Несмотря на все усилия Горети, ее отношения с дочерью никак не могли наладиться. Симони все время казалось, что мать ущемляет ее самостоятельность, а Горети, доведенная до отчаяния, частенько упрекала дочь в неблагодарности.

Этот порочный круг Симони и пыталась разорвать, когда просила Тадеу снять для нее квартиру, где она могла бы жить отдельно от матери. Тадеу не поддержал эту авантюру, и Симони разобиделась также и на него. А чтобы насолить им обоим – и отцу, и матери, - заявила, что все равно уйдет из дома, как только достигнет совершеннолетия.

Этот день был не за горами, Симони нервничала от того, что Горети отказывается устраивать шумную вечеринку в отсутствие сеньора Америку, который все еще находился в клинике. В глубине души Симони признавала правоту матери, но чувство протеста было сильнее, и она беспрестанно твердила:

- Я отпраздную свой день рождения так, чтобы он запомнился на всю жизнь!

Это звучало угрожающе. Горети боялась, как бы дочь не сделала какую-нибудь непростительную глупость. Ей бы следовало сдерживать себя и не отвечать на эти детские угрозы, а она с тревогой спрашивала:

- Что ты задумала? Бежать из дома? Это тебя Олавинью сбивает с толку?

Сама того не ведая, она подбросила Симони идею, ставшую вскоре навязчивой.

- В день совершеннолетия я хочу стать по-настоящему взрослой, - сказала Симони Олавинью. – Ты меня понимаешь? Мне надоело быть ребенком.

- Да, конечно, - охотно поддержал ее он. – Совершеннолетняя девушка имеет полное право стать настоящей женщиной. Я готов тебе в этом помочь, но только ты не передумай.

- Нет, я не передумаю!

Между тем Америку сам посоветовал Горети устроить праздник для Симони. Гостями на нем были Тадеу и Эстела, а также многочисленные друзья виновницы торжества, в том числе и Олавинью. Веселье было в самом разгаре, когда Горети обнаружила, что дочь исчезла, оставив записку:

«Мама, я ушла жить собственной жизнью. Не ищи меня, пожалуйста. Симони».

Нетрудно было предположить, что случилось потом. Вопреки просьбе Симони, ее мать, отец, Эстела и все гости бросились на поиски беглянки, проклиная Олавинью, совратившего юную девушку с пути истинного.

А сама она объявилась спустя час в доме Алзиры, попросив с виноватым видом:

- Разреши мне у тебя переночевать, только не говори маме, где я.

- Да как же я могу тебя здесь прятать, если Горети, твой отец и сеньора Эстела там с ума сходят! – возмутилась Алзира.

- Ну, потерпи хотя бы до завтра, - взмолилась Симони. – Пойми, я не могу пойти к ним сейчас: мне очень стыдно!

- А что ты натворила с этим паскудником Олавинью? – строго спросила Алзира.

Симони поняла ее намек и заговорила горячо, взволнованно:

- Между нами ничего не было! Я сначала хотела провести с ним ночь. Но потом испугалась. И вообще поняла, что нельзя вот так, без любви. Я ведь влюблена в Олавинью только чуть-чуть, самую малость…

Алзира смотрела на нее как на глупого, бестолкового ребенка, укоризненно качая головой. А вывод сделала вполне в духе Горети:

- Пороть тебя надо, вот что я поняла.

- И ты туда же? – обиделась Симони. – Я уже взрослая, у меня своя работа, есть талант!

- Ты еще должна доказать это и себе, и матери, - назидательно промолвила Алзира. – А ты сегодня доказала всем, что у тебя по-прежнему ветер в голове.

- Но ты мне позволишь здесь переночевать?

- Ложись и спи, если сможешь заснуть, - сердито проворчала Алзира. – Пусть мать там мается без сна, а ты – спи!

Ранним утром к Алзире нагрянул Бруну, первым догадавшийся, где может быть Симони.

- Я вчера нашел-таки Олавинью и узнал, что ты сбежала и от него, - пояснил он. – Ну а дальше стал соображать, к кому бы ты могла податься. Сейчас я тебя отвезу к сеньоре Горети.

- Нет! Я не пойду! – испугалась Симони. – Она меня убьет!

- Тогда поедем к твоему отцу.

- Я думаю, после вчерашнего он сделает со мной то же, что и мама.

