спускаясь по лестнице и грациозно протягивая мне руку. В красном свитере и обтягивающих черных брюках она выглядела великолепно.

Сара поцеловала меня в знак приветствия и повела в библиотеку, все полки которой были заставлены исключительно ее книгами — американские и иностранные издания, карманные брошюры, издания книжных клубов. Здесь она чувствовала себя полновластной владычицей.

— Эдуард составит нам компанию? — спросила я, когда Жюстина принесла нам напитки и закуску на серебряном подносе. Я знала, что детей Пепперов не будет — их отправили учиться в Европу.

— Нет, и слава богу, — ответила Сара. — Мы с ним снова поругались. Он сейчас живет в городе. Наверное, завел себе новую любовницу.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

Господи, почему всем этим мужчинам на месте не сидится? Стоит им избавится от лысины, депрессии или импотенции, как они превращаются в форменных идиотов.

— А почему нет? — равнодушно ответила Сара. — Когда мы с Эдуардом расстаемся, каждый живет сам по себе. У вас с Кипом были совсем другие отношения, Линн.

Я пожала плечами:

— Теперь я и сама не знаю, какие отношения были у нас с Кипом. Но давай лучше поговорим о тебе. Ты считаешь, что вы еще долго так проживете?

— Думаю, что да. Беда в том, что мы оба эгоисты. Он хочет, чтобы все было как ему угодно и когда ему угодно. И я такая же. Когда наши желания не совпадают, он делает все по-своему, а я — по-своему.

— А вы никогда не думали о разводе?

— Зачем нам разводиться? Мы идеально подходим друг другу. Кто еще сможет его вытерпеть? И кто сможет вытерпеть меня?

Перебросившись еще несколькими фразами о браке Сары, мы заговорили о книге, которую она писала, — очередном пополнении одной из ее популярных серий. А затем она спросила, как у меня продвигаются дела с Брэндоном Броком. Я объяснила, что не смогла прорваться к нему через секретаршу и отправила письмо по факсу.

— Ты не дождешься ответа, — заявила она. — А если и дождешься, это будет одно из стандартных писем — «благодарим вас за интерес к нашей компании», которые пишут, чтобы отделаться от адресата. Я это прекрасно знаю, потому что сама тысячу раз посылала такие письма. Вернее, Жюстина посылала.

— Разве ты сама не отвечаешь на письма своих поклонников?

— Ну что ты, Линн. Я получаю их пачками. У меня просто нет времени на то, чтобы отвечать каждому. К тому же как я буду после этого выглядеть? Будто мне больше делать нечего, кроме как возиться с корреспонденцией. Репутацию надо поддерживать.

Я улыбнулась. В этом была вся Сара.

— Если ты и в самом деле хочешь встретиться с Брэндоном Броком, — продолжала она, — ты должна прекратить звонить ему и бомбардировать его письмами. Лучше сама попадись ему на пути.

— Что ты имеешь в виду? Вломиться к нему в офис?

— Конечно, нет! Лучше узнай, где он обедает, гуляет, играет в гольф…

— Он играет в теннис.

— Вот и прекрасно. Узнай, где он играет, и приходи туда. Надень соблазнительное теннисное платьице и поговори с ним в непринужденной обстановке.

— У меня нет соблазнительного теннисного платьица. Я никогда не играла в теннис. Я всегда была слишком занята учебой.

— Я могу одолжить тебе мое.

Я засмеялась. Объем груди у Сары был на несколько размеров больше, чем у меня.

— У нас с тобой размеры не совпадают, Сара, — сказала я.

— Ах да, я совсем забыла… — Она на минуту задумалась. — Готова поспорить, что тебе подойдет костюм Ванессы. Пойду посмотрю у нее в шкафу. Я мигом.

Ванесса, дочь Сары, была тощим плоскогрудым подростком. Как мне ни стыдно в этом признаться, но у меня был тот же размер, что и у нее. Так что один из ее кокетливых теннисных костюмов идеально смотрелся на мне.

