— Награда пустыни, — говорит переводчик с отчетливо слышным акцентом, вежливо склонив голову, — оставим на потом. Награда роскошна.
Я киваю, потому что существует огромная разница между ним и погонщиками верблюдов. Он хитрый и галантный, они благородные и отважные, словно «боевые кони».
Я пережевываю жесткие, жирные куски мяса, наблюдая, как «боевые кони» с энтузиазмом облизывают свои пальцы и деревянные миски. Затем Абдул приносит нам деликатес — ароматный чай в изысканных золотых чашках.
Пустыня безмолвствует, пока мы сами не создадим какой-либо звук. И единственный звук, который слышится сейчас, это мужчины, поющие восхваление своим святым и своему Богу. Эти резонирующие звуки настолько гармонично вписываются в этот вне временной пейзаж пустыни. Я представляю, как их голоса парят по бескрайним просторам песка. И где они исчезают? Может кто-то в конце пустыни слышит его?
Мы останавливаемся для утренней молитвы на следующий день, по рации Блейку поступает какое-то сообщение. Сначала я даже не обратила на него никакого внимания, но как только лицо Блейка ожесточается и напрягается его тело, я разворачиваюсь и смотрю на него с интересом. Решимость и жесткость появилась в его глазах, напряглись очертания рта, пока он слушает..., он стал совсем другим.
— Нет, — говорит он наконец. — Дай мне две минуты, потом перезвони. — Он смотрит в мои глаза.
— Что? — шепотом спрашиваю я, перетаптываясь с ноги на ногу на раскаленном песке, сердце нервно стучит в груди.
— Моя мать прилетела в Бангкок.
Я много чего ожидала, но этого не ожидала никак. Я одергиваю руку от своего рта, и полностью растерянная, не понимая, спрашиваю:
— Зачем?
— Она хочет увидеть Сораба.
Я в полном недоумении отрицательно качаю головой.
— Без нас?
— Решать тебе. Мы можем либо остаться здесь и двигаться дальше по графику, или же мы можем улететь сегодня.
Я даже не задумываюсь, даже, если бы Блейк не напрягся, не стал жестким и отстраненным, я бы не доверила своего сына ей. От его семьи у меня появляются мурашки на коже. Я хочу сейчас же улететь, как можно скорее.
— Можем мы сейчас же улететь, пожалуйста?
Он бесконечно доверяет мне и не пытается отговорить, или как-то задобрить мое решение. Просто кивает и стоит задумавшись, молча, немного напряженный. Рация снова трещит, и он говорит:
— Организуй все, чтобы нас забрали сейчас, — потом молчит слушая. — Правда?... Хорошо.
— Что там еще?
— Моя мать пытается загнать Билли в угол, настаивая, чтобы та позволила ей провести время с Сорабом.
— Да? И что Билли?
— Билли послала мою дорогую мать на хуй, — он нехотя улыбается.
Мы ждем вертолета в слепящем солнце в нашей городской одежде.
— А что будет с мужчинами?
— Они вернутся к себе домой.
Через двадцать минут наш вертолет, пока приземляется, создает настоящую песчаную бурю. Абдул целует мне руку, и погонщики в свою очередь пристально разглядывают меня, впервые смотрят мне в глаза, потому что я больше не женщина для них, а диковина. Женщина, которая не покрывает свои волосы, подчеркивает фигуру, и открывает свои ноги. Их глаза подобны пустыне, наполненные вечностью и тайнами. Я сохраню их в памяти, зная, что мы никогда не встретимся снова.
5.
Виктория Джейн Монтгомери
Когда раздается звонок на обед, я направляюсь в столовую. Несмотря на ограничения в первый вечер, здесь совсем не похоже на «Пролетая над гнездом кукушки».
В действительности первый день был относительно простым, как только они удовлетворили свои потребности, измерив температуру, пульс, артериальное давление, сделав ЭКГ и получив все показатели крови, и увидели, что все в норме, и я не испытываю желания как-то навредить себе или кому-то еще, они разрешили мне свободно ходить по помещениям и общаться с «экспертами».
Задача экспертов состояла в том, что «понять» меня с помощью пространных интервью, раскопать мою полную историю жизни, моей семьи, моих уголовных или психических историй. Их оценка заключается на основе личностных и нейропсихологических тестов, тестов на аггравацию (технический термин для симулирования психического заболевания) и общих когнитивных тестов на интеллект и память.
Видите ли здесь, они верят в прогрессивный и заботливый уход.