- Да. Что же нам делать? – озадаченно покачал головой Бруну. – Может, сходить в больницу к сеньору Америку? Ты все ему расскажешь, а уж он сумеет настроить сеньору Горети должным образом.

Так они и сделали.

Америку удивился ранним визитерам, но виду не подал и внимательно выслушал покаянную речь Симони.

А она начала с того, что повинилась перед ним за свою мистификацию с поэтами.

- Я не хотела ничего дурного. Мне даже казалось, что с Клотильдой ты был бы более счастлив, чем с моей мамой. Она ведь по-прежнему любит Фреду… Прости, если я опять сделала тебе больно.

- Нет, я все это знаю от Горети, - сказал Америку. – Она ничего от меня не скрывала. И пошла на эту сделку только из-за тебя. Но, как выяснилось, мы все ошиблись. Никто из нас не стал счастливее от такого решения.

- Я постараюсь ее больше не огорчать, - пообещала Симони, рассказав заодно, что она выкинула минувшей ночью. – Но мама мне уже не поверит. А ты можешь за меня поручиться перед ней? Скажи ей, что я теперь все поняла и хочу, чтобы ее жертва не была напрасной…

- Жертва… - печально повторил Америку. – Я тоже со своей стороны должен многое сделать для Горети. Что же касается тебя, то у меня нет уверенности, что ты опять не станешь водиться с Олавинью.

- Нет, с ним покончено! – воскликнула Симони.

Америку покровительственно улыбнулся.

— Ну, дай-то Бог. А чтобы окончательно забыть этого ничтожного типа, я советую тебе обратить серьезное внимание на Бруну. По-моему, вы очень подходите друг другу?

Вогнав в краску обоих посетителей, Америку поблагодарил их за визит и пообещал подготовить Горсти к встрече с дочерью.

Когда же к нему пришла Горсти, он обрадовал ее тем, что Симони нашлась, и сообщил свое решение

— Я предлагаю расторгнуть нашу сделку. Инициатива о разводе будет исходить от меня, так что тебя никто не упрекнет.

— Нет! Как же я могу тебя бросить? — воспротивилась Горсти.

— Ты, пожалуйста, не перебивай меня, — попросил ее Америку. — После инсульта я не предполагал долго задерживаться на этом свете и поэтому хотел помочь тебе. Но сейчас доктор говорит, что я могу протянуть еще несколько лет. И мне будет очень тяжело видеть тебя несчастной. Поэтому нам следует развестись.

— Но у тебя же никого нет! — возразила Горети. - Марилу и слышать не хочет о том, чтобы ты жил у нее. Она сама недавно говорила мне, что завела молодого любовника и собирается путешествовать с ним по Европе.

— На Марилу я и не рассчитываю, — грустно произнес Америку. — А ты найдешь приличный пансион для пожилых людей и буде навещать там меня раз в месяц. Сможешь делать это по старой дружбе?

— Я Буду приходить к тебе каждую неделю, — невольно вырвалось у Горсти.

- Ну вот мы и договорились, — подвел итог Америку. — Поверь, мне будет гораздо спокойнее жить, зная, что ты счастлива.

Почувствовав за собой слежку, Дора поняла, что Новаэс ей не поверил, и вынуждена была искать защиту Фреду:

— Отавиу живет у меня. Но его надо куда-то перевезти, потому что человек Новаэса ходит за мной по пятам.

— Это я возьму на себя, — пообещал Фреду. — Но скажи, той женщиной, которую Жуилгерме видел в Нью-Йорке, была ты?

- Да. Я летала туда каждой уик-энд. Поэтому никто не заметил моего отсутствия здесь.

— А почему ты так уверена, что слежку за тобой установил Новаэс?

— Потому что... Я вынуждена была вести двойную игру, — призналась Дора. — Когда Новаэс предложил мне информировать его о делах «Индустриас Медейрус», я согласилась. Мне надо было обезопасить Отавиу.

— Теперь ты должна с этим покончить, - потребовал Фреду. — Я поселю Отавиу а в надежном месте, но у нас есть не больше недели, чтобы во всеуслышание объявить о преступлениях Новаэса.

— Тогда ему тоже придется сесть в тюрьму, — испугалась Дора.

- Но нельзя же всю жизнь прятаться — рассердил Фреду, — Надеюсь, вы оба это поняли? Не исключено, что явка с повинной поможет Отавиу вообще избежать наказания, мы найдем хорошего адвоката, и все устроится.

На следующий день Дора уволилась из компании «Индустриас Медейрус», а Отавиу тайком перебрался в особняк Жордан, в котором теперь жили Фреду и Горети.

Однако идти с повинной в полицию он наотрез отказался.

— Руй убьет меня, даже если я буду сидеть за тюремной решеткой. Он не сможет простить мне того, что однажды взял свою долю денег, но не вложил их в преступный бизнес, как бывало всегда.

— А где, кстати, те деньги? — спросил Фреду.

— Я истратил их на картины, о которых мечтал всю жизнь. Дега, Пикассо…

— А где же в таком случае картины?

— Этого я тебе не скажу — заявил Отавиу.

— Ладно, не говори, — согласился Фреду. — Но обличить Новаэса тебе придется. Иначе я сам пойду в полицию.

— Дай мне еще немного времени на раздумье, - попросил Отавиу.

Спустя несколько дней он согласился побеседовать с Кайо, но от публичного обличения Новаэса категорически отказался.

Руй Новаэс должен был хоть как-то ответить на обвинения, высказанные в телеинтервью сенатором. Для этой цели он и назначил у себя в офисе пресс-конференцию.

Суть его оправданий сводилась к тому, что он якобы вообще ничего не знает о взятках, поскольку владелицей тех компаний, о которых упоминали сенатор и Конраду Медейрус, является Тереза.

— Возможно, она давала кому-то взятки и сама брала их, на мне про про это ничего не известно, — закончил он.

— А как быть с доверенностью на управление компаниями? – подал голос один из репортеров.

Новаэса этот вопрос не поставил в тупик.

- Моя жена действительно поручила мне временное управление компаниями, пока находилась в больнице. Но срок этой доверенности на днях истек, а новая не была оформлена.

— Означает ли это, что вы и ваша жена расходитесь во взглядах на управление собственностью? — задал вроде бы невинный вопрос тот же репортер, и Новаэс, не почуявший подвоха, ответил положительно. — Так, может, поэтому вы и стреляли в нее? — продолжал гнуть свое репортер.

Новаэс разозлился.

— Это был несчастный случай! С меня сняты все обвинения, и даже ваша газета подробно о том написала!

- А мак вы прокомментируете публикации в других газетах, сообщавших о вашей причастности к убийству некоего Жозиаса? – прозвучал следующий вопрос.

— Это наглая ложь, — заявил Новаэс — Семейство Медейрус пытается таким образом выгородить свою невестку, убившую того бедолагу.

- Но ваша жена утверждает, что этот человек пытался убить ее!

— Возможно, так оно и было. Но это вовсе не означает, что его нанял я.

— Не думаете ли вы в таком случае, что сеньора Тереза действует в сговоре с семейством Медейрус?

— Этот вопрос вам следовало бы задать моей жене и Ниси Медейрус.

Посмотрев это интервью по телевидению, Бруну вновь принялся уговаривать Терезу, чтобы она пустила в ход ту кассету, которая полностью изобличала Новаэса.

— Нет, сынок, — ответила она — Я не могу решиться. Судебные процедуры такие долгие, что твой отец за это время сможет вновь обрести силу и отомстит но главное — тебе.

— А что ты скажешь журналистам в ответ на обвинения, выдвинутые против тебя отцом? Они же наверняка уже выстроились вокруг нашего дома.

— Я от них спрячусь. А ты скажешь, что меня вообще нет в Сан-Паулу.

Руй Новаэс тоже посмотрел телерепортаж о своей пресс-конференции и, в общем, остался доволен собой.

На тут Сокорру доложила, что с ним хочет побеседовать некая сеньорита по имени Маривалда.

— Я не знаком с ней и не желаю ее видеть, — сказал Новаэс.

— Но она принесла вам известия от сеньора Карлау, - добавила Сокорру, и Новаэс тотчас же велел ей впустить Маривалду.

Войдя, она заявила без каких-либо предисловий.

— Я пришла к вам по поручению моего жениха Карлау — того самого, которого вы нанимали убить Жозиаса. Нам нужны деньги. Много денег!

— Я расплатился с твоим женихом сполна, - напомнил ей Новаэс.

Но Маривалда пригрозила:

— Если вы не дадите нам то, что мы требуем, Карлау пойдет в полицию.