Дмитрий Щеглов - Жиголо

Крокодил панически боялся блюстителей порядка. Опыт, сын ошибок трудных, видимо, подсказал ему, что лучше с нею дела не иметь. Грязный, пьяный, избитый, без мобильника и документов он испуганно скрылся в лесу. Потом до самой осени, пока не стал лед ходил слух, что в Битцевском парке водится крокодил. Говорящий. Народ не верил. Очевидцы горячились. Выползет из канавы гад и просит:

– Мине тот город надо, где будет олимпиада. Что б я тэбя до конца жизни не забыл, помоги чоловек. Виручи.

Крокодил! У меня сейчас денег нету, но я могу финасовый пирамида делат, а потом отдавай тебе. Будь другом! Поехали на курорт. Э…э! Друг! Не веришь, что будем барашка резат?

К осени, говорят, пропал.

Никита с Олежком всю ночь продежурили в доме Зауральской. Утром появилась вчерашняя «Тойота». За рулем вместо молоденькой красавицы блондинки сидел старик. Прежде чем выйти из машины, он зорко огляделся по сторонам и лишь затем протянул паспорт охраннику в будке. Охранник долго сличал фотографию водителя «Тойоты» с оригиналом. Не обнаружив ничего страшного в старце из которого сыпался песок он открыл шлагбаум. Старик вошел в подъезд. Никита прошел за ним.

– Кто это? К кому? – спросил он охрану.

– Зауральская приказала пропустить и тебе, кстати, велела вместе с ним подняться в квартиру. Фамилия его Лодырдель.

Никита сел на тот же лифт, что и старик.

– Вам какой?

– Восьмой!

– И мне восьмой!

Оба осмотрели друг друга оценивающим взглядом и промолчали. В руках у старика был старинный саквояж, наподобие тех, что снимали в американских ковбойских фильмах.

– Грабить? – подковырнул Никита старика показывая на саквояж. – Позвольте вас, уважаемый господин Лодырдель, похлопать по карманам. Я, видите ли, личный телохранитель Аглаиды Зауральской.

Старик поднял руки и насмешливо сказал:

– Вот и отлично. Проверьте и саквояж на предмет ядерной бомбы.

Никита тщательно прощупал старика. Оружия не было.

Встретила их сама хозяйка. Она явно была не в своей тарелке. Непонятный страх и одновременно едва уловимая надежда курились по уголкам глаз. Дог и мастифф подбежали и обнюхали гостя. Хозяйка пригласила Никиту и старика присаживаться.

– Только после вас, – сказал ранний гость.

– Кофе, чай господин Лодырдель! – предложила хозяйка.

– Я бы предпочел перейти к делу! – сказал старик.

Аглаида согласно кивнула головой и сглотнула слюну. Почему она волнуется, не мог понять Никита. Купец аки Геракл сразу взял быка за рога.

– Госпожа Зауральская. Свои услуги я оцениваю в те драгоценности, что вы изволите носить. Это восемь комплектов украшений каталожной стоимостью двенадцать миллионов долларов. Позвольте только предварительно мне взглянуть на них. Не являются ли они искусной подделкой. Сами понимаете, иногда неискушенным покупателям подсовывают вместо бриллиантов стразы.

Аглаида Зауральская оскорблено поджала губы:

– Я ночью сама смотрела, все было на месте. А подделки не может быть, потому что все украшения я покупала в Куршавеле.

Господин Лодырдель в миру Купец снисходительно на нее посмотрел.

– Вот потому, что покупали в Куршавеле и позвольте на них посмотреть. У нас у всех еще с советских времен бытует уверенность, как зараза какая в нас сидит, что если Швейцария, то это обязательно высочайший знак качества и деловая порядочность. А они первостатейные мошенники. Только в смокингах и тросткой в зубах.

– Куршавель – это французские Альпы! – сказала Аглаида. Старик и ухом не повел на замечание. Он даже обрадовался.

– Тем более я этим лягушатникам никогда не доверял.

– Ну, хорошо, – растерянно сказала хозяйка, – я только сейчас вспомню шифр. Забыла, куда утром записную книжку сунула.

Никита мысленно улыбнулся про себя. Старик, будь он разведчик или наводчик банды, сделал отличный ход конем. Он пришел с каким-нибудь идиотским предложением скрестить ежа и ужа, а выудил сведения про блокнот, где записан шифр сейфа. А добыть его из блокнота у женщины-раззявы никогда не составит труда. А дальше под видом доктора, массажиста, сантехника, полотера, зубодера, неважно кого, можно проникнуть в дом.

На непроницаемом лице Никиты ничего не отразилось, но он мысленно торжествовал. Открытая книга для него чужие мысли. И тут старик его удивил.

