Елена Рахманова - Женское счастье

Татьяна даже зажмурилась, так у нее стало легко и радостно на душе. Она не заметила, как «мерзкий тип» проводил их машину насупленным взглядом и в сердцах ударил кулаком по стволу ни в чем не повинной елки. Только вечером Гоша увидел, что в кровь сбил пальцы на правой руке.

Он так и не понял, почему прервались их отношения с Татьяной. Как ни ломал голову, не мог сообразить, почему она так неожиданно и демонстративно перестала обращать на него внимание. А он даже стал склоняться к тому, чтобы… Впрочем, об этом «чтобы» ему даже вспоминать было больно.

А сейчас все наконец-то разъяснилось. Робкая застенчивая Танюша, оказывается, вертела им, как хотела. Нет, она была не безмозглой курицей, как изображала, вызывая у него желание опекать и руководить, а орлом-стервятником, способным урвать все, что плохо лежит. Ему мозги пудрила, а у самой вон какой хахаль имеется! Здоровенный бугай и при деньгах, если судить по тачке. И самое главное – молодой!

Как это его Дарья не учуяла подвоха? Вроде бы девица толковая, в облаках не витает. «Женись да женись, а то уведут из-под носа», – твердила как заведенная. Не увели, его самого оставили с носом. Никогда еще Гоша не чувствовал себя таким униженным…

Так и стоял он столбом посреди участка, когда его за рукав тенниски дернул друг Василий:

– Эй, очнись! Вон Ирка сквозь бузину продирается. Не иначе как на торжество звать собирается. Что делать-то будем?

– Ты как знаешь, а я на их территорию ни ногой! Вот где они у меня все. – И он рубанул ребром ладони по шее. – Все из себя такие воспитанные, благопристойные, ругнуться от души при них – ни боже мой, чуть в обморок не падают. А как присмотреться, так лицемеры, каких поискать…

Пока Гоша произносил прочувствованную тираду, Ирина пересекла демаркационную линию между двумя участками и остановилась, чтобы отодрать колючки череды со своих светлых брючек.

– Гони ее в шею! – потребовал Гоша и быстрым шагом направился к машине.

– Куда это он? – удивленно спросила Ирина, подходя к растерянному Василичу. – А мы тут как раз вас на небольшой семейный праздник пригласить хотим. У нашей Анны Дмитриевны день рождения. Придете?

Василич мотнул головой.

– Не-а. У нас тут дела непредвиденные нарисовались, – буркнул он, глядя в землю.

– А может, передумаете?.. – умоляюще протянула Ирина, сделав красиво подведенные брови домиком.

– Исключено, – сказал, как отрезал, верный «балтиец», теперь глядя куда-то вдаль. Он не знал, что за кошка пробежала между Гошей и Татьяной, но все равно был на стороне друга.

Ирина потопталась возле него и отправилась восвояси несолоно хлебавши. «Что случилось? – недоумевала она. – Так все хорошо поначалу складывалось». Они с Людкой даже распланировали жизнь «молодых» на много лет вперед – и вдруг такой облом! Так, кажется, сейчас принято говорить у молодежи…

Повеселились в тот день на славу, не съели и половины того, что было наготовлено, хотя от одного только вида яств на столе текли слюнки. Заполонили все вазы, крынки и банки букетами астр, гладиолусов и георгин. Перепели все песни – от «По Дону гуляет казак молодой» до «Этот День Победы порохом пропах». Кое-кто помоложе оборвал себя лихой пляской, а Сева с супругой изобразили нечто весьма похожее на вальс-бостон, хотя высокие каблуки партнерши застревали в нестриженой траве перед террасой. Да тут еще и Мотя разлеглась на боку, вытянув лапы во всю длину и положив морду на тарелку, полную всякой съедобной всячины. На ее мощной шее в густой шерсти поблескивала цепь.

Очумевшая от вина, сытной еды, шума и суеты, Татьяна в изнеможении покачивалась в гамаке и наблюдала за одной парочкой. Нинуля с преувеличенным восхищением взирала на Пашу, который, помогая себе мимикой и жестами, весьма живописно изображал извержение вулкана. Нина приехала одна, оставив Димасика отсыпаться дома после командировки. «Эх, какая прекрасная пара могла бы получиться, – вздыхала Татьяна, глядя на молодых людей. – И мы бы с Иркой тогда породнились». Но ее сын и дочь ближайшей подруги дальше приятельских отношений идти никак не желали. «А если их ненавязчиво подтолкнуть? Вот родился бы у меня от них внучек, тогда бы я обрела статус бабушки и моя жизнь наполнилась бы новым смыслом. Да и Ирка была бы не против…»

Однако, когда она поделилась своими размышлениями с подошедшей подругой, та быстренько отрезвила ее.

