Она холодно отреагировала на его комплименты в свой адрес и сохраняла эту холодность всю дорогу до оперы и немного оттаяла, лишь когда графиня Хейборо тепло ее встретила и сердечно поприветствовала, а граф Хейборо поцеловал ей руку. Однако благодушное настроение улетучилось, стоило Руперту взять ее под локоть и повести в театр. Он надменно кивал и раскланивался со знакомыми, некоторым из них не удалось скрыть удивление, когда стало ясно, что за женщина держит герцога под руку. Правда, как он и обещал, ни одна дама и ни один господин не решились на открытые оскорбления в ее адрес.

И все же ноги Пандоры так тряслись, что она еле добрела до частной ложи Хейборо и буквально рухнула в кресло, которое подвинул Руперт, прежде чем сесть позади нее. Он, естественно, не преминул воспользоваться своим выгодным положением, и теперь его горячее дыхание щекотало ее обнаженную кожу, а он упорно продолжал нашептывать ей на ушко всякие глупости.

— Если вы не заметили, ваша светлость, героиня только что умерла, а ее возлюбленный безмерно страдает, — прошептала она в ответ, каждой клеточкой ощущая на себе взгляды публики. У нее сложилось впечатление, что их с герцогом персоны интересуют присутствующих куда больше, чем действие на сцене.

— Ну и дурак, — равнодушно бросил Руперт. — Лично я прыгал бы от радости, избавившись от такого хилого мяукающего существа! Почему вы никогда не носите драгоценностей, Пандора?

Ее плечи инстинктивно напряглись. Он так неожиданно сменил тему разговора, что Пандора не сразу сумела взять себя в руки и вновь принять холодный равнодушный вид, коим весь вечер доводила его до исступления.

— Я надеваю иногда жемчуг матери.

— Но не вчера и не сегодня.

— Нет. — Она упрямо поджала губы.

— Почему?

— Неужели этот разговор не может подождать до конца спектакля, ваша светлость? — Она многозначительно покосилась на графа и графиню, которые внимательно слушали доносившиеся со сцены завывания.

Руперт с трудом подавил зевок.

— Боюсь, к тому времени я погибну от тоски.

Пандора прикусила губу, чтобы не захихикать. По правде говоря, едва ли не самая скучная опера из всех, слышанных ею, а уж она знала в этом толк за годы брака с Барнаби.

— Полагаю, ваши страдания подходят к концу, — заверила она его.

— Слава тебе господи! — с явным облегчением прошептал он. — Не могу поверить, что люди приходят сюда по доброй воле, дабы развлечься!

— Может, просто их взгляд на развлечения не совпадает с вашим?

— Да, на похоронах и то веселее!

На этот раз Пандора не смогла скрыть улыбку.

— Надеюсь, вы не часто на них бывали.

— Чаще, чем в опере, слава богу!

— Зачем вы тогда вообще решились пойти на это ненавистное мероприятие? — нахмурилась она.

Позади нее в течение нескольких долгих секунд царило молчание.

— Возможно, чтобы увидеть и быть увиденным?

— Можно спросить, кого вы надеялись увидеть и кто должен был увидеть вас, ваша светлость? — напряглась она.

— Спросить можно, — хмыкнул он.

Пандора оторвала взгляд от сцены, где мучения главного героя вроде бы подходили к концу, и обвела глазами публику, полагая — нет, ожидая — непременно заметить среди гостей вдовствующую герцогиню Страттон.

Пандора не то чтобы дружила с Патрисией Стерлинг, та была немного старше, и у нее в подругах числились куда более знатные дамы, чем она, но в прошлом она несколько раз встречалась с ней и прекрасно знала, как та выглядит. Если верить Данте Карфаксу, эта женщина полностью соответствовала предпочтениям Руперта: высокая, статная, с черными волосами и бледно-голубыми глазами на красивом лице.

Но, как ни старалась, Пандора не сумела отыскать ее среди заядлых театралов…


— Ну как, вы нашли то, что — или, я бы сказал, кого — искали? — поинтересовался Руперт некоторое время спустя, подсаживая ее в свою карету.

Тетя и дядя уже уехали, графиня очень спешила домой к больному ребенку, у которого неожиданно поднялась температура. Детей у них было четверо. Руперт взял себе на заметку завтра послать своей маленькой кузине конфет.

Пандора продолжала хранить напускную холодность, когда Руперт снял цилиндр и уютно устроился напротив нее.