– Не суетитесь Аглаида, я знаю ваш шифр. Вы только покажите, где сейф.

Хозяйка переглянулась с Никитой.

– Этого не может быть!

– Покажите сейф, голуба.

Прошли в соседнюю комнату. Аглаида отодвинула картину в сторону. Открылся сейф. Приглашающий жест рукой.

– Прошу!

Старик уверенно набирал цифры и крутил круглые ручки. Через пминуту без скрипа толстая дверца сейфа подалась. У Аглаиды поползли глаза на лоб.

– Как вам это удалось?

– Я же сказал, все про вас знаю!

Купец достал первый ларец. Вынул из него тяжелое колье, взвесил на руке и удовлетворенно хмыкнул. В глаза ударили радужные блики. Никита напрягся. Он до деталей знал всю механику этого мошенничества. Сейчас старик откроет саквояж и достанет оттуда лупу. Затем рассмотрит через нее камни и положит их обратно в сейф. И одни за другими проверит все драгоценности. А когда завтра владелица захочет продать свои бриллианты, то выяснится, что половина из них стекло. Старый трюк – подмена драгоценностей на глазах у клиента. Здесь главное – ловкие руки старика. Не доглядишь, долго потом кашлять будешь. Поэтому Никита глаз не отводил от тонких пальцев старика.

Однако тот не стал возвращать ценности на место, а стал аккуратно складывать в свой саквояж.

– Лучше сразу их на место положить! – сказал он Аглаиде. – Так я думаю будет сохраннее и целее, пока мы все вопросы не оговорим.

Та только поддакнула в ответ.

– Да! Да! Конечно лучше их в саквояж сложить. Помогите Никита.

«Околдовал или загипнотизировал бабу», – решил про себя Никита. А вслух сказал:

– Позвольте, я его подержу.

– Подержи, подержи! – с насмешкой сказал старик. Перед тем как отдать саквояж Никите, он достал из него папку с бумагами.

– Сядем в сторонке или пусть и ваш охранник смотрит? – участливо спросил он Аглаиду.

– В сторонке! – резко ответила Аглаида и предложила старику пройти в дальний конец гостиной. Сели на диване и старик достал папку.

Никита сожалел, что в гостиной нет ни одной камеры и жучка. Выстрой попробуй потом целостную картину из чужого разговора. Долетали лишь обрывки фраз:

– Аглая в школе… пивом торгует шалява… а вот и малышка …узнаешь детдом…а это загс… муж вообще ничего не … А это справка о ее смерти…

Голоса зазвучали глуше. Никита ничего разобрать уже не мог. И вдруг Аглаида заволновалась.

– Ой, как похожа… А вот и родимое пятнышко… и пупок наружу… она… Моя копия в молодости… Она знает обо мне?

– Нет!

– А чем она до этого занималась?

– Захочет – расскажет.

– Здорова она хоть?

– Ну и сука ты мамаша! Ты лучше о другом подумай. Дочь про отца спросит. Что скажешь? Эти справки покажешь? Так вот, я твои бриллиантовые цацки все забираю. А теперь, дешевка, садись и пиши от руки бумагу, чтобы твои волкодавы мне кости не переломали. Или у тебя еще вопросы есть?

– А если это не она?

Купец дал понять, что разговор окончен.

– Будь моя воля я б тебе, стерве, все ноги повыдергивал. А если это не она, то ты, бездетная дура, будешь иметь дочь сиротинку из детского дома. Но имей в виду, если она останется со мною, когда я умру, я ей в завещании про твою мерзость все напишу, – он встал с дивана, – ну-ка, папку возвращай. Мы уезжаем с твоей дочкой. Захочешь, найдешь нас. А пока давай девке на приданное свои брюлики. Мне не вечно жить, замуж хочу ее выдать за нормального парня.

Аглаида была сражена его напором. Она тихо спросила:

– Почему ты так много просишь?

Купец раздумал уходить. Он бросил саквояж на стол.

– Тебе в базарный день червонец была красная цена, ты хочешь, чтобы я и дочку твою так оценил? Курва! Пиши бумагу.

Мастифф предупреждающе зарычал, а дог и ухом не повел на резкий тон старика. Он улегся у его ног в позе охранника..

– Что писать? – спросила Аглаида.

– Пиши: я такая-сякая немазаная шалява, за воспитание моей дочери до совершеннолетия выплачиваю ее благодетелю и воспитателю господину Лодырдель в миру носящему имя Купец, скотскую дань. А именно восемь комплектов бриллиантовых украшений стоимостью двенадцать миллионов долларов.

От ребенка отказываюсь второй раз. Стерва мать – Аглаида Зауральская. Написала?

– Написала.

Купец взял записку и быстро пробежал ее глазами.

– Я так понял, что ты от дочки не отказываешься?

– Не отказываюсь!

– Поставь число и подпись. Поставила?

– Да!

– А теперь собак убери в соседнюю комнату, я тебе еще чего хочу сказать.

Аглаида беспрекословно выполняла все приказания Купца.

– Хасюмото. Карасава!

Она вывела собак в соседний зал и закрыла за ними дверь. Затем обернулась к Купцу. У того, как у фокусника из рукава вдруг выскочила плеть и оказалась зажата в руке. Аглаида не могла понять ее предназначения, пока Купец не замахнулся.

Вжик, и красный рубец заалел наискосок на спине. Купец бросил плеть на пол и сказал вскочившему Никите:

– Бери саквояж, поехали за товаром.

– За что? – воскликнула Аглаида.

– Было бы за что вообще убил бы.

Никита вопросительно смотрел на хозяйку. Прикажет, он тут же заломает старика. Но хозяйка молча снесла унижение.

– Что мне делать? – обиженно подрагивающими губами спросила она Купца.

Перед тем как выйти из квартиры Купец приказал:

– Стол накрывай, мамаша. Давай суетись! А ты, – он пальцем подозвал Никиту, – возьми саквояж. Поможешь нести.

До лифта бежала за ними Аглаида.

– Езжайте быстрее. Я, наверное, не дождусь. Умру от счастья.

Дверца лифта закрылась за Купцом и Никитой. Купец посмотрел на часы.

– Час двадцать и двенадцать миллионов в кармане. Работать молодой человек надо так, чтобы милиция тебе честь отдавала. Неси, неси. Я тебе сейчас вместо этих бриллиантов «золотце» на семьдесят килограммов отвалю.

Внизу к Никите присоединился Олежек-медведь и еще пара серьезных мужчин. На их вопросительные взгляды Никита развел по сторонам руками.

– Пока все нормально. Едем за товаром.

– А что за товар?

– Самому хочется глянуть!

Повозка времени неспешно дотащилась до бархатного сезона. Купец в одиночестве сидел в кресле на площадке перед домом и смотрел на море. С улицы позвонили. Купец не торопился вставать. Он теперь никуда не торопился. Вниз по дорожке поскакал огромный дог. Собака через минуту прибежала обратно.

– Кто там? – спросил пса Купец. – Я никого не жду. Молчишь тварь бессловесная? Ну, молчи, молчи. Придется идти мне встречать.

Старик оперся на костыль и стал медленно пересчитывать ступени. Тридцать их было от дома до калитки. Открыл.

– Федор! Какими судьбами? Проходи, – затем прикрикнул на собаку, – чему радуешься дурак. Если я помру, этот архаровец продаст тебя только так. И не ластись к нему. Или запах Ии учуял?

Старик покосился на Федора, вдруг, что скажет в ответ. Молодец промолчал. Сели в беседке. Купец выставил на стол бутылку вина.

– Не обессудь. Хозяйки нету, разносолов нема. А для разговора бокал вина самый раз. Спазмы в горле расширяет. Выпьем?

– Выпьем.

Выпили по половине бокала. Помолчали. Федор был голоден и поэтому предложил:

– Может на кухню сходить, что-нибудь приготовить?

– Не надо! Ты лучше со мной поздоровайся, а то вино уже пьешь, а еще «здравствуй» не сказал. Ты вроде раньше до вина не был охоч.

– Я и сейчас не охоч, – ответил Федор. Он видел, что старик раздражен, сдал за те два месяца, что они не виделись. Мог бы к вину подать кусок сыра, но не захотел. Кажет обиду на весь мир. То пес был за все в ответе, теперь гость виноват. Федор не захотел поддерживать настроение Купца. Каждый сам себе выбирает по жизни суму. Сколько донесешь, то и твое. Не Федор виноват, что ты в конце жизни встречаешь закаты с собакой.

Вино растеклось по старческим жилам разгоняя постоянную усталость и сон. Старик поднял голову и внимательно посмотрел на собеседника:

– Когда ты ко мне пришел первый раз Федя, у тебя в глазах, в глубине, там на самом донышке, был запрятан испуг. Вот как у этого дурака, – старик показал на дога, – сам большой, сильный, а каждый день боится остаться один. Я усну, а он прибегает и нюхает, живой ли я. Значит, чует мою смерть близкую. Я и сам ее чую, не за горами она. Так что вовремя ты, Федя, зашел. А то появился бы через месяц, а тут не то что меня, а и собаки знакомой не встретил.

Старик ждал, что ответит ему гость, но тот предпочел промолчать. Тогда старик спросил: