– В любом случае, – говорю я. – Это наша последняя встреча до рождественских каникул, так что нам лучше пойти в гей-бар или еще в какое-нибудь столь же развлекательное и незабываемое место.


Кайла улыбается, выезжая на шоссе.


– Я знаю одно подходящее место.


Я узнаю улицу раньше, чем ресторан. «Красный папоротник». Место, где я устроила первое свидание Джека и Кайлы. Свидание, на котором я за ними шпионила. Но Кайла, конечно же, этого не знает. Она выбирает кабинку у окна, и мы усаживаемся. Подруга заказывает чай со льдом, а я – рутбир.


– Если бы мы были в Европе, то могли бы заказать вино, – мечтательно вздыхает Кайла. – Боже, оно у них там такое хорошее.


Я хмурюсь, вспоминая билет, который оставил мне Джек; и от этого воспоминания остается неприятный привкус во рту.


– О да. Все обожают черную чуму.


– Айсис, это было несколько веков назад. Больше ни у кого нет черной чумы.


– Эмо всего мира позволят себе не согласиться.


Кайла закатывает глаза и заказывает спринг роллы на двоих. Я нервно осматриваю декор. Те же красочные райские птицы украшают вазы, а хрустальные светильники выглядят как морские водоросли, заключенные в лед.


– Никогда здесь не бывала, – говорю я. – Здесь мило.


– Ох, не ври.


Холодная волна пробегает по моему позвоночнику, ударяя прямо в пятую точку. Это, мягко говоря, неприятно.


– Что?


Кайла потягивает чай.


– Джек рассказал мне, что ты шпионила за нами на нашем свидании.


– Только потому, что он был, объективно говоря, гнойно-жопым едоком букашек с противным лицом, и мне пришлось…


– Я знаю, что ты ему заплатила, чтобы он меня пригласил, – прерывает она. Я широко открываю рот, как исключительно немая рыба. – Все хорошо. Меня это больше не беспокоит. Кажется, это было так давно.


– Ты… – Я сглатываю. – Ты не суперзла?


– А почему я должна быть зла? Это был один из лучших вечеров в моей жизни.


– Когда он…


– В ту ночь, когда мы расстались. Точнее, на следующее утро, после вечеринки у Эйвери, когда она…


Когда она заперла Рена и накаченную наркотиками Кайлу в комнате. Однако я этого не говорю, об этом действительно не стоит говорить. Кайла встряхивает волосами.


– Когда вы с Реном отправились надрать задницу Эйвери, мы с Джеком поговорили о многих вещах. В том числе и об этом. Он мне все рассказал.


– Я не хотела ничего плохого. Блин, я не хотела ничего плохого, – мгновенно говорю я. – И мне действительно очень жаль…


– Не будь идиоткой. – Она пинает меня под столом. – Все уже закончилось, это было давным-давно, к тому же я бы тебе все простила. Ну, за исключением убийства своего брата. Хотя, может быть, простила бы тебя даже за это, зависит от того, сколько бы он плевал в меня на предшествующей убийству неделе.


Нам приносят наши спринг роллы, и я топлю свою благодарность в рисовой бумаге и простой начинке из тофу. Кайла говорит о Массачусетсе и всех местах, которые она собирается посетить вместе с Ренам. Ей идеально подойдет восточное побережье. Она великолепная, смуглая и высокая, так что большой город – это именно то, что надо, таким образом максимальное число чернорабочих смогут греться в ее великолепии, пока она расцветает в самую красивую женщину в мире, а в конце концов превращается в королеву Вестероса.


– Мне даже не нравится «Игра престолов», – возмущается она. – Там все слишком белые.


В книгах меньше белых людей, и она бы это знала, если бы больше читала.


– Я читала «Войну и мир».


Поправка: она бы это знала, если бы больше читала более подходящих, не глупых книг.


– О, мой Бог, да ты сноб! Я лучшая подруга книжного сноба.


Я откидываю волосы и заказываю жареный рис, а Кайла – кокосовое карри. Где-то снаружи мужчина кричит: «БЛЯДЬ», а другой: «ОСТАНОВИСЬ», но нам их не видно. Все это так драматично. Кайла ковыряет ногти, и ее слабо раздраженную радость заменяет мрачный взгляд.