— Узнай, когда и где он обычно играет, и поезжай туда, — посоветовала Сара.

— Но он наверняка играет в закрытом элитном клубе. Там быстро узнают, что я не член клуба, и выгонят меня.

— Значит, тебе придется поторопиться и привлечь внимание Брока прежде, чем они успеют это сделать. Говори быстро и не забудь положить в карман визитку. Я уверена, что у тебя есть шансы.

Я провела еще один день в ожидании ответа на мое письмо. Когда стало ясно, что ответа не будет, я решила, что пора менять тактику. По условиям пари, которое я заключила с подругами, у меня было только полгода. Нельзя было терять время.

Я достала справочник по Манхэттену, нашла список закрытых теннисных клубов, которых осталось не так много после того, как в моду вошел гольф, и начала звонить. За последние сутки я несколько раз говорила с секретаршей Брока, и теперь мне ничего не стоило изобразить ее гнусавый голос. Ведь, в конце концов, я была лингвистом.

— Доброе утро, — сказала я, когда в первом клубе взяли трубку. — Вас беспокоит секретарь Брэндона Брока. К сожалению, он не сможет прийти завтра в семь утра.

Мне представлялось, что Брок — один из тех ненормальных, которые встают на заре, совершают шестьсот отжиманий в своем домашнем тренажерном зале, а затем отправляются на теннисный корт, чтобы провести там час перед работой.

— Простите, кто не сможет прийти в семь утра? — переспросили в трубке.

— Брэндон Брок. Он ведь записан на завтра, на семь утра?

— Нет.

— А на другое время? Или на другой день на этой неделе?

— Тоже нет. Я никогда не слышал этого имени.

— Наверное, я звоню не в тот клуб. Извините.

Я набрала следующий номер из справочника, но и на этот раз повторилась та же история. Тот же ответ я услышала и в третьем, и в четвертом клубе, но, когда я уже начала подозревать, что у «Файнфудз» есть собственный закрытый теннисный клуб, мне наконец повезло.

— Клуб «Рэкит», — ответил молодой голос, когда я позвонила в самый престижный из городских клубов. Я решила, что он самый престижный, потому, что у него, в отличие от всех остальных, не было дополнительной рекламы. Вероятно, он в рекламе не нуждался.

Мне удалось разыграть работника клуба.

— Доброе утро, Наоми, — бодро сказал он. — Мистер Брок записан на завтра на шесть утра, а не на семь. Он играет в паре с Питером Огденом. Вы хотите отменить игру?

Брок играет в теннис в шесть утра?! Да он просто чудовище!

— Одну секунду, я уточню еще раз у мистера Брока — на всякий случай. — Я замолчала, досчитала до тридцати и снова заговорила: — Извините за беспокойство. Встреча мистера Брока отложена на более позднее время, и он сможет завтра играть, как и было запланировано.

— Ничего страшного. Удачного вам рабочего дня, Наоми.

— И вам того же.

«Кто бы ты ни был», — мысленно добавила я. Я взглянула на теннисное платье Ванессы Пеппер, висевшее на вешалке в спальне, и поняла, что в этом маскарадном костюме мне будет неуютно. Лучше я останусь собой, оденусь по-деловому и буду чувствовать себя профессионалом. А это ощущение мне всегда доставляло удовольствие. Кроме того, Брэндон Брок не примет меня по ошибке за победительницу Уимблдонского турнира. В конце концов, я собиралась говорить с ним о языке, а не о спорте.

«Решено, — подумала я. — Останусь собой — и посмотрим, что из этого выйдет».

7

Когда зазвонил будильник, было еще темно, как и полагается в четыре часа утра. С тех пор как ритм моей жизни замедлился, я отвыкла от ранних подъемов. К тому же утро выдалось очень холодным. Так холодно бывает только в феврале. В такую погоду меньше всего хочется вылезать из теплой постели.

