— Почему? — изумился Луис-Карлус. — Вы поссорились?

— Нет. Просто я не люблю Жулиу, а люблю совсем другого человека.

— И кого же? — упавшим голосом спросил он.

— Родригу Медейруса.

Луис-Карлус не мог поверить услышанному, но Ниси еще раз повторила имя своего любимого.

— Да ты просто спятила, сестра! — заключил Луис-Карлус.

— Нет, я полюбила его давно, еще когда работала на фабрике.

— Так вот почему ты устроилась няней к Медейрусам! Теперь мне все понятно. А он-то, Родригу, знает, что ты в него влюблена?

— Нет. Для него я только няня Тэу. Но когда-нибудь он обратит на меня внимание! Ведь его невеста — очень плохая, фальшивая, она уже сейчас ему изменяет. А я — единственная женщина, которая может сделать его счастливым.

— Ты меня убила!.. — сокрушенно покачал головой Луис-Карлус. — А представь, что будет с Жулиу, когда он об этом узнает!

— Ему пока не надо ничего говорить, — сказала Ниси. — Пусть то, что я открыла тебе, останется между нами. А потом, когда мне удастся завоевать сердце Родригу Медейруса...

— Что? Что ты сказала? — подступил к ней Аугусту, случайно оказавшийся рядом и услышавший последнюю фразу. — Если бы я знал про твои тайные замыслы, никогда бы не ввел тебя в дом Медейрусов.

— Не надо расстраиваться, папа, — ласково обняла его Ниси. — Раз уж ты все слышал, то я скажу, что не властна над собой. Я любила бы Родригу, даже если бы он был последним нищим. И мне кажется, в этой любви нет ничего предосудительного.

— Да, сердцу не прикажешь, — согласился опечаленный Аугусту. — Но не забывай, кто ты и кто — сеньор Родригу! К тому же он женится.

— К сожалению, — вздохнула Ниси. — Но пока ведь не женился! И значит, у меня остается надежда...

Аугусту вспомнил предостережения жены и впервые вынужден был с ней согласиться:

— Боюсь, что мать была права: ты рискуешь опозорить не только себя, но и всю нашу семью.

— Она меня попросту не любит, — ответила на это Ниси. — Ты не говори ей ничего, папа. Ладно?

— Да, конечно, — пробормотал Аугусту.

В тот же момент к ним подошла взволнованная Апаресида.

— Я узнала, что ты здесь, Ниси. Расскажи подробнее, как эта бесстыжая Тереза Новаэс позорила вчера мою Вивиану. Ты же была на той помолвке.

— Она не Вивиану опозорила, а себя, — с презрением произнесла Ниси. — Ненавижу таких!

— Значит, это правда! — заплакала Апаресида. — А я еще надеялась, что Вивиана преувеличивает...

— Но ты-то чего раскисла? — попыталась приободрить ее Ниси. — Эта гнусная Тереза не стоит твоих слез.

Апаресида же не только не успокоилась, но зарыдала в голос:

— Боже мой! Какой позор! Почему я должна так страдать на старости лет!

Вышедшая от гадалки Горети обняла старую негритянку и повела ее к себе домой, приговаривая:

— Пойдем ко мне, я дам тебе успокоительного. А потом ты все это забудешь. Главное, ты сумела воспитать Вивиану. Из уличной оборванки сделала настоящую сеньориту — добрую и умную. Она любит тебя и считает своей матерью.

— Да, Вивианой я могу гордиться. А вот моя настоящая, родная дочь!..

— Что? У тебя есть родная дочка? — изумилась Горети.

— Есть, — вытерев слезы, подтвердила Апаресида. — Я никому этого не рассказывала, по сейчас мне стало совсем невмоготу.

— Ну излей душу, — поддержала ее Горети. — Мыслимо ли носить в себе такую тяжесть! А я никому не скажу, не бойся.

Апаресида выпила предложенный ей травяной отвар и, набравшись духу, произнесла то, что скрывала ото всех много лет:

— Тереза Новаэс, которая так обидела Вивиану, и есть моя родная дочь!

— Не может быть! — воскликнула Горети, про себя подумав, уж не сошла ли старуха с ума. — Ведь она же... белая! А ты, извини...

— Да, я, как выразилась моя дочка, черномазая! — вновь заплакала Апаресида. — И как у нее только язык повернулся. Ведь она знает, кто ее настоящая мать.

— Я ничего не понимаю. Расскажи все подробно и с самого начала, — попросила Горети. — Во-первых, поясни, как у тебя может быть белая дочка.

— Очень просто; ее отец был белым. Он умер, когда Терезе исполнилось десять лет. Она всегда стыдилась меня, а когда встретила своего банкира, сказала ему, что ее родители умерли. Ну и я согласилась держаться в стороне, чтобы не помешать ее замужеству. Переселилась в этот район... Тереза даже не знает, где я живу. Правда, каждый месяц сбрасывает на мой счет немножко денег...

— А она знает, что ты удочерила Вивиану?

— Нет. Ей о моей жизни вообще ничего не известно.

— Да-а, ну и дела!.. — покачала головой Горети. — У меня прямо не укладывается в сознании, что такое может быть.

Она помолчала некоторое время, все еще осмысливая услышанное, и вдруг всплеснула руками.

— До меня только сейчас дошло, что Бруну — дружок Вивианы — твой внук!

— То-то и оно, — вздохнула Апаресида. — Видишь, как все запуталось!

— Может, тебе стоит поговорить с Терезой? — не совсем уверенно посоветовала Горети. — Прошло ведь столько лет! Уже можно открыть правду мужу. Не выгонит же он ее теперь из дома.

— Нет, мне от нее ничего не надо, — сказала Апаресида. — Да и разговор у нас вряд ли получится. Судя по всему, Тереза теперь стала отпетой расисткой...

— А мальчик у нее вроде неплохой, — заметила Горсти. — И его не смущает темная кожа Вивианы.

— Да, Бруну — это моя радость, — улыбнулась, наконец, Апаресида. — Жаль, я не могу сказать ему, что он мой внучок.

Они еще поговорили о том, о сем. Апаресида, облегчив душу и выплакавшись, несколько успокоилась, но Горети все же вышла проводить ее до ворот. И там, уже стоя на тротуаре, она вдруг пошатнулась и переменилась в лице.

— Что с тобой? — подхватила ее под руку Апаресида. — Тебя испугал этот сеньор? — Она указала взглядом на припаркованную неподалеку машину, из которой высовывалась голова Тадеу. — Он так пристально смотрит в нашу сторону!

— Нет, просто закружилась голова, — сказала Горети. — Ты извини, я пойду, прилягу.

Она быстро зашагала к дому и едва не столкнулась с Аугусту, шедшим ей навстречу.

— О чем это ты так замечталась, что не видишь ничего перед собой? — пошутил он.

Горети его даже не услышала.

Аугусту подошел к машине Тадеу.

— Что тут у вас случилось?

— Да вот, боюсь, не дотяну до дому, — сказал Тадеу. — Мотор почему-то глохнет. Решил завернуть к тебе — это оказалось ближе, чем до любой мастерской. Ты уж извини, что беспокою тебя в выходной.

— Ну что вы! — возразил Аугусту. — Сейчас выясню, в чем тут дело.

Открыв капот, он несколько минут покопался в моторе и доложил:

— Ну вот, поломка устранена! Теперь можете ехать совершенно спокойно.

К Тадеу, однако, спокойствие не вернулось,

— Спасибо, Аугусту, ты очень мне помог, — сказал он и, немного помедлив, спросил о том, что и лишило его на самом деле покоя: — Знаешь, я сейчас видел тут у ворот одну женщину, которая работала когда-то у моей матери. Скажи, она по-прежнему живет одна?.. То есть я имел в виду — она так и не вышла замуж?

— Я не совсем понял, о ком вы говорите. Может, о Горети? Я ее только что встретил.

— Да, кажется, ее звали Горети, — смутившись, подтвердил Тадеу. — Такая высокая, с голубыми глазами...

— Ну да, Горети! — уверенно произнес Аугусту. — Она не замужем, но живет с братом и дочерью. Они содержат небольшой салон для невест.

— У Горети есть дочь? Я не знал... И сколько ей лет? — с трудом скрывая волнение, продолжал выяснять Тадеу.

— Я точно не знаю, — пожал плечами Аугусту. — Мне только известно, что она несовершеннолетняя, не то бы мой сын Луис-Карлус наверняка уже на ней женился: Симони ему очень нравится. «Значит, ее зовут Симони, — отметил про себя Тадеу. — Неужели это моя дочь?!»

Глава 5

Рикарду не мог смириться с отказом Элены выйти за него замуж и всячески пытался сломить ее сопротивление. Она же была неумолима и твердила одно:

— Ты любишь не меня, а Паулу. И в отместку ей ты хочешь жениться на мне.

Рикарду убеждал ее, что это не так, но Элена еще больше возмущалась:

— Я же видела все собственными глазами!

— Ну что ты могла видеть? — сердился он. — Как я танцевал с Паулой? Ты просто не в меру ревнива, вот что я тебе скажу!

— Ну, тем более не стоит со мной связываться, — отвечала ему Элена. — Уходи! Мне больно тебя видеть.

Рикарду уходил ни с чем, а Элена выслушивала нотации матери:

— Это безумие — отказывать сыну Эдуарду Медейруса! Ведь Рикарду — один из самых богатых женихов Сан-Паулу, а может, и всей Бразилии!

— Но он не любит меня! — в который раз повторяла Элена. — Неужели тебе все равно, что я буду с ним несчастна?

— Нет, конечно, — отвечала Элизинья. — Но в нашем бедственном положении выбирать не приходится.

Клотильда злилась на сестру и поддерживала племянницу.

— А ты не сбивай мою дочь! — кричала на нее Элизинья. — Сама проморгала когда-то Эдуарду Медейруса и что получила взамен? Может, хоть теперь сможешь его окрутить? Неужели я ни одну из вас так и не пристрою в семью Медейрусов?

— Хватит, мама! Я не могу этого слышать! — срывалась, наконец, Элена и уходила из дома куда глаза глядят.

С тех пор как их семья оказалась в нищете, Элена сделала много печальных открытий, касающихся матери. Всю жизнь Элизинья гордилась своей принадлежностью к знатному аристократическому роду, а также воспитанием и образованием, полученными в Париже. Ее изысканным манерам втайне завидовали все светские львицы Сан-Паулу. Вообще местная элита усматривала в сестрах Жордан чуть ли не эталон благородства. И вот Элена с горечью вынуждена была убедиться в обратном. Если тетя Клотильда ухитрялась сохранять достоинство

и в этой, весьма неприятной ситуации, то в матери открылись такие чудовищные пороки, как алчность, мелочность, цинизм.

А недавно Элена и вовсе едва ли не сгорела со стыда. Отправляясь на помолвку к Медейрусам, Элизинья подрядила в качестве шофера Бени — брата Горети. А поскольку машиной давно никто не пользовался (она нуждалась в ремонте, на который не было денег), то Бени с трудом смог ее завести. К Медейрусам они доехали, но на обратном пути машина окончательно сломалась. Бени по телефону вызвал Жулиу, который довез сестер Жордан до дома, а затем отбуксировал их машину в свою мастерскую.

После ремонта он сам любезно пригнал машину в знаменитый особняк Жордан и, естественно, предъявил Элизинье счет.

А она, не моргнув глазом, сказала, что счет за ремонт оплатит Бени, так как это он сломал машину.

Элена, узнав об этом, была просто ошеломлена.

— Мама, мне стыдно за тебя! — сказала она в сердцах. — Это уже ни на что не похоже. Как ты могла?..

— Но у меня нет денег, чтобы платить за ремонт! — заявила Элизинья. — К тому же не я вызвала этого мастера, а Бени. Вот пусть он и расплачивается!

— Дай мне адрес мастерской! — потребовала Элена. — Я сама заплачу по счету.

— Тоже мне, богачка выискалась! — презрительно усмехнулась Элизинья.

— Да, у меня небольшое жалованье, но это не имеет значения. Я лучше буду голодной, чем стану терпеть такой позор! — ответила Элена.

— Я знаю только, где живет Бени, — сказала Элизинья. — Можешь пойти к нему и отдать последние деньги, раз уж они так жгут тебе руки.

Элена пошла к Бени, а там как раз был Жулиу, который молча слушал Бита и Горети, возмущавшихся выходкой Элизиньи.

— И это аристократы? — гневалась Горсти, — Да они хуже мошенников! Те хоть обманом берут, хитростью вымогают деньги. А эти просто наглые!

— Да, я не мог ожидать такого от сеньоры Элизиньи, — вторил ей Бени. — Что же теперь делать? Жулиу потерял время, потратился на запчасти. Он-то уж совсем ни при чем, это я его попросил помочь.

— Ну, вот теперь и плати, раз ты такой богатый! — испепеляла его взглядом Горети. — Может, в другой раз будешь умнее.

— Нет, ничего не надо платить, — сказал, все поняв, Жулиу. — Я бы к вам и не пришел, если бы знал, что это просто бессовестная отговорка этих аристократок.