Здание, в котором я заключена, невероятно красивое. Было возведено в девятнадцатом веке бароном для своей безумной жены. Интерьер с высокими потолками и богато украшенными длинными беспорядочно разбросанными залитым солнцем выступами. По-видимому, его жена любила играть на пианино, потому что оно было установлено почти в каждой комнате. Когда слуги нашли барона заколотым со зловещим лицом, искаженным ужасом, в этот момент она спокойно сидела, играя на пианино, потом в течение многих лет здание было закрыто и заброшено.
До сих пор потолки все еще украшает замысловатая лепка, которая запросто может соперничать «Baccarat Gallery Museum» в Париже, и стены все еще сохраняют свой первоначальный теплый розоватый оттенок с белым; рояли убрали, на окнах решетки, и солнечные свет наполняет коридоры, заставленные лекарственными препаратами и ошеломленными пациентами, бесцельно бродящими вверх и вниз по зданию.
И огромная комната, где баронесса играла для своей аудитория, состоящей из одного трупа, стала общей комнатой. Она тускло освещена, потому что шторы остаются опущенными постоянно. Огромный телевизор вмонтирован в одну из стен, и блуждающие пациенты периодически падают в кресла или кресла-качалки онемело пялясь в мерцающий экран: мультфильмы идут непрерывно.
Я избегаю этого, как чумы.
Обеденная зона полна солнечного света, а скорее приятная на вид, за исключением неопознанных коричневых мазков и пятен на стенах. Здесь нет никаких украшений, кроме плаката, перечисляющего запрещенные предметы — кусачки для ногтей, бритвы, пинцеты, зажигалки, лекарства, ремни, шнурки, скрепленные спиралью блокноты, ювелирные украшения и бюстгальтеры на косточках.
Конечно, есть и другие вещи, которые запрещены, но не отражены в плакате, как, например, физический контакт с другими пациентами и приносить еду в комнату. Единственное правило, которое меня волнует и совершенно не устраивает — пациентам не разрешают звонить, только принимать звонки от своей семьи или знакомых. Но я думаю, что найду решение, благодаря ей. Она вошла в мою комнату сегодня утром, зазвенев ключами на поясе. Имя бейджика, закрепленного на ее униформе, как и положено сообщило мне: «Энджел».
Я иду по коридору, и огромная сонная корова в синем фартуке шлепает увесистую порцию макарон с натертым сыром на мой поднос. Я смотрю на толстый комок, испытывая настоящий культурный шок. И это стоит есть. Другая сотрудница в униформе с сеткой на волосах кладет овощи: зеленую фасоль, морковь и серую слякоть, которую они называют картофельным пюре. Я вежливо благодарю ее, и двигаюсь дальше, беру булочку из корзины, которая однозначно бы пригодилась детям Палестины, выбегающим из скалы и кидающимся камнями.
Десерт — это треугольник чего-то коричневого и хрустящего, который они смело выдают за торт с шоколадной помадкой. Только настоящий сумасшедший способен это съесть. Я подхожу к автомату с напитками, наполняю мою пластиковую чашку охлажденным шипучим апельсиновым соком, забираю по пути столовые приборы, очевидно сделанные из пластмассы.
С подносом, наполненным «захватывающим кулинарным искусством», я выбираю пустой столик и сажусь. За соседним столиком сидит женщина в белом платье, пускающая слюни в свою еду, она выглядит, словно зомби. Я отвожу взгляд, потому в ее глазах мелькает гнев на то, что они по-видимому еще ничего со мной не успели сделать в отличии от нее. Я не принадлежу этому миру, и поэтому не должна здесь находится.
Мои глаза встречаются с еще одной женщиной за другим столом, которая смотрит на меня убийственным взглядом. Первая реакция — подойти и дать ей жесткую пощечину, но, конечно, это было бы вопреки хорошей модели пациента. Я беру мой пластиковый нож и, не отводя от нее взгляда, начинаю медленно облизывать пластиковое лезвие. Она вздрагивает и отводит глаза. Поздравляю! Вы всегда трусливы перед лицом истинной силы.
Я подношу на вилке «еду» к своему рту. Это ужасно, но я уже знаю, что те, кто не ест ставятся на специальный контроль. Мой пластиковый нож пытается порезать пережаренную морковь, которая проскальзывает в рот, и я глотаю водянистую кашицу.
Подходит другая женщина и робко присаживается на пустой стул рядом со мной. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. У нее какое-то дикое, потерянное выражение поразительно больших, светлых глаз, я внутренне вздыхаю.
— Будьте очень осторожны, — предупреждает она испуганным шепотом. — В этом месте присутствуют духи. Они неугомонны в своих несчастьях и ждут случая, чтобы прицепиться к человеку.
