— Сегодня тут вряд ли можно будет работать, — с пьяной усмешкой сказал он. — Тут, знаешь ли, кипят страсти, сегодня тут не до работы ...

Вивиана вопросительно посмотрела на него. Рикарду стал рассказывать и про свой роман с Паулой, и про Ниси, и про скандал, который полыхал сегодня, и про Родригу, который кричал им: «Убийцы!»

Он говорил, и ему становилось легче, слишком долго носил он в себе эту тяжесть. Он был рад, что все рассказал Вивиане, потому что не хотел таиться перед ней, притворяться. Он хотел, чтобы она его полюбила его, и полюбила таким, каким он был. Наверное, и она не была ангелом, тоже переживала тяжелые времена, тоже видела в жизни разное, значит, не должна только судить его, наверное, она знает, как важно, чтобы человека простили...

Рассказав все, он потянулся к ней словно собака к хозяину, чтобы его погладили и приласкали. Но Вивиана, именно потому что немало натерпелась в жизни от людской непорядочности, бессовестности, безответственности, вовсе не была склонна умиляться дурным поступкам только из-за того, что в них покаялись

— Прискорбная история, — сухо сказала она, отодвигаясь. — Причем ты и Паула выглядите в ней крайне неприглядно, а Ниси, скорее, просто жертва.

— Что же, ты разделяешь мнение Родригу? Считаешь, что я убийца? — обиженно спросил Рикарду.

— Нет, я считаю, что ты пьяница, а с пьяницами всегда опасно иметь дело, — резко ответила Вивиана, отталкивая Рикарду, который пытался ее обнять.

— Вот не думал, что полюблю черную девушку, - бормотал Рикарду, уже теряя контроль над собой, чувствуя, что волна желания несет его и он хочет, чтобы чудесная, любимая, восхитительная Вивиана ответила на его желание и ощутила, как сладко, как замечательно им будет вместе.

Уже не слушая и не слыша ее слов и криков, не чувствуя ее кулачков, ее ногтей, он впивался со стоном в желанную нежную плоть, добирался до нее сквозь мешающую одежду...

На вопли Вивианы прибежал охранник и с трудом отодрал от нее пьяного Рикарду, который бессмысленно уставился на него, не в силах преодолеть гипноз собственной грезы.

— Грязное животное! — передернувшись, бросила Вивиана, приводя свое платье в порядок. — Имей в виду, что я этого так не оставлю! У меня есть свидетель. И я подам в полицию заявление о попытке изнасилования.

Рикарду, наконец, пришел в себя, но уразуметь, что все-таки произошло, он так и не смог — ведь он так любил Вивиану и хотел и для нее, и для себя только хорошего...

Наутро в семействе Медейрусов настало горькое похмелье. Родригу проснулся один в своей спальне. Ему было плохо, тоскливо, неуютно. Голова болела, на душе было тягостно. Но о Ниси он и подумать не мог, потому что вместе с ней в его жизнь вновь ворвалась бы Паула и старые бури опять бы обрушились на него. При одной только мысли о череде скандалов он заскрежетал зубами. Так он и лежал, спрятав голову под подушку, и вдруг перед его мысленным взором возникла Лижия — спокойная, рассудительная, уравновешенная

Лижия. Она возникала словно манящий оазис среди взбаламученной самумом, и Родригу потянулся к телефону.

Похмелье Рикарду было горше. Когда он пришел на фирму, Сиру сообщил ему, что он уволен, что Вивиана подала заявление о попытке изнасилования и что ему придется отвечать по закону.

Сиру не сказал, что он разрешил охраннику дать подать показания в пользу Вивианы, согласовав это решение с их таинственным покровителем, благодаря которому их фирма держалась на плаву. Они решили, что Рикарду необходимо как следует проучить. В последнее время он сделался совершенно безответственным человеком. И если он не одумается, то в его руки крайне опасно будет отдавать дела фирмы — он загубит их, как загубил уже свою долю акций, отдав ее Рую Новаэсу.

Но для Рикарду главным ударом было не увольнение, а отношение к нему Вивианы. Он не мог пережить, что останется в ее глазах белым хозяином-насильником.

Глава 26

Паула лежала в реанимации. На этот раз Руй позаботился, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно происходящей трагедии. Но, похоже, что именно эта трагедия мало кого волновала.

