Черт, этот тип явно хотел смутить или напугать старушку, но она этого не уразумела, витая в своих балетных облаках. «Да, любая творческая профессия – это, по сути, и не профессия вовсе, а образ жизни и образ мысли», – подумала Ирина. И вдруг поняла, что было еще что-то, что подспудно насторожило ее.

Точно! Адан и Делиб! Ну откуда небритый тип мог знать эти фамилии и безошибочно угадать, кем в тот момент видела себя Августа Илларионовна? Полуграмотный бандит был объясним и предсказуем, а отморозок-интеллектуал пугал тем, что не вписывался в отведенные ему рамки. Цепь на шее Гоши была явным атрибутом преступного сообщества…


– Какие очаровательные молодые люди поселились рядом с нами, – светским тоном заметила Августа Илларионовна за обедом. – Надо будет непременно пообщаться с ними поближе.

– Не надо, – тихо, но твердо произнесла Ирина, не поднимая глаз от тарелки.

– Но почему? – удивился Сева. – У тебя диктаторские замашки. Наши милые дамы могут сами решить, с кем им дружить, не правда ли?

«Милые дамы» согласно закивали, и Ирине захотелось прибить мужа. Лезет не в свое дело, и ведь не объяснишь, что происходит. Иначе тут же объявит всеобщую эвакуацию до выяснения ситуации, а ее с подругами обзовет безответственными и самонадеянными дурочками. Ситуация же полностью выяснится лишь тогда, когда на двух обнесенных общим массивным забором участках будет красоваться кирпичный особняк с гаражом под ним и банька из круглых желтых бревен…

– А может, пригласим молодых людей на чай сегодня вечером? – услышала Ирина голос Анны Дмитриевны и похолодела от ужаса.

– Хорошая мысль, – благодушно отозвался сытый Сева, надеясь, что у него появятся еще несколько дополнительных слушателей.

«Я созрела для смертоубийства», – поняла Ирина и отважилась на отчаянный шаг.

– Давайте я их приглашу? – поспешно предложила она и перехватила недоуменный, с подозрительным прищуром, взгляд мужа.

«Пусть, пусть он заподозрит меня в чем угодно, пусть даже приревнует. Правда все равно рано или поздно откроется, а пока ни в коем случае нельзя пускать двух этих козлов в наш огород. Козлы – какое, однако, удачное сравнение!»

Осуществлять обещанное Ирина отправилась ближе к вечеру, когда сумерки могли скрыть детали происходящего, а Сева занял прочную позицию перед телевизором.

Смело пройдя по дорожке к тому месту, где стоял забор, она огляделась. От частокола из серых заостренных планок не осталось даже следа! Гоша не только сломал загородку, он еще и избавился от нее. Как говорится, тот случай, когда дела красноречивее всяких слов.

Ирина обозрела знакомый соседний участок – перемены ее просто поразили. За несколько дней дом Семеновны превратился в кучу бревен, сваленных вблизи ворот. На его месте белели плиты фундамента, по которым можно было определить расположение помещений будущего солидного строения. Возле распахнутой двери уцелевшего пока сарайчика на чурбачке стоял дымящийся самовар, откуда-то доносился голос Михаила Звездинского, с душевным надрывом поющего про поруганную честь. По правде говоря, Ирина рассчитывала услышать что-то вроде: «По тундре, по железной по дороге…»

– Г-гоша! – громко позвала она, отчаянно надеясь на чудо: вот сейчас на пороге покажется Семеновна и скажет…

– Чего надо? – сказал Гоша, появляясь в дверном проеме и вопросительно вскидывая бровь.

– Вы не могли бы подойти ко мне? – попросила она, не в силах перешагнуть через невидимую демаркационную линию между участками. – Поговорить нужно.

– Отчего ж не поговорить, – усмехнувшись, произнес Гоша. – Это даже интересно. – И вразвалочку направился к Ирине.

Его место в дверном проеме тут же занял тот, кого звали Василичем. В тельняшке и черных спортивных штанах он очень походил на революционного балтийца. «Ему бы бескозырку, пулеметные ленты крест-накрест – и можно штурмовать Зимний, – подумала Ирина и мотнула головой. – Да, ассоциации не приведи господь!»

Гоша остановился в трех шагах от нее и снова повторил:

– Так чего надо?

«Чего-чего? Да ничего! Создать видимость, что я тебя пригласила, а ты отказался…»

Она лучезарно улыбнулась и, не отпуская улыбки, затараторила:

– Как вам тут у нас?.. Надеюсь, хорошо. Мы бы хотели жить со всеми в мире и дружбе…

– Ну так живи!