Но у меня было важное дело. Я заставила себя скинуть одеяло, пойти на кухню, выпить чашку кофе, принять душ, одеться и привести себя в порядок. Надо сказать, что с этой задачей я неплохо справилась, хотя на то, чтобы замазать круги под глазами, ушел целый тюбик крема. Прежде чем выйти из дома, я бросила последний взгляд в сторону зеркала. «Вот и настал этот миг! — сказала я себе. — Твой шанс восстановить былую репутацию. Воспользуйся им!»

В пять часов я была уже в пути. Я дрожала от холода, поскольку в моей машине не было кондиционера: я не могла позволить себе такую роскошь. К шести я совершенно окоченела, руки и ноги не слушались меня, но я сумела все-таки поставить машину на стоянку, взять сумку и дойти до теннисного клуба.

Я надеялась появиться в тот самый миг, когда Брэндон Брок будет выходить из раздевалки, но, когда я вошла в клуб, он был уже на корте.

— Вам помочь? — спросил тот самый служащий, с которым я разговаривала по телефону. Вернее, с которым «Наоми» разговаривала по телефону. Я попыталась что-то сказать, но мои губы, казалось, заиндевели. К тому же у меня текло из носа — со мной всегда это случается, когда я замерзаю. Прежде чем ответить на вопрос, я достала из сумки платок и сделала секундную паузу, чтобы прийти в себя.

— Я приехала, чтобы поговорить с мистером Броком, — наконец проговорила я.

Мои слова не убедили его. Я не являлась членом клуба, он никогда раньше меня здесь не видел, и сейчас было шесть утра.

— Наоми сказала, что я застану его здесь, — добавила я. — Она мне посоветовала приехать сюда.

— Ах вот как, — сказал он, смягчившись. — Мистер Брок сейчас на корте и будет играть до семи. Хотите подождать его?

— Да, я подожду, — ответила я. — Могу я сесть где-нибудь, откуда можно наблюдать за игрой?

— Да, конечно, вот здесь. — Он проводил меня в кабинет с видом на три теннисных корта. — Есть кофе, сок и оладьи. Угощайтесь.

Я поблагодарила его, уселась поудобнее и принялась за завтрак. «Пока мне везет, — думала я, поедая оладьи. — Встреча с Брэндоном Броком — и бесплатное угощение!»

Понимая, что это и есть мой завтрак и обед, я съела еще парочку оладий — с корицей и с яблоком — и начала наконец наблюдать за соревнованием: Брэндон Брок играл с Питером Огденом.

Конечно, с моего наблюдательного пункта я не могла как следует рассмотреть Брока, но, по крайней мере, я сразу узнала его по фотографии. У него были золотистые волосы, и сам он чем-то напоминал золотистого ретривера. По сложению он не мог равняться с теми сумасшедшими, которые сутками не выходят из тренажерных залов, но все же был в отличной форме, к тому же высок ростом и широк в плечах. «Для мужчины его габаритов он очень проворен и ловок», — думала я, наблюдая, как Брок мечется по корту. Как вы уже поняли, я не являлась спортивной болельщицей, и у меня ушло несколько минут на то, чтобы понять причину его поведения: он проигрывал. Я тут же вспомнила, что было написано в одной из статей о Брэндоне Броке: он терпеть не мог поражения. И стала болеть за него. Для успеха моего дела нужно было, чтобы он вернулся с корта в хорошем расположении духа.

Я выпила еще кофе, пролистала свежий номер «Уолл-стрит джорнэл», кивнула двум игрокам, вошедшим в комнату. В пять минут восьмого Брок со своим приятелем наконец поднялись по лестнице и оказались в комнате, где я сидела. Я не смотрела на них. Я только слышала, как они вошли. Вернее, слышала, как вошел Брэндон Брок. Он опустился на одно из кресел, затем раздался звук его голоса — голоса человека, привыкшего быть в центре внимания: