Дмитрий Щеглов - Жиголо

Но и другое она знала, что не отпустит его, не даст чтобы его расхватали. Мысли понеслись вскачь. Только прилетел сизый голубок, не успел даже загореть. Завтра или сегодня выйдет на пляж, разденется и она представила, какими глазами будут смотреть женщины, на этого молодого полубога. Найдутся красивее ее, голодные, без ее комплексов, они любыми путями уложат его в постель. А он и сопротивляться не будет.

– А какой должна быть красивая женщина? – спросила она Красавчика. Он посмотрел на нее ласковыми глазами.

– На вас похожая. Гордая. Белая. Строго одетая. Ничего лишнего. Не люблю я когда девчонки на себя цацок понавешают, и думают, что они пуп земли. У красивой женщины, как у вас должен быть широкий таз и красивые ноги. Я пока сидел, рассмотрел, они у вас красивые. И еще мне у вас походка нравится, она, знаете, величественная. Вы как гусыня, вышагиваете. Как лебедь, еще говорят, но я лебедей вживую не видел. Это что насчет тела касается, тут вы любой соплюшке сто очков форы дадите. А насчет вашего воспитания, или как это правильно выразиться, ваших манер, – вы аристократка. Я произнес слово «нувориш», и ударение неправильно поставил, а вы удивленно так на меня глянули и промолчали. Знаете, я очень рад что с вами познакомился в первый же день. Я всегда мечтал встретить женщину на вас похожую. Можно я все откровенно скажу?

Виктория напряглась, хотя и не подала вида. Что ей сейчас расскажет этот молодой человек, который умудрился не представиться. Она не знала его имени и все же продолжала разговаривать:

– Вы мне сделаете одолжение, я и так польщена славословиями в свой адрес.

«Белорыбица сама плыла в сеть», подумал Федор.

– Я хочу поухаживать за вами, – сказал Красавчик, – еще когда мы сидели в кафе, я подумал, вот бы ее пригласить в ресторан. А то не знаешь, что и заказывать и куда садиться. Вы не подумайте, у меня на пару посещений денег хватит. Правда, я не знал, что здесь все так дорого. А то бы не приехал.

– Тогда бы мы не встретились! – сказала Виктория, – и вы бы сейчас другой в другом месте то же самое рассказывали.

– Никому я еще не открывался, – сказал Красавчик, – а почему сейчас вам все без страха рассказываю, даже сам не пойму. Может, море на человека так действует – нет, это не море, это вы мне как женщина нравитесь.

– А это как? – спросила Виктория, поощряя его улыбкой. Неожиданно Красавчик смутился. И так это у него натурально получилось, что собеседнице стало неудобно. Он потупил глаза.

– Скажу, как хотите. Может вы после этого со мной разговаривать не пожелаете, но я скажу. Чего уж теперь…Мы когда из кафе выходили, вы шли впереди, а я вам в спину смотрел. Я увидел на вас трусики, широкие, не такие, как эти полоски, что на пляж одевают. Не поймешь, зачем они и нужны. У вас они рельефно так выделялись. Вот, хотите я стану на край, – Красавчик показал на парапет, – а вы меня с этой высоты столкните вниз. Но я, простите меня, в это время так захотел вас… повернуть к себе лицом. Мне показалось, что я вас в одних белых трусиках несу на руках по длинной, длинной лестнице. А вы меня обнимаете за шею. А потом ступени кончились, и мы пошли рядом. А я вас все равно сейчас вижу и чувствую, как будто вы без юбки и кофточки. И ничего с собой поделать не могу.

Красавчик подумал, что если и дальше она будет слушать его порнографический бред, то он уже иссяк. Он на словах сделал все возможное. Рассказал, какая она красивая, даже напустил немного эротического тумана. Сначала он представил ее недоступной, затем на словах раздел, взял на руки и понес. Куда спрашивается, понес? Не до горизонта же?

И после всех этих словесных упражнений она стоит рядом с ним бесчувственным бревном. Если бы Федор не имел опыта общения с женщинами, то мог бы заподозрить, что безразличен ей, но он отлично видел, каким загорающимся огнем охвачено тело этой действительно красивой женщины. Она, похоже, готова была его слушать до бесконечности, позволяя в мечтах касаться даже интимных предметов туалета. А в реальности была пока недоступна и холодна.

«Бред да и только, – подумал Федор. – И так слишком откровенно сказал. Если еще откровеннее, то это уже съем обычной проститутки, с которой договариваешься за определенную плату». Этого-то как раз и не нужно было Красавчику. Он должен медленно, постепенно подвести ее к определенному состоянию. Она с каждым днем должна глубже и глубже заглатывать крючок. А то ведь может так случиться, удовлетворит минутную страсть, прихоть праздной богатой женщины, а та помашет уму ручкой. С сожалением, но помашет». Опыт был у Красавчика. Рвали с ним, кровоточа душой и сердцем.

