– Перестань валять дурака. Ты ведешь себя как злой, испорченный мальчишка. Наказываешь меня своей холодностью? Хватит притворяться, будто ты больше не хочешь меня как женщину.

Он сел на постели, крепко сжал ее кисти, глядя ей прямо в глаза.

– Я не притворяюсь. Что бы ты ни говорила, что бы ни делала, этим ничего не изменишь. То дикое желание, которое возбуждало во мне твое тело, умерло. Теперь один твой вид меня отталкивает.

– Ах ты, подонок!

Она наотмашь ударила его по лицу. Хэма это повергло в настоящий шок. До этого он ни разу не видел ее разгневанной, ни разу не слышал, чтобы она на кого-нибудь кричала или ругалась.

Келли и сама себе удивилась. Она всегда осуждала отца за неконтролируемые взрывы эмоций. Она тут же пожалела о том, что не сдержалась.

– Прости меня, Хэм. Пусть даже ты это и заслужил.

Хэм натянул на себя простыню.

– И ты прости меня, Келли. Мне очень жаль…. Я не виню тебя в смерти отца. Это я, я сам на коленях умолял тебя в воскресенье прийти ко мне на сеновал. Вина за смерть отца лежит на моей совести.

Келли надела пеньюар, плотно запахнула его.

– Вся эта болтовня насчет вины и совести… меня от нее тошнит. «Совесть делает нас всех трусами…» Хэм, мне кажется, тебе доставляет удовольствие изображать из себя страдальца. Жил бы ты в средние века, наверное, целовал бы ноги римским центурионам, когда тебя бросали бы в клетку ко львам. Главная ваша беда – таких как ты – заключается в том, что вы слишком много думаете о том, что ждет вас в той жизни. Так много, что не успеваете толком пожить в этом мире. Если уж говорить о великом Господе Боге из Хорошей книги твоего отца… Если он действительно существует где-нибудь там, высоко, в бесконечном небе, то наши жизни на этой планете он уже давно отмерил. Он автор наших судеб. Так же как мой поэт с самого начала, с первого же росчерка пера знал, что произойдет с Гамлетом.

– Я не могу с этим согласиться.

– Тогда ты просто слеп. Твоему отцу все равно было не избежать смерти. Даже если бы он не ввел меня в ваш дом, в вашу жизнь в тот день, когда мы встретились на кладбище, на моем месте появилась бы какая-нибудь другая женщина. И ты бы загорелся к ней страстью, и произошла бы та же самая сцена на сеновале. Так было предопределено. Однажды в Древней Греции жил царь, которому оракул предсказал, что сын убьет его и женится на собственной матери. Стремясь предотвратить это, царь приказал отвести ребенка в горы и оставить там, на съедение диким зверям. Но мальчик остался в живых. Он вырос храбрым воином и могущественным предводителем. Однажды он встретился на поле битвы с собственным отцом – конечно, они не узнали друг друга, – и Эдип – так его звали – победил своего отца, убил его и захватил его царство вместе с царицей. Все, как и предсказал оракул. Когда Эдип узнал о том, что совершил, он в отчаянии ослепил себя. Это про тебя, Хэм. Ты убил отца, спал с его женой, а теперь еще и ослеп. Бедняга… Я иду спать.

Келли взяла свечу и пошла к выходу. У двери обернулась, взглянула на Хэма. Как определить те противоречивые чувства, которые она испытывала к нему? Конечно, она его не любит. И отца его никогда не любила. И своего отца тоже, кстати. Вообще Келли за всю свою жизнь еще ни разу не пришлось испытать то гипертрофированное чувство, которое поэты называли «любовь». В этом Хэм не ошибся. Их совместные плотские утехи не имели ничего общего с любовью, и сейчас Келли сожалела лишь о том, что его внезапная импотенция лишила ее этих удовольствий. В остальном же Хэм уже сослужил свою службу. Келли обхватила обеими руками тугой живот, ощутила шевеление. Новая жизнь…

В своей комнате, лежа в постели, Келли забыла Хэма. В голове у нее уже выстраивались планы на будущее. И не последнее место в этих планах занимал Карл Мейджорс. Сегодня днем его присутствие ощущалось в доме еще долго после его отъезда. Самоуверенный, развязный самец… мужчина до кончиков ногтей. Келли усмехнулась. Уж он-то не окажется несостоятельным в постели с женщиной, которая его хочет.


В воскресенье Карл Мейджорс приехал еще до полудня в своем огромном черном «мерсере». Стояли последние дни бабьего лета, больше напоминавшие июль, чем октябрь.

Карл помог Келли сесть в машину.

– Идеальный день для прогулки. Правда, на шоссе на большой скорости будет продувать. Если хотите, я подниму верх.

Келли рассмеялась.

– Нет-нет, пожалуйста, не надо. Я люблю ветер. Для меня он звучит как песня.

Полные губы под щеточкой усов изогнулись в усмешке.

– И какая же это песня?

– Разные. Их много. О жизни и любви, о счастье и горе, о боли, о ненависти, о смерти. Обо всем, что существует на этой земле.

– Хорошо, что у меня не такое богатое воображение. – Карл сел за руль, сделанный из слоновой кости. – Порой тяжело иметь дело с тем, что видишь и слышишь в реальной жизни. К чему мне ваши духи и феи?

– Ветер – это не дух и не фея. Это сила.

– Вы странное существо, Келли Найт.

Карл обернулся и взглянул на Хэма, который сгорбился на заднем сиденье в неловкой, напряженной позе и, по-видимому, чувствовал себя очень неуютно в костюме, рубашке с тугим воротничком и галстуке. Обычно он так одевался лишь по случаю свадеб или похорон.

– Что скажешь, Хэм? Ты когда-нибудь встречал такую женщину?

Келли тоже обернулась, чтобы видеть выражение лица Хэма, когда тот будет отвечать.

– Пожалуй, нет, сэр. – Он помолчал, глядя Келли прямо в глаза. – Правда, не могу сказать, что я ее хоть сколько-нибудь знаю.

Зеленые глаза насмешливо блестели. Келли перегнулась и похлопала Хэма по колену.

– Вы только послушайте! И это он говорит о своей мачехе! А ведь за последний год мы очень сблизились.

Карл покачал львиной головой.

– Мачеха… Готов поклясться, Хэм больше похож на вашего старшего брата.

Келли тихонько засмеялась, погладила Карла по колену.

– Вы льстец. Натаниэль не зря говорил, что вы дамский угодник.

– Досужие сплетни.

– Говорят, вы знали мою мать? – спросила Келли небрежным тоном.

Ее вопрос застиг Карла врасплох. Он даже рот открыл и несколько секунд молча смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Келли улыбалась своей лисьей улыбкой.

– В общем… по-моему… думаю, да.

– Думаете?.. Значит, она не произвела на вас впечатления? Румянец на лице у Карла вспыхнул еще ярче.

– Я просто не так выразился. Ваш отец у меня работал. Том Хилл, хороший был парень…

– Когда не пил, не дрался и не чувствовал жалость к самому себе, – беззаботно добавила Келли.

Карл в смущении кашлянул.

– Ну… все это уже в прошлом. Я просто хотел сказать, что почти не знал вашу мать.

Келли изучала его, слегка склонив голову набок.

– Как странно. Почти то же самое Хэм сказал обо мне… Она была хорошенькой?

Карл перевел взгляд на дорогу.

– Красивая женщина. Вообще они были красивой парой. По правде говоря, вы не похожи ни на отца, ни на мать.

– То есть вы хотите сказать, что я некрасивая? Наверное, считаете меня старой каргой.

Карл расхохотался.

– Ну уж вы и скажете, миссис! У вас просто дар искажать чужие слова.

А также мысли и чувства, говорило выражение лица Хэма.

– Вы очень привлекательная женщина, и сами это прекрасно знаете.

– Благодарю вас, сэр.

Она откинулась на сиденье, повернулась к окну, внимательно глядя на дорогу. Дорога Найтов… Три мили избитой, грязной тропы, с ямами и ухабами, и такой узкой, что два автомобиля вряд ли на ней разъедутся.

Машина попала в лужу с водой, более глубокую, чем показалось на первый взгляд. Пассажиры высоко подпрыгнули на сиденьях, потом резко, с размаху опустились вниз. Надежные пружины и мягкая кожа смягчили удар. Тем не менее Келли не на шутку испугалась. Сильно побледнела, прижала руки к животу.

Карл в тревоге обернулся к ней.

– Господи! Как глупо с моей стороны. С вами все в порядке, дорогая?

Келли сделала глубокий вдох.

– Да… наверное. Не волнуйтесь, я крепкая. Просто испугалась. – Она засмеялась, пытаясь снять напряжение.

Однако Хэм кое-что заметил в тот короткий момент, когда она потеряла контроль над собой. Она тоже может быть растерянной, испуганной, беззащитной! Такого он за ней до сих пор не замечал.

Оставшуюся часть дороги Найтов Карл вел машину на черепашьей скорости.

– Просто позор, что такая жалкая тропа носит имя Найтов, – заявила Келли, когда они, наконец, выехали на асфальтированное шоссе. – Хэм, мы должны с этим что-то сделать. Я поговорю с Уолтом Кэмпбеллом. Пусть наймет рабочих, чтобы привели дорогу в порядок.

– Я скажу вам, что надо сделать, – вмешался Карл. – Помните, в день своей свадьбы вы сами сказали, что лошади и повозки скоро уйдут в прошлое? И это верно. Дорогу Найтов надо заасфальтировать, и у Найтов должен быть свой автомобиль. Что скажете?

– Я скажу «да». А ты, Хэм?

С тех пор как Хэм в первый раз увидел черное сверкающее чудо Мейджорса, с медными фарами и красными спицами в колесах, он безуспешно пытался уговорить отца купить такой же автомобиль. Теперь же, как ни странно, он посчитал своим долгом занять позицию покойного отца.

– Не знаю. Мне кажется, нет большого смысла в том, чтобы строить дорогу всего в три мили для одной-единственной машины.

– Почему для одной? – Келли подняла глаза к яркому лазурному небу, широко раскинула руки. – Если построить мост через реку у Найтсвилла и асфальтированную дорогу до самого шоссе…

– Знаете что, – снова заговорил Карл, – я много думал об этом. И мой сын Брюс одобрительно к этому относится. Когда приедем домой, поговорим подробно.

– Домой? – поддразнила его Келли. – Я только что уехала из дома.

– Ну вот, вы опять. Переиначиваете все, что я ни скажу. Ну ладно, я действительно хочу, чтобы вы и Хэм считали Уитли своим вторым домом.

Келли резко повернулась к нему, в детском восторге всплеснула руками.

– Уитли?! У вашего поместья есть имя? Совсем как замок Эльсинор.

– Земля досталась моему отцу по наследству от его тестя, Тобиаса Уитли. Поэтому мы назвали поместье в его честь.

– Как чудесно! Может быть, и нам так же увековечить память твоего отца? – обратилась Келли к Хэму и с удовольствием увидела, что он сморщился, как от боли. Пожав плечами, она снова повернулась к Карлу. – Боюсь, Хэм не одобряет мою идею. Наверное, он и прав. «Найт» не слишком подходящее имя для дома. Да и потом, сколько я себя помню, его и так называли – «большой дом Найта». Впрочем, не важно. Мы вам благодарны за ваше великодушие, Карл. Уитли – наш второй дом… Как приятно!

В дорогу Келли убрала волосы в тугой пучок. Сейчас, когда они выехали на шоссе и набрали скорость, она вынула шпильки. Золотистые волосы рассыпались, летели, трепетали на ветру. Келли смеялась громким, заливистым смехом.

– Мне давно хотелось это сделать. В одном фильме, в Клинтоне, я видела, как девушка стояла на катере, и ее длинные волосы развевались на ветру. Я не думала, что у меня когда-нибудь будет возможность это попробовать: плыть на большом дорогом катере или ехать в таком чудесном автомобиле, как этот.

Карл не мог удержаться от смеха. Келли видела, что он все больше проникается к ней теплыми чувствами.

– Знаете что, Келли, составьте список всего того, что вам когда-либо очень хотелось, и мы попробуем это организовать.

– Я ведь и в самом деле это сделаю! Люблю, когда меня балуют.

Он накрыл ее ладонь своей рукой в перчатке.

– Вы родились для того, чтобы вас баловали, дорогая. Иногда приятнее делать так, чтобы сбывались чужие мечты, чем осуществлять свои собственные.

– Милый Карл…

Она сжала его руку и улыбнулась – только ему.

Главная улица Клинтона, ведущая к узкому мосту через реку, по которой воскресными днями двигался основной поток транспорта, была запружена телегами, повозками и автомобилями. Ревели клаксоны, водители кричали на прохожих и детей, не обращавших на них никакого внимания.

– Здесь с каждым днем становится все хуже, – заметил Карл. Келли тут же ухватилась за свою любимую тему:

– То же самое я не раз говорила Натаниэлю. Они могли бы ездить по нашему мосту, у Найтсвилла, минуя эту узкую улочку и избегая пробок. И были бы только рады за это заплатить.

– Да, в этом есть смысл. Наверное, стоит расширить Дорогу Найтов, когда будете приводить ее в порядок. На будущее.

Они начали двигаться через Гудзон на черепашьей скорости, сдерживаемые толпами пешеходов.

– И мост должен быть шире, – заметила Келли. – С тротуаром для пешеходов, чтобы машины могли двигаться на нормальной скорости.

– И уж конечно, не такой старый, – проговорил Карл сквозь стиснутые зубы: машина, дребезжа и подскакивая, ползла по разболтанным доскам моста.

Келли взглянула в окно.