Реплика Гоши сбила ее с мысли и чуть было не согнала улыбку с лица. А этого допустить никак было нельзя: за ней, скорее всего, наблюдали с террасы.

– Я стараюсь, – растерянно пробормотала Ирина.

Гоша откровенно развеселился:

– Ну ты даешь! А я тут при чем? Сижу, никого не трогаю, избушку починяю…

– А наш забор сломали, – вдруг обиженно произнесла Ирина.

– Стоп-стоп. – Гоша предупреждающе выставил вперед ладонь. – Он сам упал, от одного моего взгляда, можно сказать…

– И испарился, судя по всему. Ну и испепеляющий же у вас взгляд, однако! – Ирина покачала головой.

Гоша с минуту смотрел на нее, затем указал подбородком на бревна возле ворот:

– Там ваш забор, снизу. Хочешь, бери… А вообще ты занятная, рукастая… не в пример тем двоим… – Он замолчал, подбирая слово, а Ирина неожиданно для себя зарделась от похвалы. Надо же, заметил и оценил!

– Курицам, – машинально продолжила она Гошину фразу.

– Во-во! – Он гоготнул, словно услышал удачную шутку или принял ее за свою.

Ирина мгновенно почувствовала себя подлой предательницей.

– Вы меня не так поняли, – забормотала она, покраснев уже от стыда, и быстро свернула бестолковую беседу, громко произнеся: – Очень жаль, очень жаль, а то мы так рассчитывали. Ну, как-нибудь в другой раз!

Гоша оторопело уставился на нее.

– Ты в своем уме? – озабоченно поинтересовался он. – Зачем пришла? Чего надо-то?

– Уже ничего. Простите, что побеспокоила.

Повернувшись, она резво направилась к дому, гордая от чувства выполненного долга. Пусть она выставила себя полнейшей дурой, но их сосед не тот человек, мнением которого стоит дорожить…

Три престарелые подружки ждали ее на террасе.

– Ну как? – спросили они хором.

– Поблагодарил за приглашение и… отказался. Сказал, что он с приятелем не в том виде, чтобы ходить по гостям. В пыли, там, в грязи…

– Господи, как приятно сознавать, что еще остались деликатные мужчины, – с увлажнившимся взором произнесла Августа Илларионовна.

– А ты, Ириша, сказала бы, что можно и по-простому, так сказать, по-соседски, – заметила Полина Денисовна.

– Да я и так и этак уговаривала, – солгала Ирина. – Ни в какую!

– Еще есть время, познакомимся поближе, – сказала Анна Дмитриевна, решив всех успокоить.

«Все, что угодно, только не это», – подумала Ирина.

Ей не спалось, и было от чего. Татьяна не смогла приехать из-за затянувшегося заседания кафедры, и Ирина чувствовала себя сторожевым гусем, ответственным за вверенное ей дремлющее и даже частично похрапывающее стадо.

Умом она понимала, что ничего страшного произойти не может – дом полон людей, да и вокруг много дачников. Но тренированное творческое воображение разыгралось не на шутку, и вот уже в окне комнаты на миг возникло беловатое пятно человеческого лица с черными провалами глаз, а затем скрипнула открывающаяся дверь на террасу.

– Нет, надо держать фантазию под контролем, а то и не такое привидится, – пробормотала Ирина и уткнулась Севе в спину. Сразу стало уютно и спокойно. – А еще лучше просто-напросто уснуть…

Сказано – сделано. Однако на следующее утро ее разбудили встревоженные женские возгласы и степенный баритон мужа, который что-то объяснял.

Ирину как ветром сдуло с кровати, и, накинув халат, она выскочила на террасу.

– Что случилось? – встревоженно спросила она.

– Нас ограбили, – сообщил Сева нечто невероятное и критическим взором окинул жену.

Он был одет и причесан, как, впрочем, и три старушки. Но Ирина лишь на миг устыдилась своего вида.

– Что именно пропало? – спросила она.

– Плетеное кресло, кусок колбасы, банка маринованных огурчиков из холодильника и… и все вроде бы, – ответила Полина Денисовна.

– Какая жалость, – с чувством пробормотал себе под нос Сева, и Ирина могла дать голову на отсечение, что горестный вопль относится к огурчикам домашнего приготовления.

Повидавший и поедавший много чего на своем веку, Сева был приверженцем традиционной русской пищи и рюмочку холодной водочки с соленым грибочком никогда бы не променял на текилу с лаймом.