Новоявленный стратег внимательно всматривался в собеседницу.

Что-то тревожило Викторию, а что, Федор понять не мог? Казалось, он выбрал верную тактику, и она сразу же дала плоды. Виктория сама раскрылась перед ним в кафе. А теперь тень сомнений легла на ее чело.

Неужели она разгадала в нем обычного охотника? Нельзя исключать и этот вариант. Он откровенно предложил ей свои услуги, а она кочевряжиться. Красавчик в душе оскорбился. Его нежная душа издала стон. Да на мне восемнадцатилетние девственницы гроздьями виснут. Я только свистну, очередь будет стоять. Старуха. Рассматривает исподтишка. Сколько можно перед тобой бисер рассыпать?

– Мне кажется, вы взялись за непосильную роль! – неожиданно заявила Виктория.

Что-то в плане Красавчика не выстраивалось. А вроде медленно поспешал. Если она приняла его за провинциального лаптя, каким он хотел перед ней предстать, и разгадала истинные намерения, то должна была бы сказать не «непосильную роль», а «не свойственную роль».

Здесь же понимай так, что он не сможет на соответствующем уровне обслужить. «Мадам, вы глубоко заблуждаетесь!» – мысленно чертыхнулся Красавчик и, мило улыбнувшись, спросил:

– Почему?

– Вы спрашиваете, почему вы взялись за непосильную роль, потому что я вас считаю за Казанову. – Виктория прямо посмотрела ему в глаза. Красавчик выдержал ее взгляд и, невозмутимо пожав плечами, сказал:

– Если женщина понравилась мужчине, и он ей сказал об этом, то это еще ни о чем не говорит.

– А зачем вы тогда упомянули про однокомнатную квартиру, которую сняли?

Надо красиво отбить атаку. Красавчик улыбнулся.

– У меня воды нет. Ее отключили, я только с утра тем и побрился, что в чайнике оставалось. Хозяйка знала, но промолчала. А если вы подумали про постель, то зря. Мне приятно с вами разговаривать, рядом стоять, любоваться вами.

Виктория рассмеялась. Она хотела продолжения разговора на эту скользкую тему и поэтому прямо посмотрела ему в глаза. Теперь она его провоцировала:

– Поэтому вы опустились ниже пояса, и упомянули про мои трусики. Сознайтесь честно, молодой человек, что у вас на уме был самый примитивный секс и больше ничего. Увидели одинокую скучающую даму и решили завести курортный роман. Тем более я вам дала повод.

– Вы меня вызываете на откровенность! – просто сказал Федор, – не хотел бы я, чтобы наше мимолетное знакомство так быстро закончилось. Не казните себя. Я виноват. Накатило на меня. Мы можем сейчас расстаться, но, уверяю вас, я спрячусь где-нибудь вон за теми кипарисами и буду вас каждое утро поджидать. И ничего вы мне не сделаете. Не запретите ни ходить за вами, ни любоваться вами. Вы из моего далекого прошлого.

Виктория удивилась и непроизвольно сказала:

– Я вас первый раз вижу.

– Это вам так кажется, – остановил ее Красавчик, – я еще когда сидел в кафе, все ваши коленки облизал взглядом. Стыдно признаться, но эти две припухлости над коленками сводят меня с ума.

– А вы не сексуальный маньяк?

Виктория долгим взглядом окинула молодого человека. Красавчик сделал вид, что обиделся и резко сказал:

– Не порнушник и не маньяк. Просто я в детстве был влюблен в учительницу географии, а вы – ее удивительная копия. Такая же строгая, белая, у вас такой же разворот головы, такие же складки на пояснице, когда вы в пол оборота стоите ко мне, и такие же трусики как у нее.

– У вас с нею что-то было?

Красавчик улыбнулся.

– Когда ее привел директор в наш класс, мне было двенадцать лет. Он ушел, а она стала развешивать карты. Можете представить, сопливый мальчишка вдруг испытал непередаваемое словами чувство. Я ее вдруг увидел без платья, как будто и нет его на ней. Я даже повертел глазами по сторонам. Вдруг и другие то же самое видят и ощущают. Она повернулась, и я увидел пухлые коленки. У меня сладостно загукало сердце. Я глаз от них оторвать не мог. Через месяц надо мною смеялись. Влюбился. Да, я в нее тогда влюбился. Без памяти влюбился. Ревновал к каждому фонарному столбу. Уроки заканчивались, я выжидал и шел за нею следом, хотя жил на другом конце села.

А один раз мы вместе вышли из школы. Я даже не помню, о чем мы с ней разговаривали, потому что меня колотил озноб. Мне почему-то казалось, что она теперь будет навеки моей.

Сейчас я понимаю, что это обычное явление, когда школьники и школьницы боготворят своих учителей. Но у меня было не как у всех. Я, сопливый мальчишка, ее чувствовал как женщину всеми фибрами своей души. Это было что-то непередаваемое. Я выделял в классе тот запах, тот аромат что исходит от нее. Ничего слаще я не знал. Я как собака, проходя мимо нее, втягивал ноздрями воздух.

Она через четыре года уехала, а до этого один раз я прошелся рядом с нею. И надо ж было так случиться, что нам по дороге встретился метеоролог, он на заочном учился. Пошли втроем. Я молчал, а они перебрасывались шутками. Она напрочь забыла обо мне, а я от обиды и непонятного стыда, вдруг развернулся и резко пошел в обратную сторону. Она позвала меня. Я не остановился, я не мог простить ей измену. Ничего у нее с этим метеорологом не было, это я потом доглядел. Уехала она через четыре года. Потом замуж вышла. Родители ее тоже переехали. А я так и остался верным ей псом. Если бы сейчас она сказала, приезжай, я бы пешком пошел. Она на вас была похожа. За те четыре года, что у нас проучительствовала, так мы с нею ни разу и не объяснились. Вот и все насчет трусиков. И вас я вижу без юбки и кофточки. Второй раз со мною такое творится. Я чувствую ваше тело, хотя не прикасался к вам рукой. Не волнуйтесь, докучать я вам не буду. Звучит это, конечно, как бред, но я, стоя рядом с вами, целую вас в глаза, в губы, я упиваюсь вашим запахом. За духами я чувствую запах вашего тела. И вы думаете, что я вам предложу пойти в ту жалкую квартиру, где мне сдали скрипучую кровать? Никогда. Вы сейчас передо мною, как она тогда, как не спетая песнь. Я сам думаю, что бы я сделал, если бы ее сейчас встретил, вот так же, как вас, одну.

– Представить даже не могу.

Красавчик вильнул хвостом и красиво ушел от собственного вопроса.

– А она должна быть в вашем возрасте. Дети есть. И помнит, что мальчишка вихрастый ее боготворил. Я бы и сейчас на нее не дышал. Я и на вас налюбоваться не могу. Думаю, сейчас уйдете, сейчас уйдет, та единственная женщина, которая так на нее похожа, и пойдет череда пресных дней.

– А почему вы не попробовали съездить к ней?

Федор долго безмолвствовал. Пауза затягивалась.

– Был бы олигарх, съездил бы. Она теперь богатая. И не вспомнит, наверно.

Виктория пытливо его оглядела. Сказано было просто, без надрыва, но с легкой тенью печали и сожаления. «Не играет», – решила она. Чистый родник чужих незамутненных чувств вызвал в ней нестерпимое желание освежить подзабытой любовной игрой увядающую женскую плоть и гордо-смятенную душу.

– Я вот что думаю, – внезапно охрипшим голосом сказала Виктория, – а не представить ли нам, что мы встретились через десять лет. Я это – она. Приехала на море. Муж дети остались далеко. Как вы думаете выглядела бы наша встреча? Одна неделя.

Красавчик не поверил своим ушам. Неужели клюнуло?

– Вы, правда, хотите этого? А не испугаетесь? Я ведь мысленно столько раз раздевал вас, то есть ее.

У нее сладостно защемило сердце.

– Надеюсь, не как зверь?

– Ну что вы!

Виктория благодарно рассмеялась и предложила:

– А теперь чтобы наша встреча с самого начала пошла без накладок, скажите, как вас звать?

– Меня? – удивился Красавчик.

– Вас! Вы не представились, хотя я вам назвала свое имя.

– Меня звать Федя. Федор Боровиков. Извините!

– А меня полностью – Виктория Петровна. Сократим имя – Вика Петровна. Устроит вас?

– Устроит.

Они отвернулись друг от друга, отошли метра на три и пошли навстречу друг другу. Федор неожиданно остановился перед представительной дамой и воскликнул:

– Вика Петровна?.. Вы?

Дама вздрогнула. Долго всматривалась. Строгое ее лицо зарделось радостной улыбкой.

– Федя. Ты ли это, Феденька?

Молодая пара проходившая мимо и видевшая их маневры, покрутила пальцем у виска.

– Артисты, что ли?

– Репетируют?

– Наверно.