– Не приведи господь! Два лидера в одной семье – да что хорошего может выйти из такого союза! – воскликнула Ирина, останавливаясь перед ней с куском яблочного пирога в руке. – А тебе пока стоит больше подумать о своей личной жизни. Наши с тобой отпрыски сами себе дорогу пробьют, за них не волнуйся, – осторожно продолжила она и выжидательно посмотрела на Татьяну.

Та поникла головой и еле слышно произнесла:

– Не надо больше об этом, ладно? Все кончено, – и вдруг вскочила, изображая радостное оживление. – Пойдем-ка лучше к гостям!

«Кому лучше?» – подумала Ирина, но спросить не решилась.

А наутро стало ясно, что Татьяна сказала правду: действительно, между ней и Гошей все было кончено. Тропинка, что они общими усилиями протоптали с одного участка на другой, оказалась перегорожена. Между врытыми в землю столбами была натянута металлическая сетка, именуемая рабицей.

Итак, обе стороны пришли к одному и тому же выводу, только что послужило этому причиной, осталось неизвестным для непосвященных. Впрочем, Татьяне казалось, что своим вызывающим действием Гоша дает понять, что глубоко обижен. На ее взгляд, ему следовало если уж не чувствовать себя виноватым, то хотя бы пребывать в полной растерянности.

Но в любом случае металлический забор символизировал жирную точку в их отношениях. Весомо, грубо, зримо…

Он с недовольной гримасой оторвался от разглядывания контрольных отпечатков и нехотя поплелся к двери, понимая, что больше открыть ее некому.

– Оба-на! Класс! – воздал Паша должное увиденному на пороге.

Перед ним стояла девушка – высокая, стройная, в голубых джинсах в обтяжку и в серебристой курточке на «молнии», сейчас расстегнутой. Пока она опускала руку, которой нажимала на кнопку звонка, он успел заметить полоску загорелого упругого живота с блестящей фенечкой в пупке. Потом его скрыл белый ангорский свитерок.

Незнакомка никак не отреагировала на откровенное восхищение молодого человека, что стало для него досадной неожиданностью. Обычно девушки охотно шли с ним на контакт, тем более когда он сам проявлял инициативу.

– Простите, здесь живет Татьяна Валентиновна Куренная? – спросила незнакомка напряженным голосом, глядя не то сквозь Павла, не то внутрь себя.

– Здесь, – с тоскливым вздохом ответил он.

Итак, очередная «хвостатая» подопечная его матери, пришедшая всеми правдами и неправдами вымаливать у нее зачет или трояк.

Паша чуть повернул голову и крикнул в глубь квартиры:

– Ма, тут к тебе из института пришли! Я так полагаю, вы студентка, да? – уже тише спросил он, обращаясь к девушке, и опешил.

С той произошла разительная перемена. Взгляд стал недоуменным, растерянным. Она опустила его и, закусив губу, стала теребить ремешок сумочки, висящей на плече.

– Да вы не бойтесь, – подбодрил ее Павел.

Он привык, что студенты, сумевшие узнать домашний адрес его матери, ведут себя уверенно, порой даже нагло. А эта вдруг с лица спала. «Надо окружить ее заботой и вниманием, и тогда, возможно, удастся познакомиться поближе», – подумал он, мысленно потирая руки. Незнакомка с первого взгляда потрясла его воображение, а такого с избалованным женским вниманием Пашей практически не случалось.

– Проходите, – предложил он, делая приглашающий жест рукой и отступая в сторону… и тут увидел свою мать.

Она стояла напротив двери, в противоположном конце их крохотного коридорчика, всем своим видом напоминая жену Лота, превратившуюся в соляной столб. В руках тюлевая занавеска, которую она собиралась вешать в своей комнате, заколка-краб, скрепляющая волосы, чтобы не мешали, сбилась на сторону, и вьющиеся, пушистые пряди торчат как бог на душу положит.

– Что вам здесь надо? – глухо спросила Татьяна, вперив неприязненный взгляд в застывшую в дверях девушку.

– Я хотела поговорить с вами… а сейчас хочу еще больше… Пожалуйста! – взмолилась незнакомка.

Сердце Паши зашлось от сострадания к несчастной, которой ее принципиальная мать, судя по всему, портит веселую студенческую жизнь своими химическими реакциями и редкоземельными металлами или еще чем-то, в чем он совершенно не разбирался. Да и надо ли?

– Мам, ну выслушай человека, – подал он голос в защиту незнакомки и чуть было не был испепелен брошенным на него взглядом.

– Не вмешивайся, – обронила мать.

Такой Павел ее еще никогда не видел. Словно это была и не его мама, всегда готовая, забыв о себе, броситься на помощь любому страждущему, из которой при известной доле сметливости можно было веревки вить. Нет, перед ним стояла не обычная женщина, а… а какая-то древняя воительница, предводительница амазонок, что ли? Такая будет биться за свое до последнего и, даже проиграв, заставит уважать себя победителя…

Паша потряс головой: ну что за сравнения приходят на ум! А воздух в прихожей уже потрескивал от напряжения. Господи, что же происходит?

– Проходите, проходите, – повторил он девушке. – А я сейчас чаек поставлю.

Павел готов был уже и занавески повесить, и пыль вытереть, и палас пропылесосить, а не только нажать на кнопку электрического чайника, лишь бы ретироваться с места незримого побоища.

В кухне он принялся лазить по шкафам и полкам, ища сахарницу, какие-нибудь приличествующие случаю сладости и впервые понимая, насколько плохо ориентируется в собственном доме благодаря стараниям мамы. При этом Павел не забывал прислушиваться к тому, что происходит за стенами кухни.

Вроде бы тихо захлопнулась входная дверь, лязгнув «собачкой». Затем раздались легкие дробные шаги в коридоре, произошел обмен приглушенными репликами, произнесенными как бы через силу. Потом все смолкло. Как узнать, когда следует открыть дверь в большую – его скорее похожую на фотолабораторию – комнату их двухкомнатной квартиры и произнести сакраментальную фразу: «Кушать подано»?

Татьяна опустилась на диван, прижимая к себе скомканную занавеску, словно та могла защитить от того, что ей предстояло услышать, или хотя бы смягчить боль. Девушка села на стул в некотором отдалении от нее. Не так, не так должна была бы вести себя «райская птичка», пришедшая выяснять отношения. Да и что, собственно, выяснять? Она, Татьяна, ушла, устранилась, но, возможно, этим нарушила Гошины с девицей планы. Так неужели они оба надеются, что она пойдет им навстречу? Бред какой-то!..

И не в силах больше терпеть ту муку, что причиняли ей воспоминания о подслушанном разговоре, она произнесла:

– Я видела вас с Георгием Андреевичем…

– Когда? – удивленно спросила девица, но Татьяна продолжила, по устоявшейся преподавательской привычке стремясь донести материал до слушателей лаконично, без возможного двусмысленного толкования и недоговоренностей:

– И слышала, – она повысила голос, – как вы его уговаривали жениться на мне.

Все – она сказала это! Теперь девица наверняка испарится. Ничего подобного, та лишь прижала ручку с длинными наманикюренными пальчиками к сердцу и заверила:

– Но я и сейчас так считаю! – затем затараторила, захлебываясь словами и перебивая сама себя: – А что в этом плохого?.. Нет, если вы, конечно, не хотите, тогда другое дело… Но он почти уже согласился, что так лучше… А разве нет? Вы знаете, я так хочу, чтобы ему было хорошо… По-моему, о том, что ему действительно нужно, мне известного лучше его самого…

– А что лучше для меня, у вас не возникло желания поинтересоваться? – перебила ее Татьяна.

Девушка растерянно захлопала длинными ресницами:

– Но я думала, что вы вроде как нашли друг друга и все такое прочее…

– Прочее – это что? – решила уточнить Татьяна, прекрасно видя, что вынуждает непрошеную гостью смутиться. «Так тебе и надо, вертихвостка разряженная», – подумала она с несвойственной ей мстительностью.

Девушка запыхтела не то как рассерженный ежик, не то как обиженная маленькая девочка, но не нашла что ответить.

– И почему это, интересно, он послал вас объясняться со мной? – озвучила неожиданно пришедшую ей на ум мысль Татьяна. – У самого смелости, что ли, не хватило?

– Никого он не посылал, я сама пришла, – буркнула девушка.

– А с какой стати? – усмехнулась Татьяна. – Вы же не могли не понимать, что это ни к чему хорошему не приведет.

– Знаете, я всегда придерживаюсь правила: лучше жалеть, что сделала, чем жалеть, что не сделала, – с вызовом ответила ее юная собеседница. – А когда любишь человека, то и не на такое ради него пойдешь!

Татьяна даже задохнулась от подобной наглости. Так откровенно признаваться в своих чувствах к Гоше, и это в ее-то доме!