– Я буду скучать по тебе, сноб.


Я тянусь через стол и кладу свою руку поверх ее.


– Я всегда буду с тобой, – говорю я. Она улыбается, и я продолжаю: – Как парочка бестелесных глаз. Наблюдая за твоими ягодицами с великим восхищением убийственной зависти, смешанной с защитным материнским инстинктом.


– Фу.


– Рен не узнает, что ударит его, когда я материализуюсь прямо из воздуха в ночь вашего первого полового сношения и заеду ему в рот.


Кайла сверкает сердитым взглядом.


– Мягко. Заеду ему в рот мягко, – исправляюсь я. – Мизинцем.


Подают наш заказ, и мы едим, словно оголодавшие гиены, что само по себе прогресс, потому что на лестнице прожорливых едоков девушки-подростки находятся чуть ниже огромных белых акул и выше оголодавших гиен, а это означает, что мы действительно ведем себя хорошо. Однако официантка, кажется, так не считает, поскольку она морщит нос, когда забирает наши блюда, демонстрирующие кольца оставленной еды, словно ореолы славы. И несварения желудка. Я на секунду ныряю в уборную, чтобы смыть с лица арахисовый соус. И вот тут на меня обрушиваются воспоминания с особо гнусной местью. Джек опирался об эту стойку. Джек прикасался к этой раковине. Джек впервые прикоснулся к моему лицу, стоя между стойкой и стеной. Джек присутствует в каждой плитке этой уборной, и я не могу от этого убежать.


Да я и не хочу.


Он может отсутствовать, исчезнуть из моей жизни, словно призрак, но здесь? Он все еще здесь. Я могу представить себе его высокую фигуру здесь. Могу закрыть глаза и снова оказаться в прошлом.


Это просто тупая уборная в тайском ресторане. Однако для меня, это гораздо больше, чем просто уборная.


Я умываюсь и пристально смотрю на себя в зеркало.


Это наш с Кайлой последний ужин, повторить который мы еще долго не сможем. Четыре месяца, как минимум. Я уезжаю завтра. Она уезжает через неделю. Здесь заканчивается старая и начинается новая жизнь. Никто не знает, что произойдет дальше, но я намерена сохранить ее в своей жизни. Я не потеряю ее.


Не так, как я потеряла Джека.


– Все в порядке? – спрашивает Кайла, когда я возвращаюсь к столику. – Диарея?


– Ох, постоянная. Это моя суперсила. Полуавтоматическое извержение.


Кайла молчит, а это означает, что она либо не поняла моей шутки, либо не слушала.


– Ты по нему скучаешь, да? – тихо спрашивает она.


Я знаю, о ком она говорит. Трудно не догадаться, когда он словно гигантский розовый слон, маячащий перед нашими лицами. Образно выражаясь. Образно маячащий перед нашими лицами. Но я разыгрываю из себя дурочку, потому что так легче.


– По Рену? Конечно, черт возьми, я по нему скучаю. Вчера вечером я отправила этому ботану сообщение на Фейсбук, но он никогда не…


– Я имела в виду Джека, тупица. – Я молчу. Кайла вздыхает и скрещивает на груди руки, пока ждет счет. – Это не справедливо. Он просто взял и оставил тебя.


Я смеюсь горьким смехом.


– Все прекрасно. В любом случае, между нами ничего не было.


Кайла одаривает меня еще одним острым убийственным взглядом. Она хорошо переняла его у Эйвери.


– Не морочь мне голову, ладно? Вся школа может засвидетельствовать ваше взаимное влечение. А я твоя лучшая подруга. К тому же я некоторое время встречалась с Джеком. Так что я точно знаю, как много вы значите друг для друга.


– Очевидно, не так уж и много, – снова смеюсь я. – Ведь он так быстро уехал. Даже не попрощавшись.


Кайла молчит, ожидая продолжения.


– Жизнь действительно странная штука, – улыбаюсь я. – Ты никогда к этому не привыкнешь. Но ты все равно живешь. И порой можно найти кое-что, что сделает ее чуть более комфортной, и ты пытаешься это удержать, но чем крепче ты держишь, тем быстрее оно ускользает.


Я смотрю в окно на окрашенную сумерками главную улицу, где только начинают расцветать золотые фонари. Я буду скучать по этому маленькому городку, но он не будет скучать по мне.


– Думаю, София знала это лучше всех нас, – продолжаю я. – Может быть, она была единственной в мире, кто это знал. Возможно, именно поэтому она просто… отпустила. Ведь чем крепче она держала то, что любила, тем быстрее оно ускользало.


– Айсис…


Я поворачиваюсь к Кайле.


– Со мной все в порядке, правда. Я просто много о ней думала. О том, что могла бы сделать. Ба сказала, что я ничего не смогла бы сделать. Но я могла бы. Я могла бы просто отпустить. Могла бы отпустить Джека, и, возможно, Софии до сих пор была бы жива.


– Это неправда! – протестует Кайла.


– Может быть, ты права, а может быть, и нет. И все же, единственное, что я знаю наверняка, так это то, что в том альтернативном мире, где я отпускаю Джека, София, скорее всего, еще жива.


Кайла вздрагивает. Официантка оставляет счет, но подруга его даже не замечает, и я жестом указываю на него.


– Ты заплатишь? Или я?


Кайла неохотно выуживает две двадцатки, а я даю пять на чаевые. По дороге домой под темным и беззвездным небом, как холодные океанские воды, Кайла наконец-то говорит:


– Айсис, ты не сделала ничего плохого.


– Не сделала, – соглашаюсь я. – Ты права. Я не сделала ничего плохого. Но я не сделала ничего, точка.


Кайла пытается сломать темный лед, покрывший нашу беседу, и я ей в этом помогаю. Это наша последняя встреча на довольно долгое время, но все омрачает тень смерти Софии, преследующая нас. Меня. Она преследует меня, портя наше прощание, а я даже не могу это остановить.


– Послушай, Кайла, прости. Мне просто… просто очень жаль. Не знаю, когда я стала такой… ведь я обещала себе, что не буду такой…


– Но легче сказать, чем сделать, – прерывает она. – Знаю. Рен тоже был таким. Не волнуйся. Все хорошо. У меня была практика в обращении с людьми, страдающими депрессией, – одаривает она меня немного изможденной улыбкой.


Когда мы заезжаем на подъездную дорожку моего дома, то еще какое-то время сидим в темной машине, наблюдая, как мотыльки атакуют освещение крыльца. Они бросаются на него снова и снова, словно хотят вспыхнуть и сгореть.


– Мне повезло, что я тебя встретила, – улыбаюсь я Кайле. – И мне втройне повезло, что ты неравнодушна к сумасшедшим чудикам. Да я просто выиграла лотерею дружбы.


– Так же как и я, – отвечает Кайла, надувая губки. – Без тебя я бы никогда не поняла, что Эйвери меня использовала.


– Джек помог.


Она кивает, криво усмехаясь.


– Полагаю. Немного.


– Помнишь, как мы впервые встретились на вечеринке у Эйвери? И он довел тебя до слез?


– О Боже, я была такой плаксой. Даже поверить не могу, какой я была дурочкой. И это было всего десять месяцев назад. За это время я могла бы родить ребенка.


– Плаксивого ребенка, – вставляю я.


– Все дети плаксы, – возражает она.


Прищуриваясь, я принимаю вид старого мудреца и произношу, словно постулат:


– Но все ли плаксы… дети?


Кайла слегка толкает меня, а затем вздыхает и откидывается на спинку сиденья.


– Джек был первым, кто поднял этот вопрос. Он заставил меня все подвергнуть сомнению: почему я тусовалась с Эйвери, по-настоящему ли я наслаждалась ее обществом, сколько моих чувств было скрыто за шопингом и сплетнями. Без него у меня бы на это ушло гораздо больше времени.


– Его бы не убило, если бы он немного это подсластил, – ворчу я. – Вилли Вонка делает это все время, и с ним все в порядке! Конечно, он сумасшедший и, возможно, одержимый мыслью об убийстве, но здоровье у него отменное.