Безымянный задумчиво смотрит на меня, а затем хлопает в ладоши, медленно мне аплодируя. Каждый хлопок – пуля, пронзающая сосуд с истерическим напряжением в моей груди.

– Мои поздравления, ты выбрала очень опасного человека себе во враги.

Я прищуриваюсь.

– Джека?

– Джека, – подтверждает он. – Уверен, около пяти месяцев назад ты получила мое электронное письмо с фотографией его руки с бейсбольной битой. Я сделал ее с видео, знаешь ли.

– Знаю.

– Правда? – Он выгибает бровь.

– Я знаю, что ты украл это видео у федералов.

Он смеется.

– Украл? Не будь дурой. Даже я не смогу взломать федеральную базу данных. Федералы сами мне его дали. Ну, не мне, а одним моим друзьям. Видишь ли, мы работаем вместе в качестве внештатных киберконсультантов. Федералы связались с нами и отдали видео. Хотели, чтобы мы улучшили качество записи насколько это возможно. Хотели узнать, что конкретно там произошло.

Я с трудом сглатываю. Безымянный улыбается.

– И мы это сделали. Но мы так и не отдали его обратно. Пока, по крайней мере. Я хотел, чтобы во всей улучшенной красе ты увидела его первой.

– Почему?

– Я хочу, чтобы ты поняла, с кем именно имела дело, – вкрадчиво отвечает Безымянный. – Джек не хороший парень. Хорошо, что вы больше не общаетесь, иначе он бы причинил тебе боль.

Тошнотворный, темный огонь вспыхивает в моих легких. Он причинил мне боль. Не Джек. Безымянный ухмыляется в ответ моему бессильному молчанию, а затем бросает мне планшет с уже открытым видео. Мой палец застывает над кликом воспроизведения в центре.

– Ну же, – подталкивает Безымянный, улыбаясь еще шире.

После стольких месяцев бессонных размышлений, раздражающих намеков и полуправды вся история находится под моим указательным пальцем.

И я нажимаю «воспроизвести».

– – –

Несколько секунд темноты, а дальше шелест листьев. В нижнем углу дата 8/15/2007 и время 21:45:01. Быстро подсчитываю – Джеку было тринадцать.

– Сними эту гребаную крышку! – Голос принадлежит Эйвери. – Боже, будучи таким огромным ботаником, ты полный идиот.

Раздается приглушенный ропот, и я мгновенно понимаю, куму он принадлежит. Рену, юному Рену с более высоким голосом, но, безусловно, Рену. Крышка камеры снимается, открывая взору покрытую листьями землю и высокие деревья, которые мне уже так хорошо знакомы. Эйвери, юная Эйвери, у которой еще не сформировались соблазнительные изгибы, в топике, белых шортах-юбке и сандалиях, как всегда, выглядит надменно и дерзко.

– Держи вот так, – инструктирует она, выхватив камеру и направив ее на Рена. Он такой худой и низкий, со щек еще не спала детская припухлость. Очки на нем настолько огромные, что практически поглощают все его напуганное, невинное лицо, а массивные часы раза в два больше его крошечного запястья. Одет он в шорты и полосатую рубашку, которую, очевидно, выбрала для него его мама.

– Думаю, это плохая идея, – шепчет он. Эйвери фокусирует объектив на его лице.

– Если ты струсишь, то я всей школе расскажу, что твоя мать изменяет отцу. Так что в твоих же интересах остаться здесь и снимать.

Рен еще больше бледнеет. Появляется картинка заката: солнце низко опускается за деревья. Вновь лицо Рена, а затем экран гаснет. Запись продолжается уже в 22:07:15. Стало гораздо темнее, а солнце давно зашло.

– Вот дерьмо. Почему они так долго? – ругается Эйвери.

– А у этой штуки есть… подсветка? – робко спрашивает Рен. На экране едва можно различить, что Эйвери закатывает глаза.

– Ага, ведь мы собираемся тайно снимать с яркой подсветкой.

– Тогда как…

Щелчок, и камера переходит в режим ночного видения, все вокруг становится зеленым с оттенками черного и серого. Эйвери возвращает камеру Рену, и ее белые зрачки устрашающе светятся в кадре.

– Просто сфокусируйся на ней, хорошо?

Камера дрожит вместе с рукой Рена.

– Эйвери, я не хочу. Я больше не хочу этого делать…

– Ш-ш-ш, – шикает Эйвери, ложась на землю и таща его вниз за собой. – Вот она. Просто снимай.

У меня перехватывает дыхание. Рен фокусируется на едва заметной фигуре, пробирающейся через деревья.

София.

Тринадцатилетняя София.

Идет с фонариком в руке. Ее волосы цвета зимнего лунного света короткие. Сама она худенькая, но гораздо полнее, чем когда я ее знала. Все женские изгибы уже заметны. Шеки выглядят здоровыми и пухленькими. На ней свободный цветочный сарафан. Лицо наполнено жизнью, а идет она чуть ли не вприпрыжку. Вприпрыжку! Ни разу не видела, чтобы София передвигалась так быстро.

– Джек? Джек, где ты? Ну же, ты меня пугаешь, – оглядываясь, зовет она.

– Д-Джека на самом деле здесь нет, верно? – шепчет Рен.

– Конечно же нет, идиот, – глумится Эйвери. – Я просто подделала записку от него и подкинула ей в сумку. Они тааак влюблены, что она поверит во что угодно.

Камера фокусируется на Софии, которая теперь выглядит дико напуганной. Так жутко и душераздирающе видеть ее живой на пленке… видеть ее счастливой. Совершенно другой.

Луч от ее фонаря мечется вокруг, приземляясь на кустах, в которых прячутся Эйвери с Реном, они пригибаются ниже, и луч скользит мимо. Медленно повернувшись, София замирает… а потом пятится назад.

– К-кто вы?

Фонарь освещает бородатого мужчину средних лет… с безжалостной ухмылкой на лице. На нем комбинезон, из кармана которого торчит промасленная тряпка.

– Они ведь просто ее напугают, верно? – отчаянно шепчет Рен. Эйвери ничего не отвечает, ее внимание приковано к Софии. – Верно, Эйв? – допытывается Рен.

Не получив ответа, он поворачивает камеру обратно к Софии, его рука дрожит еще сильнее, и камера трясется вместе с ней. Из-за деревьев выходит еще один мужчина, и еще один… И вот их уже пять. У одного из них бейсбольная бита, а у другого что-то похожее на лом. Тот, который в комбинезоне, что-то вполголоса говорит Софии, пока она с перекошенным от ужаса лицом отступает к деревьям. Можно расслышать только высокий, испуганный голос Софии.

– Оставьте меня в покое! Мои друзья в доме! Если я закричу, они вызовут копов!

Ее слова вызывают у него лишь смех, который подхватывают остальные, напоминая гогочущих гиен. Она настолько беззащитна, что меня трясет от желания дотянуться до нее сквозь экран и затащить к себе, в безопасность.

– Эйв, – негодует Рен, – отзови их!

Улыбка Эйвери становится только шире.

– Рано. Они еще не напугали ее как следует.

– Они собираются… они ведь не тронут ее, верно?

Эйвери бросает на него сердитый взгляд.

– Нет. Я приказала им просто… просто напугать ее до чертиков. Но они ее не тронут. Я запретила.

Рен поворачивается обратно к мужчинам, которые теперь вплотную окружили Софию. Она пытается убежать, но один из них ловит ее и швыряет на землю, в центр их круга. Все пятеро вновь начинают дико ржать.

– Оставьте ее в покое!

Этот голос молодой, сильный, злой. Я никогда не слышала его таким, но я точно знаю, кому он принадлежит. Гордый темно-русый Джек переключает все внимание мужчин на себя. Его голубые глаза вовсе не ледяные, они горят бело-голубым пламенем. Он высокий, крепкий, хоть и долговязый, а еще не спавшая со щек детская припухлость является единственным свидетельством его истинного возраста. И конечно же, он все так же невыносимо красив. Но он не Ледяной Принц, которого я сейчас знаю, Джек не контролирует свои эмоции, они все четко выражаются в каждой напряженной мышце и сжатых кулаках. Он лев. Маленький король. Злой, праведный, преданный.

Двое мужчин направляются к Джеку, но он от них уклоняется и мчится к Софии. Третий мужчина набрасывается на Джека и заваливается вместе с ним на землю, создавая при этом небольшое облако из сосновых иголок и пыли.

– Джек! – кричит София. Джек ругается, отбивается и дерется как дикий зверь, но на выручку своему соратнику подлетают еще двое мужчин и, заломив руки Джека за спину, вынуждают его встать на колени.

Сквозь деревья клубится мягкий туман. Остальные мужчины поворачиваются к Софии, которая, рыдая, сворачивается у ствола дерева, словно оно хоть как-то сможет ее защитить.

– Не трогайте ее! – вопит Джек, и этот пронзительный крик разрывает мое сердце в клочья. – Вы гребаные ублюдки, выберете кого-то, кто сможет дать отпор! Нет! Нет, София! София, беги!

– Н-нет. – Раздается четкий голос Эйвери, но Рен никак не реагирует, он кажется парализованным, все его внимание сосредоточенно на Софии и Джеке. – Нет, мы так не договаривались. Уходите. Просто уходите.

Однако ее команды летят в пустоту. Мужчины продолжают приближаться к Софии, и та закрывает голову руками.

– Помоги мне, Джек, – сквозь слезы молит она.

Некоторые мужчины шатаются – очевидно, пьяные, – когда направляются к своей цели, а достигнув, начинают стягивать с Софии платье. Я глотаю желчь. Джек моментально реагирует – удерживающий его мужчина вскрикивает и падает. Вскочив, Джек хватает алюминиевую бейсбольную биту, которая выпала у мужчины из рук, и замахивается ею на мужчину, снова, снова и снова. Эйвери матерится, и даже оцепеневший Рен вздрагивает. Двое мужчин бросаются на Джека, но тот ускользает от их мясистых рук и нацеливается на их головы… Сквозь деревья раздается глухой, тошнотворный, сильный удар, когда метал встречается с костью. Четвертый мужчина что-то нашаривает в своей куртке – вероятно, пистолет, но Джек быстро прячется за первого мужчину, который с трудом поднимается с земли, и пуля врезается тому в плечо, вновь пригвождая его к земле. Джек использует момент, чтобы атаковать, и бьет битой по шее стрелка. Тот, уронив пистолет в листву, падает наземь, словно тряпичная кукла.

Все это время Джек безумно улыбается, его рот и лицо забрызганы кровью.

Пятый мужчина, тот, который прижал Софию к дереву, лихорадочно пытается натянуть штаны. Джек ударяет его битой в бок, тот падает и пытается найти в листьях пистолет. Но Джек замахивается вновь. Раздается крик Софии. Что-то трещит, и это не бита… Мужчина поднимает руку, и в режиме ночного видения можно четко разглядеть кучу сломанных костей, изуродованного мяса и болтающейся кожи. Мужчина ошеломленно глядит на свою руку, а затем боль настигает его, и он начинает реветь.

– Пожалуйста, приятель, мы не хотели… – умоляет он, отползая прочь, – мы не собирались…

Мужчина поднимается и убегает, Джек запрокидывает голову назад и дико смеется, после чего пускается за ним в погоню. Они исчезают во мраке, и в кадре остается только рыдающая София, которая вскакивает на ноги и силится натянуть обратно платье. Как же ее сильно трясет. Она хочет уйти, но спотыкается обо что-то и, упав, скатывается с небольшого холма, пока не останавливается, с ужасной силой врезавшись в деревья. Наступает мертвая тишина, минуты тикают, пока София корчится, ее платиновые волосы разметались по сосновым иголкам. А затем раздается звук шагов, и она замирает.

– Твою мать, – шепчет Эйвери, – черт…

Из темноты возвращается Джек, и по мне пробегает дрожь. Его ухмылка исчезла, ее сменило еще более жуткое выражение лица – то, которое я знаю очень хорошо.

Маска.

Ледяная маска, скрывающая все эмоции.

Но это длится всего секунду, потому что потом он видит Софию… Джек, крича, подбегает к ней и, выронив окровавленную биту, бережно сгребает ее в свои объятия.

– Соф, – шепчет он, – София, София, пожалуйста…

Он поднимает руку, она липкая и мокрая от крови. София не шевелится. Джек рьяно хлопает по сосновым иголкам вокруг ее тела и вновь задыхается от эмоций, вопль дикого зверя вырывается из него. Кровь. Лужа крови вокруг ее таза, все цветочное платье окрашено ею.

Раздается хруст, видимо, Эйвери переместилась и наступила на веточку. Джек вскидывает голову, его глаза люто пылают жуткой белизной в ночном видение, лицо искажается яростью, и он хватает биту. Чертыхнувшись, Эйвери пускается наутек, и по мере приближения Джека Рен выходит из ступора и роняет камеру. Объектив едва ловит его обувь, когда он проносится мимо. Большие ботинки Джека проносятся мимо всего долей секунды позже.

– Я убью вас! – Эхом раздаются его крики. – Я, блядь, убью вас!

Он продолжает кричать, звук то постепенно исчезает, то вновь становится отчетливым, словно Джек ходит кругами. Слышно, как под сопровождение пронизанных болью криков – глубоких, сильных и яростных – металлическая бита разносит на щепки деверья…

– – –

– Он еще какое-то время продолжает кричать, а затем пленка обрывается, – поверх всего этого наконец заговаривает Безымянный.

Экран планшета становится синим, а следом гаснет. Едва мои руки начинают дрожать, как я их успокаиваю. Безымянный наблюдает за моей реакцией.