— Я никого не искала, ваша светлость.

Он поджал губы, услышав ее официальный ответ, хотя теперь никого поблизости не было.

— Нет?

— Нет, ваша светлость…

— Мне кажется, я уже несколько раз говорил вам о том, что ненавижу, когда вы так ко мне обращаетесь!

Вечер в опере, даже в компании такой красивой женщины, как Пандора Мейбери и своих любимых тети и дяди, не пошел ему на пользу. Продолжали терзать вчерашние события, не отпускало внутреннее напряжение, теперь же в груди клокотало беспокойство.

Беспокойство? Или возбуждение?

Он не отрицал, что нынче вечером, заехав за Пандорой, действительно испытал возбуждение, стоило ему заглянуть в фиалковые озера на бледном лице. Бледно-голубое платье заставило ее кожу засиять жемчугом, полная грудь аппетитно выглядывала из глубокого выреза. Несколько бесконечных часов, которые он просидел прямо за ней в театральной ложе, позволили ему сполна насладиться хрупкими обнаженными плечами и стройной беззащитной шейкой, жадно вдыхая аромат ее духов и понимая, что его тянет к ней физически.

Руперт немного поерзал на плюшевом сиденье, стараясь найти позу поудобнее, чтобы не так мешала внезапно возникшая эрекция.

Пандора, похоже, даже не подозревала о его дискомфорте и продолжала невозмутимый разговор.

— Неужели, стоит вам озвучить свое неудовольствие, и все окружающие тут же перестают делать то, что вас раздражает?

— Неизменно, — с глубоким удовлетворением припечатал он.

Она насмешливо подняла брови.

— Несмотря на видимость обратного, мы до сих пор формально не представлены друг другу, ваша светлость.

— Руперт Алджернон Бомон Стерлинг, герцог Страттон, маркиз Девлин, граф Чарвуд и так далее и тому подобное, — проговорил он самым что ни на есть официальным тоном. — К вашим услугам, мэм.

— Очень в этом сомневаюсь, — презрительно фыркнула она.

Он удивленно воззрился на нее:

— Уверен, я могу познакомить вас с несколькими леди, которые подтвердят, что я… оказывал им услуги высшего качества, в прошлом.

Ее щеки зарделись, но она продолжила как ни в чем не бывало:

— Кроме всего прочего, я не в восторге оттого, что меня используют в качестве прикрытия… еще более неприемлемых в обществе отношений, существующих в вашей жизни! — Ее пухлые губы изогнулись в отвращении.

«Итак, у кошечки есть коготки», — с удовольствием отметил про себя Руперт, посверкивая на нее льдинками серых глаз. Он представил, как эти коготки впиваются в его мускулистую спину и царапают ее, когда он погружается…

Вот ведь дьявол!

Его показной интерес к ней призван положить конец кое-чему и не имеет никакого отношения к интимным отношениям. В сущности, он надеялся, что это будет конец Патрисии Стерлинг. Конечно, если, как предлагает Данте, он сумеет уложить прекрасную Пандору в постель, это будет приятным бонусом к его плану, но вовсе не обязательным.

— Примерно о том же вы говорили мне сегодня утром. — Он с усмешкой смотрел на нее. — Давайте оставим эти тонкие намеки. Если вы имеете в виду вдову моего отца, так прямо и скажите.

В ее глазах полыхнуло раздражение.

— Зачем мне утруждать себя, если вы и так все понимаете?

А как тут не понять, когда весь Лондон гудит о том, что он и его мачеха живут под одной крышей со дня смерти отца, то есть уже целых девять месяцев! Если бы не это…

Только адвокат Руперта, сама Патрисия Стерлинг и двое самых близких друзей, Данте и Бенедикт, знали, по какой причине он вынужден терпеть пребывание герцогини в родовых особняках.

Виной столь двусмысленного положения его покойный отец, одураченный Чарльз Стерлинг, седьмой герцог Страттон.

Руперт от всей души надеялся в скором времени покончить с этой дилеммой, причем не без помощи Пандоры.

— Не всегда дела обстоят именно так, как кажется, — уклончиво заметил он.

Ей ли этого не знать! Хотя она не понимала, как иначе Руперт Стерлинг смог бы объяснить, если бы захотел, нынешнее положение вещей: он и его мачеха, женщина, с которой, по слухам, у него была связь до того, как отец на ней женился, открыто проживают вместе после смерти благородного джентльмена.

