– Некоторые говорят, что любовь дарует сразу и счастье, и горе.

– Ну, они глупы и неправы. – Я выпячиваю подбородок. – Это просто... просто порождение старого романтического поэта. Люди любят выставлять себя глубокомыслящими, поэтому говорят, что боль – часть любви, но это не так. Любовь...

– В них нет ничего некрасивого, – говорит Джек. – Можно?

Я мешкаю, но киваю. Он подходит и, взяв мою руку, нежно проводит пальцами по ожогам от сигарет на запястье. Обводит каждый кружок большим пальцем. Нежно, так нежно.

– Похоже на галактику, – он улыбается, – полную звезд, сверхновых звезд, криогейзеров и множества других замечательных научных вещей, которые я мог бы продолжать перечислять, что, вероятно, тебе бы чертовски надоело.

Я крепче прижимаюсь к нему и смеюсь ему в грудь.

– …Любовь – это когда тебя принимают и желают таким, какой ты есть, со шрамами и всем остальным.

Из глаз льются слезы, омывая ложбинку, и я себя обнимаю.

Теперь я вижу разницу.

Теперь я знаю, что такое любовь, а что нет.

Положив клипборд, Джемма раскрывает объятия, и едва я принимаю их, как тьма вырывается из моего рта на ее свитер.

– М-меня... меня и-изнасиловали. Когда мне было четырнадцать. Парень, которого я думала, что люблю.

Все это изливается из меня, скользит по щекам и, падая на пол, образует лужицу на плитке. Четыре года тихого страдания заполняют кабинет Джеммы, ее колени. Я для нее незнакомка, и ей должно быть все это как минимум неприятно, но она, наоборот, обнимает меня еще крепче. И во мне просыпается лютая ненависть. Я ненавижу себя, ненавижу ту, кем была раньше. Ненавижу ту, кем стараюсь быть сейчас. Ненавижу людей, от которых взамен на любовь получила предательство, а самое главное – я предала себя. Я спрятала это глубоко в себе вместо того, чтобы рассказать хоть кому-нибудь, кому угодно. Я молчала вместо того, чтобы попросить помощи хоть у кого-нибудь, у кого угодно. И теперь вся эта боль изливается из меня, в горло и глаза будто вонзаются шипы. Думаю, именно так и умирают, однако моя боль длится часами. И все это время Джемма просто обнимает меня и, плача вместе со мной, шепчет снова и снова «Я знаю», потому что она знает, потому что она тоже через это прошла. Я не одна, больше не одна.

* * *

За всю историю планеты Земля никто не был бо́льшим идиотом, чем я. Кроме Бога… Большого взрыва? Ну, или чего-то еще, что могло сотворить это место и нас, ведь это, очевидно, очень неразумный поступок.

В любом случае, мы с Богом в одной лиге самых великих болванов во Вселенной, потому что я совершила нечто в равной степени глупое. То, что причиняло мне боль. Годами. Я таила в себе ужасную тайну.

Полагала, что была сильнее травмирующего события, собственно говоря, так и есть, вот только я не учла один маленький нюанс – не признала это травмирующим событием. Как объяснила мне Джемма, после того как я вырубилась на кушетке в ее кабинете и, проснувшись с пением птиц, взяла у нее протянутый стаканчик кофе, что бы ни случилось, как бы долго это ни продолжалась, это было. То, что это не длилось долго или что не было проникновения, не означает, что это не было изнасилованием.

Он удерживал меня и мастурбировал.

Это было изнасилованием.

Джемма предлагает мне прийти на перевязку на следующей неделе, чтобы можно было еще поговорить, и я соглашаюсь. Она не психиатр, и ей за это не платят, но она тратит свое свободное время на меня. Даже не знаю, как ее за это благодарить. Конечно, я донельзя удручена, измучена и морально истощена из-за возрождения каждого момента той ночи, но все это перекрывает благодарность. Что ж, теперь я готова к девяти пиццам.

Сейчас даже моя походка изменилась, будто за ночь мое тело накачали гелием. Мои плечи кажутся легче, в голове просветление. Я драматически откидываю волосы назад, когда мимо меня проходит парочка, и понимаю, что больше не испытываю желания их убить.

А вот Безымянного...

Зайдя в офис администрации, я беру стаканчик с водой и попутно слушаю сплетни работающих здесь дам.

– Саммерс? Да быть не может. Он такой приятный мужчина, – со вздохом молвит одна дама.

– Ну, один из студентов сделал это, – констатирует другая. – А год назад нам поступила жалоба на домогательство, Дин тогда еще отказался ее выслушивать, помните? Бедной девочке пришлось бросить учебу.

– Думаете, это правда?

– Студенты совершают много глупостей, – отвечает первая, – но без достаточных оснований они обычно не пишут «извращенец» фальшивой кровью на дверях.

– Если он вел себя неподобающе, клянусь, я...

– Охрана кампуса сейчас опрашивает студентов, знаете, они проверили все камеры слежения, но в них не оказалось пленок...

Дверь за мной закрывается, и их голоса исчезают, чего не скажешь про легенду о моем подвиге. Следом я слышу ее в устах людей, которые едят эклеры на ступеньках корпуса кулинарных наук.

– Фу-у, кровь? – Девушка морщит нос.

– Это стоило написать дерьмом, – язвит парень.

– Я всегда думал, что он слишком хорош. – Качает головой другой парень.

– Что заставляет такого мужчину развращать девушек? Это чертовски подло, – возмущается первый.

Иду дальше. Группа парней из братства замечает Саммерса, который пересекает газон, и улюлюкает ему; ошарашенный, статный, высокий, с небольшим пузиком профессор роняет все свои бумаги и опускается на четвереньки, чтобы их собрать. Презренные взгляды и шепотки сомнений служат доказательством того, что я настроила против него университет. Служат доказательством того, что у меня все еще есть магия, так пусть же прикосновение несравненной Айсис повсюду вселяет страх в сердца злодеев...

– Айсис! – Ко мне подбегает хмурый Киран. – Я же сказал тебе ничего не делать!

– Да, только я и приказы – вещи несовместимые. Ну, совместимые, но на деле это ужасно.

– Тебя поймают с поличным. Знаешь, у них есть камеры.

Мой желудок неприятно скручивается, но я сразу это пресекаю.

– Не бойся, они случайно воспламенились от моей сексуальности.

– Ничто не воспламеняется случайно, тебя отчислят!

– Тогда нам следует довольствоваться тем немногим временем, что у нас осталось.

– Айсис... – Он хватает меня за запястье и дергает к себе. Я оборачиваюсь и, уперевшись ногами в землю, прочищаю горло.

– Да, поцелуи были великолепны, – говорю я. – И для двух людей, познакомившихся возле полуголого парня, которого выворачивало на какие-то петунии, мы очень много целовались, и ты действительно хороший парень. К тому же похож на валлийца, а леди любят килты, не я, конечно, но большинство «леди», примерно семьдесят процентов женщин от восемнадцати до тридцати восьми. Знаю, ты думаешь, что я нравлюсь тебе как личность, что ты хочешь со мной встречаться и что мы хорошо поладим, но мне придется развеять твои надежды и мечты. Я ни с кем не хочу встречаться. Хотя, вообще-то, это неправда. Тупица, с которым я хочу встречаться, просто не хочет встречаться со мной. Вот так. Я просто пыталась его забыть. Я использовала твои губы, чтобы забыть его. Как отрицательный персонаж из фильма. Злодей. Но я всегда была злодеем. Или драконом, и мне жаль. Мне очень жаль. Я дракон и сжигаю все дотла, прости.

Темные глаза Кирана наполняются шоком, а его хватка ослабевает. Я вырываюсь и оставляю позади еще одного человека, которому причинила боль. Мне дико жаль, но я не собираюсь корить себя за это. Надоело постоянно ходить с раненным сердцем.

Я так яро вышагиваю, что даже не замечаю, как мимо меня проходит Диана. Она взвизгивает и, развернувшись, догоняет меня.

– Айсис! Вот ты где! Мы везде тебя иска...

– Не сейчас, богиня Луны, мне нужно разобраться с парнями.

Диана смеется и останавливается.

– Что насчет сегодняшней окружной ярмарки? Ты говорила, что хочешь пойти...

– Я буду там! – кричу я и захожу в мужское общежитие. Перепрыгивая через ступеньку, поднимаюсь по лестнице и со всей дури молочу в дверь. Три секунды тишины, а затем она открывается. Предо мною предстает Джек, который выглядит так, будто его пропустили через мясорубку, при условии, если так называемая мясорубка перемалывает исключительно души симпатичных мальчиков.

– Привет, – говорю я решительно, – я хочу, чтобы ты помог мне убить Уилла Кавано.

Ледяные глаза Джека расширяются от удивления, когда я впервые за четыре года произношу вслух полное имя Безымянного.