Ирина задумалась. Итак, как советуют все мало-мальски известные детективы, надо прежде всего представить, кому выгодно данное преступление, и на основании этого составить психологический портрет предполагаемого злоумышленника. Но… но сначала следует привести себя в божеский вид и позавтракать.

Когда и с тем и с другим было покончено, она изучила место преступления и выяснила то, что уже было известно всем остальным обитателям дома. Преступник проник на террасу, чуть надавив чем-то – возможно, плечом – на входную дверь, и металлическая скоба массивной древней щеколды, которой и вверили безопасность дома, повисла на одном шурупе. Остальные тут же вылетели из трухлявого старого дерева и теперь мирно покоились как вещдоки на полосатом половичке, лежащем перед входом.

– Вы как хотите, а я считаю, что надо сообщить в милицию. Нельзя все время отговариваться тем, что все равно никого не найдут. Вода, как известно, камень точит, – изрек Сева и посмотрел на хозяйку дома. – Полина Денисовна, надеюсь, вы со мной согласны?

– Конечно, конечно, – закивала бывшая учительница, всегда полагавшая, что надо действовать по правилам.

– Если не возражаете, я могу вместе с вами сходить к участковому. И заявление помогу составить, – предложил Сева.

– Спасибо вам большое, Всеволод Иванович, – ответила Полина Денисовна. – Я с благодарностью принимаю вашу помощь.

«Местные менты будут хранить заявление моего мужа, как англичане – прижизненные издания Шекспира, – подумала Ирина. – И, приняв на грудь, станут зачитывать избранные места со слезами восторга и умиления на глазах: вот ведь пишут люди! Однако к поискам грабителя это не будет иметь ни малейшего отношения…»

Ирина брела по дорожке, размышляя о том, что, если сегодняшним происшествием все ограничится, – это еще хорошо. А вдруг следует ожидать чего похуже? Ноги сами собой привели ее к водоему, которым она очень гордилась, и тут Ирину ждало еще одно потрясение. Самый большой и пушистый папоротник, за которым она лазила в кусты, отсутствовал. На его месте зияла яма, а все вокруг было усыпано комьями земли.

Стало обидно до слез. Если представить Гошу сидящим в их плетеном кресле и закусывающим вместе с «балтийцем» краденой колбасой с огурчиками она очень даже могла, то он же с папоротником под мышкой никак не укладывался в сознании. Осознанный грабеж и беспричинный вандализм не вязались друг с другом…


Мотя была при исполнении: брови нахмурены, взгляд строг, приподнятая верхняя губа обнажает устрашающего вида клыки.

Однако ее хозяин не столько конвоировал, сколько поддерживал вытянутой рукой местного алкаша Ваню. Тот был весьма грязен и зело пахуч. Сейчас, когда на свалках и в мусорных контейнерах можно найти вполне приличные вещи, Ваня выбирал только те, в которых чувствовал себя особенно комфортно. В результате окружающие держались от него на почтительном расстоянии, что его очень устраивало.

В настоящий момент Ваня выглядел весьма колоритно. И причиной была не только его многослойная одежда не первой свежести, но и физическое состояние. Он походил на привидение из фантастического фильма, которое колеблется в воздухе, грозя вот-вот исчезнуть без следа, или же на собственное отражение в воде, по которой идет рябь от брошенного камня. Сохранить равновесие и не завалиться на сторону он старался, отчаянно тараща глаза и делая ртом глотательные движения. На остальные составляющие его тела у него никакой надежды не осталось. Те напрочь отказывались повиноваться, причем уже не первые сутки.

– Ваше? – строго спросил милиционер, указывая подошедшим к калитке Севе и трем пожилым женщинам на куст, который Ваня сжимал в руке наподобие пучка моркови.

В кусте при ближайшем рассмотрении признали папоротник, и все вопросительно оглянулись на спешащую к ним Ирину.

– Наше, – подтвердила она. – Но зачем?

Итак, ее предположения, касающиеся соседа, не подтвердились. Но должен же был он как-то проявить свои преступные намерения. Просто обязан! А как же иначе?

– Ваня, зачем, – ласково спросил Степаныч, – зачем ты его выдрал?

– Кого? – полюбопытствовала местная достопримечательность, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике, но, осознав всю тщету своих усилий, устремил глаза к небу. Небо такое большое, с ним куда проще.

– Растение, которое ты держишь в руке, – пояснил милиционер, грубо возвращая Ваню на бренную землю, – оно же дикое…

Ваня в ужасе уставился на свои пальцы, разжал их, и порядком потрепанный папоротник рухнул в пыль, теряя последние остатки своего былого великолепия.