Лежа в небольшом боксе стерильной белизны, Паула раздумывала о том, что она немногого достигла из того, к чему стремилась. Ей удалось уничтожить Ниси, но вернуть Родригу она так и не смогла. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда она изображала приступ. Ни разу не появился в больнице, не осведомился о здоровье по телефону, не прислал цветов. Вдобавок она теперь потеряла как бы и то главное, что должно было так или иначе связывать их, — воображаемого ребенка. Так что ей было о чем подумать. Она

хотела понять, как же ей действовать дальше.

Отец всегда ей советовал одно: «Стратегия должна быть лисья — злость и хитрость». Злости ей было не занимать, но Родригу злостью не привлечешь. Сейчас ей в первую очередь нужна была информация, где Ниси и чем занят Родригу.

Единственный человек, который мог сообщить ей это, была ее мамаша. Паула позвонила Терезе. Но никто не поднял трубку.

Для Терезы настали трудные дни. Ей грозил судебный процесс, хотя всем вокруг, в том числе и ее обвинителям, было ясно, что она не имеет никакого отношения ни к финансовым, ни ко всем прочим махинациям. Однако юридическим лицом была она, бумаги подписывала тоже она и, значит, должна была отвечать. Тереза нервничала, советовалась с мужем, но он отсылал ее к их семейному адвокату, а тому приказывал искать всевозможные зацепки и отговорки и тянуть, как можно дольше тянуть все процедуры.

Нервы Терезы не выдерживали. Она чувствовала себя жалкой уткой в силках, билась в них и не могла высвободиться. Наконец она решила обратиться к Бруну, сын был единственным, кто понимал ее и мог помочь. Ему одному она доверяла полностью, все остальные только так или иначе использовали ее.

Но советы Бруну не порадовали Терезу — сын пытался убедить ее, что ей пришло время расстаться с Руем Новаэсом. Он недоумевал, как она может считать своим мужем человека, который не только столкнул ее в яму, но и не хочет подать руку помощи, вынуждая расплачиваться за совершенные им самим грехи.

Бруну считал, что уж коль скоро Руй перевел на имя Терезы немалую часть своего состояния, она и должна стать настоящей владелицей, найти себе хорошего юриста, надежного управляющего и вести дела самостоятельно, перестав быть жалким придатком. Из несчастной марионетки она должна была наконец превратиться в человека. А первым шагом на этом пути должно было стать признание матери. Недостойно жить, стыдясь той, кто произвел тебя на свет.

Таково было понимание ситуации Бруну, и он готов был всячески помогать Терезе. Честность и достоинство — таким был его девиз. Собственно, именно этому и учила его Тереза, и на словах она была согласна с сыном, а вот на деле… Руй так запугал ее, что у нее недоставало мужества не только на самостоятельное управление делами, но даже на разговор с ним об этом.

—Я возьму это на себя, пойдем к отцу вместе, - пообещал сын.

И на следующий день Бруну с Терезой появились в банке Новаэса.

Увидев перед собой сына, Руй удивленно вскинулся: этому-то что здесь нужно?

— Я хочу знать, какие компании записаны на имя, — решительно начала разговор Тереза.

— Это еще зачем? — издевательски протянул Руй.

— Мама хочет забрать то, что ей принадлежит по закону, — спокойно пояснил Бруну.

— Сбрендила, что ли, Тереза? А ну говори, кто тебя с этим подослал? Твой бывший любовник Фреду? Ты что, не знаешь, что ты без меня пустое место? — орал разъяренный банкир.

— Мама прекрасно справится со всеми делами, — холодно заявил Бруну. — Но если ты будешь продолжать разговор в таком тоне, то мы пришлем к тебе адвоката. С согласия мамы отныне ее дела веду я, и ты обязан считаться с нами. Когда я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня у бабушки, сеньоры Апаресиды.

— Апаресиды? У старухи негритянки? — переспросил Руй. — Ты хочешь сказать, что она твоя мать, Тереза?

— Да, она моя мать, — ответила Тереза, набравшись мужества.

— Ах ты, сука! Я тебя вытащил из нищеты! Сделал своей женой! А ты всю свою жизнь мне врала? — орал Новаэс. — Значит, выходит, ты дочь негритянки? А этот щенок разевает пасть на чужое добро! А ну убирайтесь отсюда, черное отродье! Чтобы ноги вашей не было в моем доме!