– Ох, вообще-то, это может немного подождать. – Вспоминаю я о своих приоритетах. – Прежде всего, я хочу, чтобы сегодня ты пошел со мной на окружную ярмарку, а если твоя новая подружка Геморрой будет против, то может катиться ко всем чертям, мне все равно.

Я ожидаю, что он откажется или разозлится, но у него в уголках глаз собираются морщинки – это своего рода улыбка Джека.

– Хорошо.

– Я за рулем.

– Хорошо.

– Встретимся в девять у Уоррик Билдинг.

Кивнув, он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я быстро разворачиваюсь и ухожу. Не могу больше с ним разговаривать – сначала мне нужно поупражняться в том, что я хочу ему сказать. Шесть часов, вылазка в шкаф и момент «X» наконец наступит. Пока я швыряю через плечо носки, трусы и кофты, Иветта с непринужденным интересом наблюдателя за ураганом сморит на меня.

– Серьезно, где ты была? – спрашивает она наконец. – Мы с Дианой думали...

– Я разговаривала с милой леди. И она помогла мне кое-что понять. Вопреки расхожему мнению незнакомцам легче открывать безнадежно отвратительные секреты.

Достаю розовую блузку.

– О-о, то, что надо, – одобряет Иветта.

Прежняя Айсис сморщила бы нос и отбросила ее в сторону. Теперь же я стягиваю свою кофту и заменяю ее блузкой – прохладной, воздушной, с оборками, реющими при каждом движении. Иветта помогает мне подобрать джинсовые шорты и одалживает старую, слегка потрепанную армейскую куртку, которая идеально подходит для прохладной осенней погоды и круто дополняет мой образ. Затем подруга собирает мои волосы и завязывает их в хвостик.

– Так ты выглядишь гораздо сексуальнее, – поясняет она.

– Желаю, чтобы люди, глядя на меня, думали: «Я хочу отдать ей миллион долларов наличными».

– Почему ты так помешана на деньгах?

– Потому что за деньги можно купить практически все.

Иветта смеется и качает головой.

– Что ж, я хочу отдать тебе десятку. Десять центов.

Настойчиво протягиваю руку, и она, порывшись в кошельке, находит десять центов. Засовываю монетку в лифчик на удачу и ухожу.

Я прокручиваю в голове заготовленную речь, снова, снова и снова, предусматривая различные исходы, придумываю контраргументы, саркастические замечания и непревзойденные подколки, но вся моя подготовка летит к черту, когда я вижу Джека, который ждет меня на парковке. Он стоит, прислонившись к персиковому дереву, его волосы вроде причесаны, но все равно выглядят слегка растрепано. На нем темные джинсы и красная фланелевая рубашка. Ноги длинные, плечи широкие, а лицо гордое, благородное, как у льва. И тогда меня словно молнией поражает. Он становится старше. Я становлюсь старше. Время не ждет. Я и так четыре года убила на страдания из-за того, кто и близко того не достоин.

Но этот парень. Этот глупый прекрасный парень, может быть, достоин.

– Это не ярмарка лесорубов, – подшучиваю я, как только подхожу к нему.

– Мне просто нравится фланель, – отвечает он, глядя на свою рубашку.

– Тебе и целой популяции хипстеров Сиэтла.

Джек ухмыляется и следует за мной к машине. Мы едем в полной тишине – не тяжелой, умиротворенной, – пока на горизонте не появляются палатки и верхушка освещенных американских горок.

– Я достала билеты, – говорю, когда, припарковавшись, мы выходим из машины. – Поэтому тебе достается почетная привилегия покупать мне всю еду, которую я захочу.

– Серьезно? Женщина, ты за раз употребляешь приблизительный эквивалент месячного рациона страны третьего мира.

– Это делает меня жирной или греховной?

– И той и другой, – отвечает Джек, принимая билет, который я ему протягиваю. Он останавливается под аркой, ведущей на ярмарку. Сумеречное солнце погружает деревья во тьму и окрашивает облака алым. Огни на колесе обозрения, американских горках и лодке фараона так и манят, а запах маслянистого попкорна и хот-догов смешивается с сухим, свежим запахом осенних листьев.

– Последний раз я был на ярмарке с Софией, – наконец произносит он. Мое сердце наливается свинцом и ухает вниз, подобно грузу, падающему на голову мультяшных героев, вот только вместо головы анимационного персонажа мое солнечное сплетение.

– Черт. П-пойдем, – спешно шепчу я. – Нам не стоит туда идти. Я не хотела...