Екатерина Риз - Жили-были

Этот разговор начинался, как обычно, то есть, ничем изначально не напугал и ничего ужасного не предвещал. Алёна Каравайцева, главная заводила институтской компании, появилась в бутике нижнего белья, где Саша работала, и после минутного осмотра и парочки многозначительных взглядов и хмыканья, оторвалась от созерцания кружев и атласа, и начала вещать (то есть, конечно, рассказывать, «вещать» Саша от себя добавила и мысленно) об очередной встрече выпускников. Воспользовавшись тем, что посетителей в магазине в этот момент не было, облокотилась на стойку, наклонилась к Саше и заговорщицки подмигнула. Что выглядело в её исполнении немного глупо. Алёнке вообще не шло подмигивать. Она была идеальной толстушкой-веселушкой, и, глядя на неё, без всяких подмигиваний, всегда казалось, что она что-то замыслила. А уж когда подмигивать начинала, и вовсе хотелось рассмеяться, но уже в следующую секунду за голову схватиться. Но самое интересное, что Саша вообще не должна была ни за что хвататься, и даже отношения ко всему этому иметь, ведь она не училась вместе с Алёнкой и своей двоюродной сестрой. Она была младше на четыре года, у неё не было высшего образования, иначе, что бы она делала здесь, в бутике нижнего белья, на должности продавца-консультанта? Все эти мысли промелькнули в её голове, но Алёнка снова ей подмигнула, видимо, для усиления эффекта, и Саша сдалась. Отложила новый комплект белья, тоже наклонилась и посмотрела Каравайцевой прямо в лицо. Правда, предупредила ту:

— Мне страшно тебя слушать.

Алёнка, кстати, мать троих детей, восторженно хлопнула в ладоши.

— И правильно! Я превзошла саму себя!

— Разве это возможно?

Алёна гордо задрала нос, одёрнула короткую курточку на крутых бёдрах и приосанилась.

— Смейся, смейся. Что бы вы, вообще, без меня делали? Потерялись бы все давно, похоронили бы себя на работе.

Саша с пониманием покивала.

— Ты права. Так что происходит?

Алёна тут же заулыбалась.

— Я же говорю, я превзошла саму себя. Собрала почти всех. Ну, кроме Орлова и Карповой, из Питера и Риги они точно не поедут. И Новиков артачится, занятой наш налоговый инспектор. — Алёнка рукой махнула. — Ну и чёрт с ним. Он считает, что если перевёлся от нас на третьем курсе, то мы ему уже и не товарищи. А остальные все будут.

— Очень за вас рада, — ответственно заявила Саша.

Алёнка нахмурилась, наблюдая за ней.

— А ты чего куксишься? Скажи ещё, что не придёшь.

Саша посмотрела на неё с явным намёком.

— Алёна, я с вами не училась.

— И что? Тебя всё равно каждая собака знает.

— Какой-то сомнительный комплимент.

— Да ладно тебе, Сань. Мы последние пять лет всегда одной компанией встречались, и ты всегда приходила. Если так разобраться, то там половина наших уже чужие. Но всё-таки такая дата, пятнадцать лет с поступления. Вот я и постаралась. — Алёнка ей деловито кивнула. — Анжелика тебе разве не звонила?

— Звонила, — с лёгким вздохом призналась Саша, припомнив вчерашний телефонный разговор с двоюродной сестрой. — Правда, она не сказала, что будет куча народа. Я думала, опять посидим у Старикова на даче, шашлыки пожарим…

— Она сама ещё не знала, у меня только вчера всё так удачно сложилось. Кстати о Старикове. Он обещал помочь с кафе, у него знакомый есть. Так что, готовь платье.

Саша глаза закатила.

— Начинается.

Алёна постучала пальцем о псевдо-мраморную стойку.

— Надо, Саня, надо. — И следом улыбнулась. — Представь нас в красивых платьях, с причёсками. — Алёна схватила кружевные трусики-стринги, и со смешком потрясла ими у Саши перед носом. — Вот в этом.

Саша выхватила у неё алую вещицу.

— С ума ты совсем сошла, Каравайцева. Это кто на тебе увидит? К тому же, у тебя муж есть. Забыла?

— Не забыла, — передразнила её Алёна. — Может, для него и прикуплю.

— Ты только обещаешь каждый раз.

— Ну, так что, договорились? В следующую субботу, гуляем, танцуем и пьём водку.

Саша поневоле рассмеялась, но затем решила ужаснуться:

— Водку?

— А что? Помнишь, как на Восьмое марта классно было?

— Не помню, Алёна, в том-то и проблема. И Старикову передай: я больше с ним не пью.

— Да ладно тебе выделываться, Богатырёва. Оставь это Анжелике, у неё куда лучше получается. — Алёна посмотрела на часы и заторопилась. — Всё, я побежала, мне ещё нужно с кафе разобраться. Увидимся в субботу. И не вздумай больной притвориться! Помни, я знаю, когда ты врёшь.

Отвечать на это Саша сочла ниже своего достоинства, лишь фыркнула чуть слышно, но рукой подруге на прощание махнула.

Странно, что теперь, спустя десять лет, Алёна Каравайцева (правда, сейчас она уже не Каравайцева, а Степанова) на самом деле считалась её подругой. А когда-то Саша была слишком мала, чтобы дружить с кем-то, кто учился в институте. Она была лишь младшей сестрёнкой Анжелики Потаповой, красавицы и модницы, а её саму воспринимали, как обузу, неотвратимое зло, как говорила сама Лика. И Саша, находясь в окружении взрослых, как она считала, людей, студентов, чувствовала себя дурным несмышлёнышем, по большей части молчала и наблюдала, зато, сама того не желая, знала о группе студентов очень многое. Кто с кем встречается, кто в кого влюблён, кто с кем расстался, а кому изменили. На неё, мелкую и почти прозрачную, внимания особо не обращали. Зато внимание обращали на Лику, приглашали на свидания, на тусовки и вечерние посиделки (не было тогда ещё такого слова, как вечеринка), а сестра повсюду таскала её за собой. Не из-за того, что они были с детства невообразимо дружны, они даже похожи не были — ни внешне, ни по характеру, просто, если Лика брала с собой Сашу, тогда её родители пребывали в уверенности, что девочки просто гуляют и ничего запретного не происходит. У Анжелики достаточно строгие родители, жалко, дяди Игоря уже в живых нет, но её мама, Валентина Николаевна, до сих пор уверена, что её дочь — самая порядочная женщина в этом городе. Правда, не догадывается, что репутацию порядочной Лика себе как раз на имени Саши построила. Та всегда пребывала в курсе её амурных дел и обеспечивала алиби, если понадобится. Правда, несколько лет назад постаралась свести влияние сестры на свою жизнь к минимуму. По мнению Саши, у Лики была слишком бурная жизнь, что личная, что общественная, и угнаться за ней с некоторых пор стало затруднительно. Да и не особо хотелось, если совсем честно, никогда не хотелось гнаться за двоюродной сестрой, просто не было выбора. И, кстати, это вынужденное присутствие в жизни Лики, ничего кроме неприятностей Саше не принесло. Она отлично это помнила, и поэтому в последние годы старалась держать дистанцию.

Она ещё помнила, как Анжелика разводилась. Шумно и со всем доступным ей пылом, демонстрируя обиду всем знакомым. А в знакомых у неё ходила добрая половина их немаленького города. Сашу тогда тоже пытались привлечь к переживаниям и творящейся несправедливости, и ей с трудом удалось держаться в стороне. Но тётка, кажется, до сих пор на неё за это обижается. Но Саша, поддавшись своей душевной слабости, свалила всё на болеющего Митьку, который очень вовремя слёг с ангиной. Хотя, говорить про родного ребёнка, что он весьма вовремя объелся мороженого, не слишком хорошо, да?

Но эта встреча в субботу отчего-то беспокоила. Она была далеко не первой, и Алёна права: все давно привыкли к Саше и, кажется, уже и не помнили о том, что она с ними не училась. Она была неотъемлемой частью их воспоминаний об институте, и с годами перестала быть «мелкой и помехой», превратилась в полноценного товарища, взрослого и всё осознающего. Но последние годы они всегда собирались узкой компанией, на встречи приходили всегда одни и те же, человек десять-двенадцать, и встречались зачастую семьями, собираясь на даче Старикова, которая не была шикарной и далеко не просторной, но находилась в очень живописном месте и недалеко от города. И даже Лика, хоть фыркала и ворчала, облачаясь в спортивный костюм, но ни одной встречи за последние года четыре не пропустила. А в этот раз шашлыки отменяются. Будет зал в кафе, будет торжественная обстановка, куча народа, почти чужих людей, и пусть Саша помнит практически всех, большинство из них, как правильно сказала Каравайцева, давно стали чужими. И в их памяти она, наверняка, всё та же незаметная младшая сестрёнка Анжелики Потаповой, и придётся как-то объяснять своё присутствие, улыбаться и делать вид, что для неё-то ничего странного в том, что она находится на встрече их курса, нет. Вот уж не было печали.

Весь оставшийся день Саша думала, как ей от приглашения отказаться. Снова объявить своего ребёнка больным, совесть не позволит, а объяснений толковых у неё нет. И если получится соврать Анжелике, то Каравайцеву так просто не проведёшь. Она вцепится в неё, как клещ. Хотя бы по той причине, что они с Сашей на самом деле дружат, перезваниваются, ходят друг к другу в гости, и теперь разница в возрасте им совсем не мешает. Конечно, когда тебе семнадцать-восемнадцать лет, то разница в четыре года кажется существенной, словно ты являешься представителем другого поколения, так Саше всегда и казалось, когда она общалась с друзьями сестры, они казались взрослыми и умудрёнными опытом. А вот когда тебе ближе к тридцати, а твоей подруге тридцать с малю-юсеньким хвостиком, это никому незаметно. И тот же Мишка Стариков, который когда-то поддразнивал и дёргал её за хвостики, которые Саша в юности так любила себе делать, сейчас разговаривает с ней серьёзным тоном, и с её мнением считается, что Саша очень ценит.

Все повзрослели, что сказать. Кто бы мог подумать, что прошло пятнадцать лет. И она больше половины своей жизни знает этих людей. И Алёну, и Старикова, и всех остальных… Они все выучились, получили дипломы факультета менеджмента, кто-то стал крутым специалистом, кто-то открыл свой бизнес, кто-то даже прогореть успел. А кто-то выйти замуж, родить детей, развестись… И она рядом с ними повзрослела, выросла, тоже стала матерью, вот только специалистом не стала, ни в какой области. Если только в продаже нижнего белья в последние два года здорово поднаторела. Но это точно не повод для гордости.

Когда часы показали ровно три пополудни, взяла мобильный телефон и набрала номер сына. Уроки должны были закончиться двадцать минут назад, и этого времени Мите как раз должно было хватить для того, чтобы собрать портфель, переобуться, съесть банан и дойти до раздевалки.

— Привет, мам, — бодро отозвался сынуля уже после второго гудка. Саша поневоле улыбнулась. У них всё чётко по графику.

— Привет, солнце. Как у тебя дела? Как уроки?

— Нормально. Только задали много. И опять читать.

— Какой кошмар, — посмеялась над его печалями Саша. — Ты уже одеваешься?

— Да. Только куртку застегнуть.

— Замечательно. Тогда иди домой, обедай и садись за уроки. Митя, когда я говорю «домой», это значит домой. Не к Лёше, не к Максиму, не за школу носиться, а домой. — Постаралась добавить в свой голос побольше строгости. — И прочитай всё, что задали. Я вечером проверю.

Митька вздохнул. Помолчал, затем мрачно поинтересовался:

— А гулять когда?

Саша невольно взглянула на окно, апрельское небо было серым и хмурым.

— Митя, дождь моросит. Что ты собираешься делать на улице?

— Мама, ты ничего не понимаешь, — заявил её восьмилетний сын, и в его голосе было уверенности в этом, хоть отбавляй.

— Куда уж мне… На холодильнике тарелка с пирогами, бабушка Валя передала. Погрей и ешь.

— А можно Лёшку к нам позвать?

— Чтобы вы не учили уроки, а играли в компьютер?

— Ну, мам!

Саша мысленно махнула рукой.

— Ладно. Выбираем меньшее из зол. По крайней мере, не придёшь весь грязный с улицы. Ешьте суп и пироги, я приду в шесть. — Заметила покупательницу, что вошла в магазин, и поторопилась с сыном проститься. Только попросила: — Будь умницей. Пока.

Вот так вот. В последний год Саша всё чаще замечала, что сдаёт одну позицию за другой. У Митьки всё удачнее получалось настаивать на своём, и уверенности, чисто мужской твердолобости, в нём с каждым годом прибавлялось. А она совершенно не знала, как с этим бороться. Когда сын был маленьким и постоянно в ней нуждался, было куда проще. Не было времени, порой кончались силы, иногда хотелось всё бросить хотя бы на час, вновь почувствовать себя свободной и лёгкой, но всё равно было проще. А теперь Митя становится всё более самостоятельным и решительным, и как с этим справиться, Саша пока не придумала. Как говорила тётя Валя, мать Анжелики: мальчику не хватает мужского авторитета. А где его взять? Раньше у них хотя бы Петя был, муж Лики, и хотя, как уверяла сама Лика, толка от него не было вовсе, но в их семье присутствовал взрослый мужчина, а теперь одни женщины, и среди этого бабьего царства растёт Митька. Тревожащая ситуация, если честно. И практически не решаемая. Правда, есть шанс, что Лика снова замуж выйдет. Надо поинтересоваться, что у сестры на личном фронте. Вдруг уже претендент появился?