— Вы хоть ели?

— Сырники доели, — сознался Митя. На бабушку взглянул с надеждой. — Пончиков пожаришь?

— Никаких пончиков, — воспротивилась та. — Я капусты вилок купила, сейчас тесто на кулебяку поставлю.

— И плюшек! — молнией среагировал Митя.

— И плюшек, — согласилась Валентина Николаевна. А, проходя мимо Толи, не утерпела и сказала ему: — А ты не стой, поезжай, куда тебе там надо.

Толя от её тона слегка растерялся.

— Куда поезжай?

— Я не знаю, у тебя что, работы нет? Я с Митей останусь, врача дождусь. А мужику дома с ребёнком сидеть не дело. Работа у тебя есть? Вот и поезжай.

Толя лишь головой качнул, попав под такую раздачу.

— Валентина Николаевна, в вас пропал талант пробивного управленца.

— Нечего ко мне подмазываться незнакомыми словами, — отмахнулась от него тёща, но выглядела при этом польщённой.

Толя подошёл к кровати, облокотился на второй ярус, на котором Митя лежал, и посмотрел сыну в лицо. Тот лежал, устроившись на подушках, закутавших в пушистый плед, но выглядел несчастным, уставшим, а глаза лихорадочно блестели. Явный признак температуры.

— Останешься с бабушкой?

— А ты надолго?

— Съезжу по одному делу, потом заеду, куплю тебе конструктор, и вернусь. — Волосы Мите со лба отвёл. — А ты пироги лопать будешь, счастливчик.

Мальчик всё-таки улыбнулся.

Необходимость, поиск решения этой проблемы назрело неожиданно. Если честно, всю предыдущую неделю Тоя был уверен, что всё, в итоге, разрешится само собой. Ну, не будет же Лика злиться на них всю оставшуюся жизнь? И Саша переживать из-за их ссоры, или непонимания, как Саня это называла, вечно тоже не станет. Всё решится, устроится, успокоится. Так Ефимов думал, пока не понял, что попросту ищет оправдания для своего нежелания что-либо с Анжеликой выяснять. А ведь Саше обещал, что если будет необходимо, то он сам поговорит и всё решит. И именно это обещание, в конечном счёте, и заставило его пересмотреть свою позицию выжидания. День проходил за днём, а ничего не менялось. По крайней мере, Саша не переставала о сестре думать. Да и Валентина Николаевна на него сегодня посматривала с особым умыслом. И стало понятно, что она с виновником ссоры её девочек определилась окончательно. Не обвиняла, не сыпала упрёками, но для себя решила. И с этим тоже нужно было что-то делать, если уж назвал, пусть пока и мысленно, эту женщину тёщей. Тёща — это серьёзно, это продолжение или приложение к жене и семейной жизни. К тому же, бабушка его сына. И перед ней он, судя по всему, тоже виноват.

Вот поэтому, когда Валентина Николаевна предложила ему пойти и заняться своими делами, Ефимов быстренько себе дело и определил. Задавил в кулаке все сомнения и нежелания, заехал в магазин, кое-что купил… в надежде задобрить или даже подкупить, и отправился к Лике.

Та ему не обрадовалась. Дольше, чем это было необходимо, разглядывала его в камеру домофона, после чего дверь всё же отперла. Посмотрела настороженно, и молча. Её молчание сильнее всего по нервам било, оно было Анжелике несвойственно, ей всегда было что сказать и в чем человека упрекнуть при необходимости, а когда она молчала и разглядывала тебя с прищуром, становилось не по себе. Но Ефимов решил, что улыбнуться для начала будет правильно. Поэтому улыбнулся, как ему самому показалось, вполне приветливо, и продемонстрировал Лике бутылку вина.

— Твоё любимое.

Анжелика хмыкнула, разглядывала Ефимова со снисходительной улыбкой.

— Какая щедрость. А по какому поводу?

Толя окинул взглядом подъездную площадку.

— Ты хочешь, чтобы я здесь с тобой объяснялся? Может, в квартиру пустишь?

Она сомневалась, и делала это настолько напоказ, что этой показной недоверчивости любая актриса бы позавидовала. Затем отступила в сторонку, и Толя переступил порог квартиры, в которой совсем недавно жил. Совсем недавно, чуть больше двух недель назад, а сейчас уже кажется, что его жизнь была тогда совсем другой, и оттого ощущение, что прошло очень много времени. Год, два… Смещение временной оси в его сознании точно произошло.

Он зашёл, захлопнул за собой дверь, и неожиданно замер, прислушиваясь.

— Ты одна?

— А тебя это с какой-то определённой целью интересует?

Лика была настроена если не враждебно, то явно не дружелюбно. Это осложняло ситуацию, грозило осложнить.

— Просто спросил. Из любопытства.

— Ах, из любопытства.

Толя усмехнулся, снял ботинки и прошёл в комнату. Огляделся. Ни одной вещи Новикова так сходу не приметил, хотя, в этом ничего странного не было. Он в этой квартире прожил несколько недель, а его присутствия так сразу тоже заметить было невозможно, Лика всё усердно маскировала под свою привычную, удобную для неё жизнь, без намёка на лишние вещи и беспорядок.

— Принесёшь бокалы? Кстати, я тебе и яблок зелёных купил.

— Боже, что делается. — Лика сходила на кухню за бокалами и штопором, после чего опустилась в кресло с видом королевы. На Толю поглядывала с лёгкой усмешкой. Бокал с вином приняла и, не дожидаясь тоста или какого-то объяснения от Ефимова, сделала первый глоток. Лишь потом поинтересовалась: — Так что делается, Толя? Ты зачем пришёл?

Ефимов весело хмыкнул, тоже присел, а когда к Лике взгляд обратил, широко улыбнулся.

— Мириться пришёл.

Она чуть сдвинула идеальные брови, не спеша ему верить.

— Серьёзно?

— Со всей серьёзностью, Ликусь, — заявил он, а вот Анжелика тут же поморщилась.

— Не называй меня так.

— Прости, не буду. Но в остальном, я серьёзно. Пришёл мириться. — Даже ладонь к груди приложил, демонстрируя степень своей искренности. — Прости меня дурака. Ты во всём права: я скотина, сволочь, не в состоянии оценить чужое отношение.

Лика внимательно наблюдала за ним, взгляд стал цепким.

— Ты серьёзно?

— Более чем.

— А Саша?

Толя руками развёл.

— Саша переживает. Причём, всерьёз переживает. Вы сёстры, и… твоя мама права, тут я влез, и всё испортил. Поэтому я подумал, некоторое время, и пришёл к выводу, что я не прав. Не должен был я себя вести подобным образом. Тем более грубить и бросать трубки. Это точно было лишним, и лично меня никак не касалось. Ты меня простишь?

Она разглядывала его. И в её глазах не было ни капли надежды, намёка на то, что она хотя бы на мгновение задумалась о том, чтобы его простить. Даже головой качнула как-то непонимающе.

— Я не понимаю, зачем ты пришёл?

— Я же сказал, извиниться. Мосты навести… — Лика так на него смотрела, что все слова Ефимову глупыми казались. — Мы теперь родственники, надо как-то… общаться.

— Родственники?

— Я отец твоего племянника.

— Правда?

Вот тут уже он начал выходить из себя, глянул на Анжелику с прищуром.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Лика со стуком поставила бокал на журнальный столик, а Толе в гневе сказала:

— Я, вообще, ничего не хочу. Я тебя не звала. Зачем мне твоё «прости»?

— А что, не нужно?

— Толя, я совершенно не хочу, чтобы ты был моим родственником.

— Не думаю, что от твоего мнения что-то зависит.

Лика села боком, навалившись на подлокотник кресла.

— Ты что же, жениться на Сашке надумал?

— У нас сын.

— И?

Ефимов вино залпом допил и от своего бокала избавился.

— Лика, это не твоё дело. Женимся мы, не женимся. По сути, это ничего не меняет. У нас с Сашкой сын, то есть я отец твоего племянника. И вот на этом фоне я стараюсь, — заметь, очень стараюсь, — наладить отношения.

— Пошёл ты знаешь куда, со своими отношениями?

Он вздохнул.

— Догадываюсь.

— Вот туда и иди.

— И на этом всё? — Толя подумал, и сказал ей то, что у него все последние дни в голове крутилось: — Ты не сможешь злиться на меня вечно. Хотя… допустим, что сможешь. Кто тебе запретит, правда? Но Сашку-то за что мучить?

— За то, что дура.

— А, в этом смысле. — Ефимов хмыкнул, подбородок потёр, усмехнувшись. — Лика, она твоя единственная сестра, и ты собираешься порвать с ней отношения из-за меня? Ты мне льстишь, честно.

— Мы разберёмся без тебя, — с нажимом проговорила Анжелика.

— Да не получится без меня! Я стараюсь, чтобы ты это себе уяснила. Без меня уже не получится. Я всегда буду рядом, я всегда буду в курсе, и, в конце концов, Сашка всё равно со мной всем поделится.

— Какой же ты свин, Ефимов. — Лика покачала головой, поглядывая на него с явным удивлением. — Я знала, конечно, всегда знала, но чтоб настолько…

— Ну, не думаю, чтоб уж настолько, — решил воспротивиться Толя. Выслушивать критику в свой адрес, пусть и от Лики, которая всегда преувеличивает, было не слишком приятно.

— Правда? А как называются те, кто трахает младших сестёр своей девушки?

Он хохотнул и вскинул руку, призывая Анжелику с выводами не торопиться.

— Знаешь, если подходить с такого бока, то нужно разбираться в деталях. Ты моей девушкой была… я по пальцам эти недели могу пересчитать. И поэтому фактически никакой измены и предательства не было. Ни с моей, ни с Сашкиной стороны. А уж в наших с ней отношениях ты, точно, ничего не понимаешь, да и объяснять и открывать душу, не слишком хочется. Мы оба были совершеннолетние, и то, что у нас сын — это наше с ней дело. Не твоё.

— Ты так рассуждаешь?

— Да, я рассуждаю так.

— И Санька поёт с твоих слов. Понятно.

— Думаю, у нас просто точка зрения по этому вопросу одна. А уж сейчас заставлять нас оправдываться и просить прощения… за Митьку, это даже для тебя слишком.

— Но что-то ты не бросился к Сашкиным ногам, когда приехал. А теперь, значит, у вас семья, ячейка общества. После того, как я тебя из своей жизни вышибла!

— А я считаю, что всё несколько сложнее. К тому же, если я стану тебе говорить, что обомлел, как её увидел, взрослой, — рука сама принялась рисовать в воздухе линии фигуры уже его женщины, но Толя быстренько это пресёк и вернул руку на подлокотник, — ты ведь не будешь от этого в восторге?

— Ты обомлел? — переспросила Анжелика, и её взгляд и тон не сулили ничего хорошего.

— Да, — осторожно отозвался Ефимов, и чтобы как-то сгладить впечатление, поторопился добавить: — обомлел от тебя, что ты… совершенно не изменилась, и от неё, что она изменилась так сильно. — Сделал попытку улыбнуться. — Судьба у меня, видно, такая — две сестры.

— Скотина.

Толя даже глаза закрыл.

— Ты опять.

— Скотина, — повторила Лика с ещё большей уверенностью и жаром.

— Хорошо, хорошо, пусть так. Я ведь не спорю. Буду скотиной. Просьба одна: пусть это останется между нами. С глазу на глаз можешь звать меня и так. Только с Сашкой помирись, она места себе не находит. И мать твоя переживает. Да и ты… наверное.

— Ты уже и про мать мою лучше меня знаешь.

— Не знаю. Но смотрит она на меня с укором, это печалит.

— Ты с ней встречался?

— Она сегодня с Митькой сидит, он затемпературил. Пироги печёт.

Анжелика выдохнула.

— Замечательно. Семейная идиллия. А мне он принёс бутылку вина и два поганых яблока!

— Во-первых, не два, а пять. А во-вторых, выбирал со всей своей обстоятельностью.

— Убирайся вон, а?

— Ты Сашке позвонишь?

— Ефимов…

— Позвонишь?

Лика воинственно сверкнула на него глазами.

— Позвоню!

— Вот и хорошо, вот и прекрасно, — проговорил он, поднимаясь. Анжелика сверлила его взглядом, и не терпелось сбежать от неё, но Толя заставил себя вернуться и посмотреть на бывшую возлюбленную уже без насмешки. — Лика, я, правда, надеюсь, что ты не будешь злиться на меня всю оставшуюся жизнь. И из-за нашего прошлого, и из-за Саши, потому что она всерьёз переживает. Я знаю, что вы, в конце концов, помиритесь, но нам с тобой надо научиться общаться. Ведь хорошее всё-таки было. Пусть и не так много. А я теперь никуда не денусь. Я теперь весь их. — Он рукой в дверной косяк упёрся, и даже выдохнул, надув щёки. Усмехнулся немного нервно. — Я ведь на самом деле её люблю. И мне теперь исправлять и исправлять то, что я наделал. Ты же сама говорила, помнишь: гад, уехал, бросил её с ребёнком. Только это, как оказалось, моя вина, а не того дылды Кашина. Поэтому, Лик, помоги мне. Или хотя бы не мешай. В память о прошлом. О том моменте, когда ты вошла в аудиторию, и я пропал. — Толя улыбнулся ей, а взглянул с мольбой. — Давай помнить об этом. Это ведь на самом деле был самый важный момент моей жизни.