— Спасибо за предупреждение, — говорю я, и решительно отворачиваюсь от нее.
Она уплывает, будто сама является призраком.
— Все испытывают любопытство по поводу вас, — говорит кто-то слева от меня, я поднимаю глаза. Передо мной стоит молодая, совершенно обычная, но явно нехроническая сумасшедшая. Наверное, просто депрессия или что-то еще. Ее одежда совершенно немодная, но на ногтях красивый маникюр — светло-голубой. Хм... они не отрезали ей ногти, и это означает, что она должна быть образцовым пациентом. Она опускается в кресло, освобожденное призраком.
— Вы действительно леди? Большинство людей, которые называют себя лордами или леди здесь просто сумасшедшие.
— Хм...
— Круууууууто, — она отчетливо тянет слово. — Я никогда не встречала настоящую леди до сегодняшнего дня. Здесь оооочень скучно. — Она устраивается более комфортно в кресле.
В душе я закипаю от унижения, которому вынуждена подвергаться, но внешне я улыбаюсь вежливо, отпивая глоток ужасного кофе. Я даже не могла себе представить, что кофе может быть таким ужасным.
Мужчина марширует прямиком ко мне, одетый в коричневый свитер и брюки для гольфа, его щеки такие красные, что кажется будто у него вот-вот случиться сердечный приступ.
— Зачем ты здесь? — спрашивает он меня громким голосом, его щеки пылают еще ярче.
— Я занимаюсь своими делами, а вам стоит заняться своими, — говорю я ему.
Очевидно, это правильный ответ, потому что он пораженно кивает и уходит.
— Молодец, девчонка, — говорит моя непрошенная компаньонка.
Я поворачиваюсь к ней. Она протягивает мне руку. Ее ногти, с прекрасным маникюром, пожалуй, самая цивилизованная вещь в этом месте.
— Добро пожаловать в сумасшедший дом. Это такое счастье найти кого-то, кто имеет силу воли не поддаваться запудривающим мозги таблеткам целые дни напролет. Я Молли Мосс, кстати.
6.
Лана Баррингтон
Мы летим в Таиланд в полуденный зной. Таиланд, позвольте сказать, это не просто жара, это как гигантская сауна. Влажность такая, что моя одежда начинает прилипать ко мне за пару минут ходьбы по улице из аэропорта с кондиционерами. В машине, я понимаю, что нервничаю, и как только мы прибываем в «Banyan Tree», я оставляю Блейка, поднимаюсь в наш номер, прямиком направляюсь в комнату Билли.
— Привет, — говорит она, довольно красиво загорев и ухмыляясь.
При виде ее расслабленного счастливого лица мое напряжение пропадает. Я просто стала каким-то параноиком. Может быть из-за того, что я была в пустыне, и понимала, что чтобы не случилось я не смогу добраться до нее за пару часов, там мы словно вернулись в прошлое или скорее всего попали в другой мир.
Билли загребает меня в свои объятия.
— Прости, я разрушила твой монументальный приключенческий трах, но я, чертовски, рада тебя видеть.
Я ухмыляюсь.
— Я тоже очень рада тебя видеть. Смотрю, ты уже стала коричневой, как кофе.
— SPF с нулевым рангом всегда делает такой трюк. Заходи, — приглашает она, и закрывает дверь.
— Где он?
— Спит днем, как всегда. Джерри отправилась на кулинарные курсы, — объясняет она, пока ведет меня к его кроватки.
У меня сжимается сердце.
— Мне кажется, как будто он вырос, — шепчу я, взяв на руки его теплое упитанное тельце, и прижимая его к себе. Я вдыхаю его знакомый запах недавно вымытых волос. Я не знаю, о чем я подумала, когда Блейк сообщил, что его мать прилетела в Таиланд, но холодная рука с когтями вцепилась мне в живот. Я крепче прижимаю к себе своего сына. Теперь, когда я чувствую его на своих руках, понимаю, что все переживания были напрасны.
— Я обычно просто колю его булавкой, когда хочу разбудить, — говорит Билли.
Я смеюсь, и последняя оставшаяся тень напряжения во всем моем теле исчезает. Сораб не просыпается и через некоторое время я кладу его обратно в кроватку.
Билли и я болтаем, когда Блейк входит в дверь. Он быстро и мимоходом кивает Билли, его мысли явно заняты другими делами, поворачивается ко мне сообщая, что его мать хочет встретиться с нами внизу через час, чтобы выпить кофе. Затем он поворачивается к Билли.
"Жертвоприношение любви" отзывы
Отзывы читателей о книге "Жертвоприношение любви". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Жертвоприношение любви" друзьям в соцсетях.