Пандора смерила герцога надменным взглядом.

— Полагаю, нынешний поход в оперу снимает с меня все обязательства перед вами, и, поскольку я более не ожидаю и не испытываю желания видеться с вами впредь, ваше неортодоксальное поведение меня мало касается.

— А-а!

Откровенная ухмылка на губах и сарказм в глазах насторожили ее.

— Что означает ваше «а-а!»?

— Еще одна тема, которую лучше будет обсудить, когда мы останемся наедине. — Он выразительно скосил глаза в сторону задней части кареты, где сидел грум.

Пандора не могла не одобрить такое поведение Руперта. Он считался с присутствием слуги, и это очень хорошо. Многие аристократы вообще не обращали внимания на прислугу и свободно разговаривали в ее присутствии, как будто это предмет мебели, полезный, но бессловесный, без собственных эмоций и мнений. Очень опасное заблуждение, которое часто приводит к тому, что челядь знает о своих господах гораздо больше, чем следовало бы или было бы безопасно. Пандора убедилась в этом на собственном примере…

Она покачала головой:

— Не имею возможности беседовать с вами наедине.

— Такая возможность представится, как только вы пригласите меня к себе на стаканчик бренди, тем самым отблагодарив за приглашение в оперу, — лениво протянул он.

— Начнем с того, что я пошла в театр против своей воли!

— Ну… да, — сухо признал он. — И все же было бы любезно с вашей стороны поблагодарить меня.

Впервые кто-то приводил ее в такое бешенство.

Но еще больше обескураживало то, что в его обществе ее охватывало не только раздражение…

За этим скрывалось душевное волнение, физическое влечение, которого она прежде никогда не испытывала. Дрожь. Нечто, что заставляло ее кожей чувствовать каждое его движение, каждую смену его настроения, даже если она не могла его видеть. Как, например, в театральной ложе. Она чувствовала его присутствие за спиной, исходившее от него тепло, едва заметный запах сандала и лимона и чего-то еще. Это тепло и этот запах будоражили ее, пока она не начала угадывать каждый его вдох или смену позы.

У Пандоры никогда не было подобного опыта, поэтому она не могла толком описать свои эмоции, они просто клубились где-то у нее внутри. И здесь, в закрытом мирке его кареты, эти эмоции разрастались, тревожили ее, напрягли соски грудей и, казалось, звенели в глубоком вырезе платья, между ног словно зажгли огонь.

Поэтому сама идея остаться наедине с ним в ее доме пугала Пандору…

Она выпрямилась и расправила плечи.

— В таком случае я готова поблагодарить вас прямо сейчас и избавить нас обоих от необходимости проявлять излишнюю вежливость.

— О нет, так не пойдет, — хрипло расхохотался Руперт. — Стаканчик бренди — это самое малое, что вы можете предложить мне в качестве компенсации за моральные страдания в опере.

— Решение пойти в оперу было за вами!

— Только потому, что я хотел угодить даме.

Глаза Пандоры распахнулись от изумления.

— Быть этого не может!

— Неужели вы и впрямь полагаете, что сумели за двадцать четыре часа узнать и мой характер, и мои мысли? — скептически усмехнулся он.

— Ну… нет. Конечно же я не настолько хорошо вас знаю. — Ее щеки снова залил румянец. — Вообще-то вовсе не знаю, — насупилась она. — Если позволите, вы для меня загадка всех времен…

— И времена эти определенно не самые лучшие, — сухо бросил Руперт.

— Определенно нет! — В фиалковых глазах сверкнуло неудовольствие.

— Не бойтесь, Пандора, я открою вам все свои тайны, как только мы окажемся у вас дома.

От подобного заявления страха у нее только прибавилось.


— …вашей прислуге, чтобы они не оставляли зажженными столько свечей в ваше отсутствие.

Пандора вопросительно посмотрела на своего спутника, не расслышав начала предложения. Весь остаток пути она провела в тягостном молчании, которое, слава богу, герцог ни разу не нарушил, видимо тоже погрузившись в свои мысли.

— Ваш дом сверкает, словно Карлтон-Хаус, — пояснил он в ответ на ее молчаливый вопрос.

Она и сама это увидела, стоило ей выглянуть из кареты, когда грум распахнул дверцу. Казалось, в каждой комнате особняка полыхало по сотне свечей.