— В дальнейшем мы будем общаться через адвоката, — спокойно сказал Бруну, — терпеть твои оскорбления мы не намерены.

Жена с сыном вышли, а Новаэс некоторое время еще в ярости по кабинету.

Теперь, по-моему, тебе имеет смысл подать на развод, — сказал Бруну матери, когда они сидели за столом на кухне Апаресиды. — После чего ты вступишь во владение имуществом, адвокат посоветует тебе, как ликвидировать дело с детским питанием, и ты почувствуешь себя человеком.

— Наверное, ты прав, сынок, — отвечала Тереза подавленно, — но мне так трудно дается каждый шаг, хоть я и понимаю, что ведет он к свободе. Но я боюсь свободы, сынок. И мне страшно, что будет с Паулой.

Она сидела сгорбившись, словно ожидала удара.

— Нашла чего бояться! — рассмеялся Бруну. — Я, например, счастлив, что у меня такая любящая бабушка.

— Ты снова прав, сынок, — согласилась Тереза, но голос ее звучал печально. — Поживем вместе, посмотрим, что нас ждет впереди.

Они собирались пообедать, когда прибежала Алзира и сказала, что Ниси только что говорила с Эстелой и у Медейрусов все ужасно: Рикарду творит неведомо что!

Под предлогом, что он хочет повидаться с больной Паулой, он прошел к ней в палату и едва не задушил ее. Если бы не охранники, неизвестно, чем бы все кончилось. Мало того, он ничуть не сожалел о своем поступке и заявил, что сделал то, что хотел бы сделать любой член их семьи.

Тереза хоть и знала, что дочь у нее не сахар, но это ее дочь — родная кровиночка. Она страшно перепугалась за Паулу и тут же стала звонить в больницу. И вздохнула с облегчением, узнав, что дочка себя прекрасно чувствует, но хочет узнать все, что можно, о Родригу.

После работы Родригу отправился в магазин Америку, чтобы повидаться с Лижией. Лижия была на месте. Увидев ее чистое спокойное лицо, Родригу искренне обрадовался: с ней он был гарантирован от любых скандалов.

Ясные глаза, чистый лоб — лицо Лижии дышало приветливостью и добротой. Как же он мог пренебречь ее спокойной и чистой привязанностью? Кажется, он даже обидел ее, пригласив подружкой Ниси на их венчание?

Теперь Родригу сожалел и об этом, и о многом другом. Он видел, что глаза Лижии радостно заискрились ему навстречу, но свет их мгновенно потух. Непросто налаживать то, что однажды уже было оборвано...

Родригу церемонно поздоровался с девушкой и спросил:

— Ты сегодня вечером занята?

И Лижия, которая собиралась встретиться, как обычно, с Луисом-Карлусом и хотела сказать об этом Родригу, причинившему ей столько обид и боли, вдруг, сама не ведая почему, ответила:

— Нет, сегодня я не занята.

Америку с удивлением взглянул на внучку. Ему нравился Луис-Карлус, хороший, надежный парень, не чета этому безответственному типу. Он совсем не хотел, чтобы девочка снова мучилась, когда Родригу вновь начнет выкидывать свои фокусы. А что он начнет их выкидывать, Америку не сомневался — он был уже немолод, немало повидал на своем веку и разбирался в людях.

Поэтому и хотел как-то оберечь внучку и образумить ее.

- По-моему, ты все же собиралась куда-то сегодня вечером, — попытался он осторожно напомнить ей о встрече. — Или, может, собиралась позвонить.

- Конечно, позвоню, спасибо, дедушка. — Лижия улыбнулась своей очаровательной открытой улыбкой. — Прости, Родригу. — И она ушла в заднюю комнату к телефону.

Америку некоторое время занимал Родригу разговорами, вглядевшись в него получше, лишний раз убедился в своей правоте: парень явно пил, вон какие круги под глазами! Нет, его внучке нужен другой, попроще и ненадежнее.

Лижия вернулась и, сказав деду, чтобы к ужину ее не ждали, ушла с Родригу. Америку, недовольно покачивая головой, смотрел им вслед.

Родригу пригласил Лижию поужинать в небольшой ресторан по соседству и там за бокалом вина стал просить у нее прощения:

— Я был так несправедлив к тебе. Поверил тогда недоразумению на гонках. Луис-Карлус потом мне все объяснил. Ты единственная из женщин, которая не врет и не лукавит. Мне очень жаль, если я обидел тебя.